− Я даже не заметил, во что одет. − Микель примирительно развёл руками, надеясь, что крик не привлечёт внимания. Только этого ему сегодня не хватало.

Хмыкнув, мать отвернулась к стене и, кипя от негодования, искоса поглядывала на Микеля.

− Послушай, − сказал он, − мне очень жаль. Я знаю, тебе не нравится то, чем я зарабатываю на жизнь. Я стараюсь не усложнять тебе жизнь. Но я просто хотел сделать что-то приятное.

− Не нравится то, чем ты?.. − прошипела она. − Дело не в том, что мне это не нравится, Микель. А в том, что ты черношляпник! Мой папа – твой дедушка[3]− был чистокровным пало. Твой отец погиб, сражаясь с кезанцами за нашу свободу. Что бы они подумали, увидев тебя в таком наряде? Ты не понимаешь, кем стал, Микель? Ты же бандит! Каждый день твоей работы на Линдет − это ещё один день, когда ты втаптываешь в грязь своё происхождение.

− Погоди. − Микель чувствовал, что тоже начинает закипать. − Это уже слишком. Я не бандит. Я никого не бью. Я обучаю, работаю посредником. Меня уважают за то, что я делаю.

− Это не уважение, если оно основано на страхе.

− Я о людях, с которыми работаю.

− А я говорю о людях, которых вы, черношляпники, топчете в пыли. Я же не дура. Я читаю газеты и слушаю сплетни. Даже Линдет не может пресечь все новости в этом городе. Знаешь ли ты, что всего через две улицы от моего дома черношляпники убили девушку за то, что она раздавала листовки? Листовки, Микель!

Микель оглянулся через плечо.

− Пожалуйста, мама, говори тише.

− Или что? Бросишь меня в застенки «Шляпного магазинчика»? Собственную мать? Я считаю Линдет настоящей стервой, и мне всё равно, кто это услышит. Она тиран, а вы, черношляпники, её громилы, а я не хочу, чтобы мой сын был связан с ними. Это что, слишком?

Она говорила всё громче, пока Микель не уверился, что её слышно на всю улицу.

− Я не... это не... мама, всё гораздо сложнее.

Мать сделала несколько глубоких вдохов, её челюсть дрожала. Он уже много лет не видел её такой взвинченной и решил, что это из-за убийства той девушки. Возможно, в мире Микеля это обычное дело, но его мать потрясло до глубины души.

− Ты хороший мальчик, − тихо сказала она. − Но каждый раз, когда я вижу тебя в этом наряде, я вспоминаю, во что ты ввязался.

− Мне жаль, − снова сказал он. − Это просто...

Вдруг мать подняла сумочку и, порывшись в ней, сунула что-то в лицо Микелю. Он рассеянно взял этот предмет, пытаясь закончить фразу, но когда рассмотрел брошюру, его сердце упало. На обложке были напечатаны теперь уже знакомые слова «Грехи империи».

− Где ты это взяла? − потребовал он.

− Вчера их раздавал один милый молодой человек. Ты должен прочитать это, Микель. Это та правда, которую ты должен услышать.

− Кто? − сердито спросил он. − Какой молодой человек?

Мать отступила на полшага, ошеломлённо уставившись на него, и вздёрнула подбородок.

− Так я тебе и сказала. Я пытаюсь тебе помочь, и ты должен хоть раз выслушать меня. Этот памфлет...

− Я знаю всё об этом памфлете. − Микель засунул его в карман и, подталкивая мать дальше в переулок, настойчиво прошептал: − Мама, нельзя, чтобы это видели у тебя. Как раз сейчас с этой самой штукой разбираются, и если её у тебя найдут, то могут…

− Что они могут? Бросить старуху в тюрьму?

− Они могут!

− Ну и пусть, − огрызнулась она. − Не принимай меня за старую бестолковую дуру. Мы с твоим отцом участвовали в протестах против кезанцев в Малой Старле. Во время войны я заряжала мушкеты для Тринадцатого. Я выдержу тюрьму.

− Тут всё не так, тут...

− Беспокоишься о своей карьере? − снова перебила она. − Беспокоишься, что старая мать разрушит твои шансы на продвижение?

− Да! − прошипел Микель.

− Вот и отлично! Я всё равно не хочу, чтобы ты получал повышение в этом проклятом гадючьем гнезде.

Микель раздражённо вздохнул и зашагал было к выходу из переулка, но вернулся. Эта ссора повторялась много раз и всегда кончалась одинаково. Он пытался заставить её молчать, она угрожала, что поставит крест на его карьере, потом он пару месяцев к ней не заглядывал, а она опять погружалась в свои книги.

− Мастер приходил? − тихо спросил он.

− Пф. Приходил. Я не хочу, чтобы ты ремонтировал мой дом на деньги черношляпников.

Микель замер, уставившись на неё.

− У тебя крыша протекала.

− Мне это не мешает.

− Вода погубит твои книги, − попытался он урезонить её.

− Я достану ещё.

− Ты слишком упряма, мама.

− Ну и пусть. Деньги черношляпников пропитаны кровью моего народа. Нашего народа.

− Мама, ты же только наполовину пало.

− И я горжусь этой половиной!

Микель расхаживал взад-вперёд, несколько раз мысленно начиная фразу и тут же останавливаясь, чтобы не выпалить чего-нибудь обидного. Наконец он достал из кармана «Грехи империи».

− Пожалуйста, мама, просто сделай мне одолжение и не прикасайся именно к этому памфлету. Если железные розы схватят тебя с ним, это никому не принесёт ничего хорошего.

Она снова хмыкнула − примерно на такой ответ он и рассчитывал. Микель открыл рот, но тут из-за угла выглянул продавец из книжного магазина.

− В чем дело?

− Ваши книги, сэр, − ответил тот и вручил аккуратно завёрнутый свёрток. Микель посмотрел на свёрток, а потом на мать.

− Это тебе, − спокойно сказал он.

Она взяла довольно увесистый свёрток, и по её лицу Микель понял: она сразу догадалась, что там. Интересно, когда в последний раз она могла позволить себе книги в кожаных переплётах? Она протянула их обратно.

− Я не возьму книги, купленные на деньги черношляпников.

Микелю захотелось встряхнуть её.

− Просто возьми их, мама.

− Нет!

Продавец слегка кашлянул, явно смущённый, и Микель повернулся к бедняге.

− Проследите, пожалуйста, чтобы она больше никогда не платила здесь за книги. Понятно? Я проверю, и если узнаю, что вы взяли с неё деньги хотя бы за один дешёвый роман, я сожгу ваш проклятый магазин дотла.

Продавец вытаращил глаза. Выходя из переулка, Микель услышал, что мать ахнула. Он бросил пакет с книгами в кожаных переплётах на стол и зашагал по улице, высматривая ближайший наёмный экипаж. Он прошёл два квартала, прежде чем нашёл кэб, и вскоре уже ехал к желанной тишине «Шляпного магазинчика».

− Она не понимает, − сердито сказал он себе.

− Ты же знал, что она не поймёт.

− Я всегда надеялся, что поймёт. Когда-нибудь.

− Ты дурак или оптимист?

− И то и другое.

Только проехав полпути, он успокоился и вспомнил, что оставил продукты для матери на столе в книжном магазине. Учитывая то, сколько она тратит на книги, это был бы весь её рацион на ближайшие дни. Он выругался про себя и чуть не крикнул кучеру, чтобы тот повернул назад.

Его остановила одна мысль.

Ей дали экземпляр «Грехов империи». Не неделю назад, а вчера. Железные розы должны были собрать большую часть тиража. Даже если той юной революционерке удалось спрятать несколько стопок брошюр, тот факт, что их по-прежнему распространяют, кое о чем говорит. О том, что их всё ещё печатают.

Но кто? И где?

Микель вылез из кэба у «Шляпного магазинчика», заплатил кучеру сверху, чтобы тот съездил за корзинкой хлеба и доставил её по адресу матери. Войдя внутрь, Микель увидел за столом в углу агента Варсима и похлопал его по плечу.

− Занят?

− Нет, сэр.

− Отлично. Мне нужно, чтобы ты составил список всех типографий в городе. Будь внимателен.

− Есть, сэр. Могу я спросить зачем?

− Есть у меня есть одна идея. Пока не придумаю ничего лучшего, хочу проверить все печатные станки отсюда до Редстоуна.

Глава 24

Спустя всего несколько коротких часов после ночного разговора с Олемом и Влорой Стайк завтракал кофе со льдом и куском роговика размером с большой палец. Он сидел в принадлежащем пало кафе в северо-западной части плато − чудесное место на краю обрыва с видом на реку Хэдшо. Всего пара шагов и перила отделяли их с Селиной от стопятидесятифутового отвесного склона, падающего к пологому подножию плато, которое ещё через пятьдесят футов переходило в пойму Хэдшо. На берегу реки стояли приземистые деревянные дома на глубоко вбитых в землю сваях.