На этот раз «случай» нас привел в гости к мистеру Эриху. У этого вуппертальского американца, который, если вы помните, совершил одну из грандиознейших торговых афер в долине, надув фирму господина Мюллера и прибрав денежки сэра Джонатана Грейва, сегодня большой праздник. Мистер Эрих отмечает совершеннолетие своего сына, и весь его дом разукрашен бумажными гирляндами и разноцветными фонариками. Двери всех комнат раскрыты, и через них протянулась длинная лента столов, у которых собрались все известнейшие и богатейшие люди Вупперталя. Рекой льется вино и пиво, а оркестр, доставленный из самого Мюнхена, непрерывно играет веселую мелодию песенки: «У маленького Гуго выросла борода…» Гости оживленно болтают, подымают тосты и глазами ищут «маленького Гуго», то есть сына мистера Эриха, чтобы принести ему свои поздравления. Но, увы, виновника торжества не оказывается за столом, и отец, озадаченный исчезновением сына, волей-неволей сам принимает поздравления. Уже целый час он, краснея от смущения и тревоги, безрезультатно его ищет. Мистер Эрих прежде всего человек порядка и все, что нарушает его нормальную жизнь, вызывает в нем гнев и в высшей степени неприятные мысли. Вот почему он встревожен и рассеян – из головы не выходит сын и его непочтительный поступок. «Куда запропастился этот тупоголовый осел?» – думает торговец и приказывает слугам незаметно пошарить под столами, чтобы отыскать его следы. Тем временем, зная крутой нрав своего супруга, миссис Эрих делает все возможное, чтобы успокоить его, нашептывая ему на ухо, что их Джек, их «маленький Гуго», совсем не плохой мальчик и сейчас наверняка где-нибудь поблизости, совсем рядом, быть может, в своей комнате или в комнате… О, ведь он уже мужчина! Тем не менее шепот миссис Эрих не подымает настроения хозяина, и он продолжает поиски своего бесследно исчезнувшего наследника, который очень хорошо знает, что комнату служанки можно посещать только вечером и когда отца нет дома. Гости замечают неловкое положение хозяина, и по столам ползет густой и липкий шепоток, заглушающий шум ножей и вилок.
А в это время «маленький Гуго», то есть мистер Джек, в самом деле находится поблизости, совсем рядом с гостями, не подозревая о скандале, вызванном его отсутствием. Он на верхнем этаже, в правом крыле дома, в бильярдной комнате, где собрались почти все приглашенные на праздник молодые люди. Сию минуту он наклонился над бильярдным столом и целится в белый шар, который должен покатиться по зеленому сукну и забить в лузу красный шар, заставив того, с другой стороны (а тот, с другой стороны, – это наш Фред), признать себя побежденным. Столпившись возле стола, молодежь с затаенным дыханием ожидает исхода поединка, ободренная удачной игрой молодого Эриха. Но последний удар Джека неточен, и белый шар, попусту прокатившись от борта к борту, остановился точно против кия Энгельса. Послышались недовольные голоса разочарованных болельщиков. Пропал последний шанс победы над господином Фридрихом-младшим. Мистер Джек уже восьмой игрок, который вынужден капитулировать перед этим элегантным чемпионом бильярда. И в самом деле, Фред великолепным ударом заканчивает игру, послав в лузы два разноцветных шара. Джек бросил полированный кий на стол и злобно прошипел:
– Вы невозможны, Фридрих! Когда, наконец, мы увидим вас побежденным?..
– Когда перестанете играть со злобой, дорогой Джек, – невозмутимо ответил Фред. – Бильярд – это все-таки игра, а не сражение. Честолюбие парализует ваши руки. Все вы играете со мной, как со своим врагом. Вы стремитесь побить меня, чтобы унизить. А этого я вам никогда не позволю…
– А вы что же, господин, хотите, чтобы мы вас за приятеля принимали? – грубо возразил один из компании.
– Вы непрерывно ставите нас в неловкое положение. Вы вчера опять танцевали с работницами Рауэнталя и пренебрегли приглашением фрейлейн Петтерссон посетить ее бал. Разве это не отдаляет вас от нашего круга!
Энгельс понял, что сражение неизбежно, и с вызовом проговорил:
– В отличие от вас, нелюбезный Якоб, я только танцую с бедными девушками, в то время как вы щупаете их и тащите в кусты. Для вас они не более чем подопытные животные, на которых вы проверяете свои мужские качества, в то время как для меня они такие же девушки, как и все другие…
Какой-то прыщавый пузан прервал Фреда:
– Подождите, подождите, господин Фридрих, неужели вы хотите, чтобы мы целовали руки этим… и водили их в свои спальни?
Фред с презрением посмотрел на прыщавого, поднял руку, чтобы прекратить непристойный смех.
– Видите ли, господин толстяк, – с издевкой сказал он, – прежде чем говорить о женщинах, вы должны сбросить свое сало. Разве вы не видели себя в зеркале?
Удар молниеносно ошеломляющий, и в бильярдной воцарилась гробовая тишина. Все повернулись к толстяку, словно видят его в первый раз, а он, мгновенно вспотев и густо покраснев, едва смог промямлить:
– Это неслыханно, господа! Это оскорбление… Я подам в суд на этого господина, да, да… в суд…
Ответ Энгельса следует сразу же:
– Делайте что хотите, господа… Но если я предстану перед судом, вы лишитесь доброго имени в обществе. И не только вы… Там я расскажу о «подвигах» вашей веселой компании, которая добивается успеха либо большими деньгами, либо грубыми угрозами и запугиваниями. И если бедные девушки позволяют вам что-нибудь, так это не из-за ваших достоинств, а ради все того же куска хлеба. Разве вы можете сравниться с их ребятами? Каждый из них без труда одной рукой одолеет любого из вас. Попробуйте мускулы друг у друга, и вы убедитесь, что я прав. Один тур обыкновенного вальса утомляет вас… Да что там говорить…
Гневные слова Фреда хлещут молодых господ. И они посматривают друг на друга, обескураженные и разъяренные. Злоба иссушила их уста, перехватила глотки, и они готовы наброситься на своего обличителя, выколоть ему глаза, разорвать на куски. Наконец Энгельса прервал мистер Джек, первым овладевший собой.
– Меня удивляет ваша грубость, Фридрих! – сказал он. – Вы забываете, что находитесь в моем доме, и обижаете моих гостей…
– Прошу меня извинить, мистер, – и Фред чуть-чуть наклонил голову, – но вы видели, что меня вызвали на это.
Все задвигались, кто-то громко крикнул:
– Что с ним церемониться! Да он не из наших…
Бильярдная наполнилась глухим ропотом, ругательствами, визгливыми угрозами. Энгельс, переждав гам, ледяным тоном, сквозь зубы проговорил:
– Никогда не обольщался мыслью быть «вашим», господа. Я действительно овца не вашего стада…
Нелюбезный Якоб презрительно усмехнулся:
– В Париже уже был один граф, который отказался от богатства, титула и вел борьбу против своих…
– Да, был, господин Якоб! Его имя – Анри Сен-Симон. Возможно, моя судьба будет схожей с его…
Мистер Джек развел руками и сделал шаг к Фреду:
– Но, дорогой Энгельс, зачем вы взваливаете на себя такую тяжелую ношу? Что вам мешает чувствовать себя «нашим», какой вы в конце концов и есть? Разве ваш отец не дружит с нашими отцами?.. Разве вам недостает уважения или вы беспокоитесь за свое будущее?..
Фридрих поднял голову и медленно обвел всех взглядом. Лица давно знакомые и хорошо известные. Он знает, что начатый разговор почти бесполезен. Вряд ли эти маменькины сынки, эти завтрашние дельцы способны понять его порывы! И все-таки он чувствует, что должен высказаться, обязан ответить, разъяснить им наконец со всей прямотой, что отделяет его от них.
– Как вам объяснить, господа, – голос его резко раздавался в тишине, – вопрос этот большой и сложный. Мне понятны ваше недоумение и ваша ярость. Во мне вы видите вероотступника, человека, который не дорожит своим происхождением. Я сознаю, что являюсь плохим сыном и еще более плохим вашим приятелем. Но что поделать, не могу быть другим… Еще в детстве я возненавидел профессию и дела отца. А это ведь дела и ваших отцов. В отличие от меня, вам нравятся их занятия, и вы готовитесь их продолжить. В этом ваше предназначение, и оно вполне устраивает вас и, более того, делает счастливыми. Со мной все обстоит иначе. Я совсем не хочу стать фабрикантом, торговцем или даже комиссионером. Моя жизнь в книгах. Некоторые из вас бывали в нашем доме и видели их. Я стремлюсь к совершенствованию духа, к постижению красоты великих мыслей и глубоких чувств. Без сомнения, это будет нелегким делом. Надо много учиться, читать, чтобы что-то познать. И должен вам признаться, я занимаюсь почти непрерывно, сутками напролет. Вы считаете литературу несерьезным делом, потерей времени. Для меня же, наоборот, она источник мудрости и совершенства. Мне становится скучно, когда я слушаю ваши разговоры о сделках, лошадях и собаках. А вы переминаетесь с ноги на ногу и ковыряете в носу, если я пытаюсь ввести вас в мир поэтических видений. И тут нет ничего удивительного, господа. Просто мы разные люди. Хотя мы имеем одинаковое происхождение, нас разделяет глубокая пропасть. Разве так уж важно, где ты родился и кто дал тебе имя? Нет, важнее другое – о чем ты думаешь, что волнует тебя и для чего ты живешь. Кто сказал, что происхождение обязательно определяет призвание и духовную жизнь человека?! Разве пример с упоминавшимся уже здесь графом Сен-Симоном не говорит об обратном? Титулы не всемогущи, они не всегда в состоянии сковать мысль, изменить природу. Так что пусть мое имя и мое происхождение не вводят вас в заблуждение… Ваша жизненная задача неизмеримо легче, господа. Вы должны идти по стопам отцов, продолжать их дела и повторить их роли. Моя – намного сложнее и дьявольски трудная. Я должен не только отойти от отца, но и проложить в жизни свою тропу. Это как раз то, что и разделяет меня с вами, превращает в вашего недруга и антипода…
