Внутри конструкции размером примерно полтора на полтора метра стояло заднее сидение из какой-то советской машины, гордо именуемое диваном. Этот убогий «архитектурный ансамбль» был создан молодыми «архитекторами» в конце девяностых годов на пустыре за гаражами. Это был первый опыт строительства и в целом подходил для неприхотливых нужд подростковой компании.

Для обитателей неказистого самостроя это было поистине уютное пристанище. Там можно было укрыться от непогоды и от любопытных глаз. Что нужно 12–14-летним пацанам и девчонкам? Свобода и независимость! Именно этого ищет молодая душа, преследуемая постоянным контролем взрослых. Анекдоты, сигареты, карты, игра в бутылочку, разговоры по душам, зачатки отношений с противоположным полом – вот неполный перечень мероприятий, который умещался в узком пространстве так называемого шалаша.

Диван считался козырным местом. На нём в обнимку сидели влюблённые или те, кто первый успел занять мягкое место. Остальные сидели рядом на корточках. Незамысловатая постройка и пустырь за гаражами практически исключали ненужное внимание извне. Изредка в этом непримечательном месте проскакивали местные наркоманы или редкие заблудившиеся прохожие. А так в безлюдное загаражье никто особо не заходил, поэтому для полудикой молодости место было благодатное.

Шалаш просуществовал недолго. Около четырёх-пяти месяцев. Полное лето и часть осени. С началом заморозков молодёжь перебралась в подъезды и неказистый «архитектурный ансамбль» был заброшен. Когда по улицам потекли ручьи, а деревья распустили почки, компания вернулась к своему рукотворному творению, но обнаружила печальную картину. На стенах и крыше шалаша виднелись засохшие фекалии, а внутри, у дивана, разлагались мёртвые щенки. Остаётся только догадываться, кому помешал неприметный самострой и чья больная фантазия решила выкурить «тусовку» таким неординарным способом. Но с этого момента шалаш стал непригоден для привычных посиделок.

Той же весной началось строительство нового убежища на другом конце загаражного пустыря. К сооружению второго шалаша подростки подошли уже более ответственно. Если первый вариант был небрежно слеплен из подручного материала без ума и фантазии, то второй сооружался уже по всем канонам строительного дела.

Во-первых, место теперь было выбрано ещё менее заметное на и так заброшенном пустыре. Спрятанное между плотной стеной гаражей и густыми зарослями некогда садовых деревьев, оно стало ещё более стратегически верным, нежели до этого.

Во-вторых, новое «архитектурное творение» строилось не абы из чего, а исключительно из досок. Доски добывались повсюду: некоторые были найдены на пустыре, некоторые притащены из домов «строителей», а некоторые были оторваны от чужих заборов. В землю были вкопаны столбы, к ним прибивались доски. Всё по «фэншую».

В-третьих, строительство шло с использованием настоящих инструментов. Кто-то вынес гвозди, кто-то молоток, кто-то пилу, а кто-то лопату. Прогресс налицо.

Через несколько дней упорного труда новое сооружение было готово. Назвать его шалашом уже не поворачивался язык, так как строение, теперь уже примерно два с половиной на два метра и около метра в высоту, больше напоминало сарай. Но, по привычке, его также называли шалашом.

В более крепком и просторном варианте с самодельной лавкой вдоль стены снова возобновились тусовки. После зимних подъездных гонений заиметь свое личное пространство было высшим благом.

Компания ширилась, обитателей стало больше. Слух о существовании уютного самостроя быстро дошёл до старших. Они начали частенько наведываться в халявное заведение и устанавливать свои порядки. В новом загаражном клубе появился алкоголь. Теперь к азартным играм, курению и зачаткам отношений добавились попойки. Пиво и модный в те времена сидр стали сопровождать молодое крыло всё лето напролёт.

Шалаш номер два дожил до следующей весны. Когда время близилось к лету и попойки возобновились, старшие в состоянии крепкого подпития разломали этот «венец творения» потехи ради. Гордость подростков превратилась в кучу переломанных досок с торчащими повсюду гвоздями.

Тут бы опустить руки и пасть духом, но «юные архитекторы» превозмогли уныние и явили на свет творение номер три. К началу лета, уже ни от кого не скрывая (всё равно ведь узнают), на самом видном месте пустыря был возведён модернизированный двухкомнатный шалаш. Теперь он был примерно три метра в длину, два в ширину и полтора в высоту. Одна комната была для совместных посиделок, другая предусматривала возможность уединения для влюбленных. Подростки ведь росли и в физическом плане, и в плане полового созревания.

К моменту постройки третьего шалаша компания расширилась ещё больше. Девчонки стали приводить подруг, пацаны ширили знакомства. Старшие, как и предполагалось, быстро пронюхали про новое халявное пристанище и коршунами слетелись туда. Новый двухкомнатный сарай, по привычке называемый шалашом, мог вместить в себя две компании. Если внутри не хватало места, можно было приземлиться рядом на сваленном дереве, которое в народе именовалось «бревно».

Тусовки стали грандиознее и масштабнее. Молодёжь со всей округи стягивалась к набирающему популярность самодельному сооружению. Однажды кто-то принёс старый однокассетный магнитофон, и с тех пор заиграла музыка. «Дискотека» на открытом воздухе продолжалась обычно до тех пор, пока не сядет батарейка. В смысле у магнитофона. У участников тусовок энергии было через край.

Стили музыки вообще не имели значения. Играло всё. «Руки вверх», «Иванушки», Scooter, Prodigy, «Сектор газа», «Кино», шансон, какие-то армейские песни, рэп, металл. Беспечными летними вечерами рядом с шалашом горел костёр. На нём жарились хлеб и сосиски, насаженные на тонкие веточки. На крыше грандиозного по меркам молодёжи шалаша ревел мафон. По периметру заросшего растительностью пустыря неумело дрыгались юные организмы, от души веселясь и скрашивая суровые дни конца девяностых. Из их уст выходил сквашенный запах алкоголя и табака.

Их маленький мир был полон беспечности, в то время как вокруг царили разруха, безработица и разгул преступности. Но молодость есть молодость. Она бьёт ключом во все времена и при любых режимах. Вокруг, кроме домов, гаражей, завода и самодельного футбольного поля, не было ничего. Ни клубов, ни кафе, ни торговых центров, ни каких-либо досуговых мероприятий. Всё делалось и организовывалось самостоятельно из того скудного арсенала, которым обладала молодёжь в силу возраста и места жительства. Всё было примитивно, просто и без намёка на пафос. Зато всё было по-настоящему и от души. Это была настоящая свобода!

С приходом осени посещаемость шалаша резко снизилась. Все начали учиться. Кто-то ещё в школах, кто-то уже в «технарях». Однажды группа прогуливающих школу участников тусовок пришла в шалаш и обнаружила, что в бесхозном деревянном двухкомнатном сооружении поселился бомж. Старый, смердящий, в рваном тряпье, он громко сопел на самодельной лавке.

На резонный вопрос прогульщиков: «Чего тут делаешь, ёпт?» бомж извинился и быстро ретировался с местности. Но спустя какое-то время вернулся. И не один, а с целой бригадой пьяных, вонючих и беспардонных бродяг. Их смердящим запахом пропитался не только «грандиозный» самострой, но и всё в радиусе нескольких метров вокруг.

Третий районный «архитектурный ансамбль» снова сломали старшие. На этот раз с пояснением: «нефиг тут плодить бомжей». Бомжи, лишившиеся жилья, ушли. Переломанные доски сгорели в кострах. Так закончилась недолгая эпопея строения номер три.

Было ещё несколько попыток построить что-то уже не на пустыре за гаражами, а в других укромных уголках района. Но либо потухал настрой, либо строительство обрывали местные жители, которые обещали вызвать милицию. Подобного «соседства» не желал никто.

Последнее сооружение, именуемое «сарай», возвели уже старшаки возле футбольного поля в парке. Место также стало популярным, но ненадолго. Помимо попоек и посиделок с девчонками, в «сарае» стали совершаться процедуры «ядоукалывания». Местные наркоманы оккупировали строение со скоростью ветра. Постройку старших сломал пьяный дядя Паша Тамбовцев с пояснением: «чтоб не кололись тут».