Алексей Михайлович решил, что ходить вокруг да около с данным господином не стоит, его, похоже, интересует лишь он сам и никто более:

- Госпожа Васильева умерла.

Евгений Макарович подхватил рюмочку с коньяком недрогнувшей рукой, пригубил янтарного цвета напиток и деланно удивился:

- Что ж так? Дарья Васильевна на здоровье никогда не жаловалась.

«Угу, вот только не надо мне тут святую наивность изображать, - хмыкнул следователь, стараясь заметить в поведении господина Рябинина хоть малейший признак беспокойства или тревоги, - я прекрасно знаю, с какой скоростью разносятся дурные новости в городе, особенно провинциальном».

- Евгений Макарович, когда Вы видели госпожу Васильеву последний раз? – Корсаров прекрасно понимал, что бесполезно ждать чистосердечного признания с потоком покаянных слёз, но хоть капля-то сожаления могла бы промелькнуть! Как-никак, речь идёт не о неизвестном человеке, а о любовнице!

Рябинин качнул рюмочкой, принахмурился, медленно сделал глоток:

- Точно не помню, кажется… Да, точно, четыре дня назад, на маскараде у Пряникова. Мы тогда с Дарьей Васильевной знатно разыграли этого спесивого купчишку и его бестолкового сыночка, - Евгений Макарович хохотнул, - представляете, они едва ли не стрелялись друг с другом. Нет, Вы только представьте: сын готов был вызвать родного отца из-за замужней дамы, да ещё и не скрывающей своей любовной связи с другим!

- Вы находите это забавным? – Алексей Михайлович сдержался и даже мягкость тона сохранил, мысленно медленно надевая циничному Рябинину рюмку на голову.

Евгений Макарович неподдельно удивился:

- А Вы не считаете, что это смешно? Пряников такой зануда, вечно что-то там вещал по поводу оскудения нравов, распущенности общества, кое неизбежно приведёт к краху империи, а то и концу света. Зануда, одним словом, - Рябинин небрежно махнул рукой. – Представляете, он как-то дерзнул даже нас с Дарьей Васильевной осудить! Меня назвал пустым человеком и прожигателем жизни, а её продажной женщиной, которую нужно изгнать из приличного общества! Каков нахал!

Корсаров прикусил губу, чтобы не ляпнуть, что он целиком и полностью поддерживает купца, прекрасно понимая, что после столь неосторожного высказывания ему укажут на дверь, а потом непременно отомстят, причём ударом в спину. И не факт, что ударят именно по нему, могут попытаться навредить Лизе или Софье Витольдовне, в доме которой остановился следователь. От подлеца и негодяя, каким оказался господин Рябинин, можно всего ожидать.

- Не понимаю, отчего Вы так разнервничались, - Алексей Михайлович пожал плечами, всем своим видом демонстрируя полную безмятежность, - стоит ли придавать значение пустым словам? Они лишь ветер, миг, и их уже нет.

- Если бы, дорогой мой, если бы, - Евгений Макарович возмущённо взмахнул руками, едва не выронив рюмку, - я в ту пору за девонькой одной ухаживал, миленькая такая, родственница Софьи Витольдовны.

Алексей внутренне насторожился, внешне сохраняя скучающую невозмутимость.

- Да Вы её видели, душечка такая, Катериной зовут.

Корсаров чуть слышно облегчённо выдохнул и разжал ноющие от напряжения пальцы, которыми и сам не заметил как вцепился в край подоконника.

- Девица отнеслась ко мне благосклонно, по секрету сказала, что у Софьи Витольдовны в любимицах, а потому может рассчитывать на богатое приданое, - продолжал изливать душу следователю господин Рябинин, - я, естественно, напор усилил, согласитесь, глупо же упускать богатую наследницу!

- И при чём здесь купец Пряников? – от циничного самовлюблённого мерзавца следователя начало в прямом смысле слова подташнивать.

Евгений Макарович зло раздул ноздри, бешено сверкнул глазами:

- Этот мерзкий старик взял и брякнул Софье Витольдовне, чтобы она лучше за родственницей приглядывала. Потом ещё и про Дарью Васильевну нелицеприятно отозвался. Абрамова – дама крутого нрава, да Вы уже, поди, знаете и сами, рассусоливать не стала, в тот же миг отказала мне от дома. Ещё и пригрозила, что если я с Катериной встречаться стану, а она узнает, даже подумает о том, то прикажет слугам меня в выгребной яме, где мне самое место, притопить! Гадина старая, никак не сдохнет!

Рюмка улетела в угол и со звоном разлетелась на куски, Рябинин вытер бледное от злобы потное лицо и криво усмехнулся:

- Ну да ничего, мы с Дарьей Васильевной купцу Пряникову за привет да ласку знатно отплатили, до-о-олго помнить будет.

- И что же Вы сделали? – выдержка следователя начинала давать сбой, в голосе проскользнули рычащие нотки.

Евгений Макарович вынул чистую рюмку, плеснул в неё коньяка, залпом осушил и покосился на Корсарова:

- Что-то Вы захрипели, никак простуду подхватили? Скажу я Вам, сия гадость никаких чинов и званий не признаёт, вот помню…

- Вы лучше про купца Пряникова расскажите, - невежливо перебил хозяина дома Алексей Михайлович, которого совсем не радовала перспектива выслушивать воспоминания Рябинина.

- А что про него рассказывать, он человек пропащий. От такого позора ему вовек не отмыться, мда-с. Как бы вообще уезжать не пришлось и это на старости-то лет, да без сыновней поддержки! А даст бог, так старик и вовсе помрёт, а сыночек себе пулю в лоб пустит али на Кавказ какой-нибудь уедет, где и сгинет. Как говорится, мелочь, а приятно.

- И всё-таки, я настаиваю, - рыкнул следователь, для острастки приподнимаясь и буравя Евгения Макаровича тяжёлым взглядом, словно мерки для гроба снимал.

- Да ладно-ладно, что Вы так нервничаете?! – испугался Рябинин, отшатываясь и едва не роняя рюмку. – Всё расскажу, что уж Вы так нетерпеливы?! С Дарьей Васильевной мы уж давно знакомы, почитай, несколько лет, кхм, скажем так, общаемся. Привороты её на меня, в отличие от других дурачков, не действуют, гордости своей и разума я в её присутствии никогда не теряю.

«Было бы что терять», - хмыкнул Алексей.

- Она, конечно, сначала пыталась меня опоить да на деньги развести, но, шалишь, со мной такие фокусы не проходят, - Евгений Макарович погрозил пальцем, самодовольно усмехаясь, - перину-то я с ней взбил, не стал себе в удовольствии отказывать, а как она о деньгах заговорила, в лицо ей расхохотался и сказал, что это не я ей, а она мне доплачивать должна за доставленное удовольствие. Вот с той поры мы с Дарьей вместе и стали проказничать: я ей богатых полюбовников находил, коли нужно было, опаивать-околдовывать помогал, а она мне постель холостяцкую грела да денежки несла. Один раз, правда, когда со столицы князь какой-то приехал, Дашенька от меня уйти вздумала, заявила, что в столицу уедет, с мужем разведётся и за князя замуж выйдет, потому как любит он её без памяти. Любит, ха! Да кому она без своих приворотов нужна, кошка облезлая! – Рябинин желчно хохотнул, опять наливая коньяку и делая большой глоток. – Я, конечно, до споров с дурой бабой опускаться не стал, начертал гостю столичному послание с приглашением в гости, якобы на ужин с сюрпризом, Дарье тоже написал, что, мол, хочу её в знак нашего примирения и прощания на ужин пригласить, а сам в трактире самых завалящих забулдыг собрал и к себе привёл. Дашенька приехала, а куда бы она, касаточка, от меня делась бы, я её винцом угостил с дурман-травой да завсегдатаям трактирным на потеху и отдал. А тут как раз и князь пожаловал. Я его в комнатку проводил, есть у меня такая, там вместо стены окно большое, вроде французского, сделано, шторку отдёрнул, да и показал, как его прелестная нимфа с пропойцами первостатейными забавляется. Со щёголя столичного весь приворот пеплом осыпался, князёк шляпу подхватил, в экипаж вскочил и на вокзал. С той поры в наших краях даже кончика носа не казал.

- И Дарья Васильевна простила подобное? – процедил Алексей Михайлович, опять вцепляясь в подоконник, чтобы не свернуть шею стоящему напротив мерзавцу.

- А куда она денется, - сально усмехнулся Евгений Макарович, - я же тоже не так прост, ещё до того занятного вечера купил у Алеси, ведьмы лесной, приворотец один. Специально выбрал посильнее да позлее, чтобы красоточка моя в прямом смысле слова дышать без меня не могла, да Дарье, пока она после любовных своих подвигов отлёживалась, и влил прямо в ротик. Конечно, Дарья Васильевна, когда очнулась, скандалец мне учинила, даже пощёчину отвесила, я увернуться не успел, громогласно заявила, чтобы я и близко к ней не приближался, и из дома убежала, только я не шибко сим финтом опечалился. Знал, что суток не пройдёт, как приползёт ко мне моя милашка, ей же приворот в разлуке со мной грудь словно обручем стальным стягивает, дышать не даёт, и чем дольше разлука, тем сильнее действие. Так что, покобенилась Дашенька, а потом всё одно ко мне вернулась, и зажили мы лучше прежнего.