- Я бы понял, если бы она одному военному другого предпочла, оно и понятно, дело молодое, а верность девичья, что лёд синий, слепо полагаться глупо, всё одно со временем трещину даст, особливо, ежели надавить посильнее.

Фёдор Иванович хохотнул, довольный сравнением, я тоже согласно покивал, прикидывая пути отступления, потому как спать хотелось всё сильнее.

- Только она, бесстыдница, с мужем сестрицы своей амур закрутила, каково, а?!

- Что? – я вздрогнул и посмотрел на господина Колокольцева, пытаясь определить: является ли сказанное им обычным пьяным бредом или всё же несёт в себе крупицы истины. В двадцать первом веке представление о чести семьи – понятие весьма абстрактное, но хотелось бы верить, что до сексуальной революции шестидесятых годов, поставившей всё с ног на голову, измены с родственниками всё-таки не приветствовались.

Господин Колокольцев, хоть и стоял, покачиваясь, смотрел твёрдо и почти трезво:

- Что, не ожидали? Сестрица-то Софьина, упокой господь её душу грешную, и вполовину такой красивой не была, молью серой на фоне бабочки беляночки выглядела, а нравом до того скучна, что просто тьфу, - мужчина скривился, гадливо передёрнул плечами и сплюнул, точно лимон зелёный проглотил. – Всю жизнь, почитай, провела между молельней да кроватью, грелками обложенная, а муж её, Андрей Прокофьевич, мужчина хоть и не военный, а духом и плотью сильный, ему женщина каждый день нужна была, а то и не по одному разу. Ну, Вы понимаете, о чём я.

Я коротко кивнул, вспомнив все тихие семейные трагедии, невольным свидетелем которых приходилось быть за годы работы следователем:

- Значит между Софьей Витольдовной и Андреем Прокофьевичем был роман?

Фёдор Иванович понурился, осел, словно сугроб под жаркими лучами солнца, прохрипел чуть слышно:

- Да, был. Я-то на ту пору на Кавказе служил, за Отечество кровь проливал, а тем временем этот… - господин Колокольцев так стиснул кулаки, что даже костяшки пальцев побелели, - потаскун тонкокостный мою Софьюшку совратил.

Я вспомнил решительный и властный нрав госпожи Абрамовой и недоверчиво кашлянул. Вот хоть режьте, хоть ешьте, а не похожа сия особа на наивную девицу, которую можно обмануть и обольстить!

- Да, совратил, - приглушённо рыкнул Фёдор Иванович, - он же чистый дьявол был, мог и праведника во грех ввести речами своими сладкими! А Софья она хоть и умна, да всё же девка, поверила речам приторным, серенадам томным, комплиментам медоточивым. Может, он у неё ещё и жалость пробудил, мол, бедный-несчастный, женился по воле отца строгого, согласия никто и не спрашивал, в случае отказа отречением от семьи пригрозили и всё в таком духе. Ну, Вы меня понимаете, бывало, чай, и сами так девкам головы кружили.

Я отчеканил, словно воинскую присягу:

- Никогда. Жалость унижает.

Господин Колокольцев посопел, недоверчиво глядя на меня, плечами повёл:

- Ну, Вам виднее. Андрей же Прокофьевич, сладострастник окаянный, никакими способами не брезговал, чтобы девицы понравившейся добиться. И Софьюшка моя не устояла, эх… - мужчина горестно махнул рукой, зашептал лихорадочно, блестя глазами и даже глотая слова:

- Да я бы простил любушку мою, принял бы, женой бы назвал, только она же сама не захотела замуж за меня идти. Этот бес проклятый, чтоб ему в аду до Страшного суда гореть, привязал к себе Софью крепче цепи булатной, она же его, ирода, и по сю пору любит, потому и замуж ни за кого не пошла, хоть и звали, и зовут по-прежнему. Для Софьюшки моей теперь один свет в окошке: дочка от этого блудодея окаянного.

Я вздрогнул, удивлённо воззрился на Фёдора Ивановича:

- Какая дочка? У Софьи Витольдовны детей нет.

Господин Колокольцев хрипло рассмеялся:

- Нет, как же, а то я не знаю! Это у сестрицы её детей никогда не было, потому как хворая она была, трижды скидывала, на четвёртый раз вообще чуть кровью не изошла, доктор сказал, что следующий раз последним будет, не переживёт, мол. Андрей-то от таких вестей только крылья расправил, он и раньше не шибко часто в жёнину спальню наведывался, а тут и вовсе позабыл, что женат.

Я нахмурился, чувствуя себя крокодилом, пытающимся переварить кирпич. Итак, если верить Фёдору Ивановичу, а какой ему резон врать, сестра Софьи Витольдовны детей иметь не могла, у самой же госпожи Абрамовой был роман с отцом Лизы, Андреем Прокофьевичем. Значит, можно предположить, что Софья Витольдовна от невенчанного мужа родила дочку и отдала сестре на воспитание, а после смерти любовника и его супруги опять вернула Елизавету себе. Официально Елизавета Андреевна является племянницей госпоже Абрамовой, но фактически она её дочь. Санта-Барбара какая-то, честное слово!

- Елизавета Андреевна – дочь Софьи Витольдовны? – предположение было бредовым, но стоило его произнести вслух, как вся невероятность испарилась, оставив сухие факты, спорить с которыми было просто глупо.

Господин Колокольцев опять хохотнул, уважительно качнул головой:

- А Вы, Вашество, человек толковый, быстро всё сложили и к правильным выводам пришли. Только, тс-с-с, никому ни слова, сия тайна не моя, а Софьина, и хранить я её буду до гробовой доски. Коли вздумаете языком попусту молоть, я всё отрицать стану, а доказательств Вам вовек не сыскать, я лично Софьюшке помогал следы заметать, так-то!

- Не волнуйтесь, Фёдор Иванович, у меня и в мыслях не было никому ничего рассказывать, - такая воистину рыцарская верность заслуживала уважения, я крепко пожал мужчине руку. – Я умею хранить секреты.

Болтливый разведчик – это нонсенс, а как правильно заметил Сашка: «Бывших солдат, как и прошедших войн, не бывает». Господин Колокольцев смущённо крякнул, руку неловко высвободил и пошёл прочь, время от времени приваливаясь к стене, дабы устоять на ногах. Я провожал его взглядом, досадуя, что госпожа Абрамова не желает разглядеть настоящего мужчину рядом с собой, предпочитая упрямо цепляться за призрака из прошлого и отказывая себе в возможности наслаждаться жизнью. Невольно мелькнуло царапающее: «А сам-то чем лучше? Лизу сначала поцеловал страстно, потом оттолкнул, словно собаку бродячую». Нет-нет, у меня совсем другая история! У Елизаветы Андреевны есть жених… Которого она совсем не любит… Чепуха! Любит, о чём непрестанно говорит. Я с силой сжал ладонями виски, но неугомонный внутренний голос всё равно пробурчал: «В любви, как в политике, слова нужны для обмана других и себя. Настоящие чувства о себе не кричат». Вот же дьявол! Я шарахнул себя кулаком по бедру, зашипел от боли и вихрем бросился в комнату в глупой детской попытке скрыться от самого себя и тех перемен, которые надвигались на меня с неукротимостью морских волн.

Алексей влетел в свою комнату, в самый последний момент придержав дверь, чтобы не грохнуть ей со всей силы, всё-таки ночь на дворе, люди спят, а если нет, то тем более не стоит привлекать чужое внимание. Корсаров всегда считал себя человеком сдержанным, но сейчас сам себе напоминал вулкан, готовый затопить всё вокруг убийственной лавой. Жизнь, всегда такая размеренная и даже предсказуемая, в очередной раз, словно дорвавшийся до полётов курсант, заложила лихой вираж, обратив в прах все планы, наплевав на желания и смешав в убийственный коктейль мысли и чувства.

- Чёрт знает что, - прошипел Алексей, рухнув на кровать лицом в подушку и с силой долбанув кулаком по одеялу.

Что-то подозрительно хрустнуло, Корсаров быстро сел, с кривой усмешкой посмотрел на попавшие под горячую и тяжёлую руку обломки и попытался определить, что это было. Кажется, гребень. Следователь недоверчиво хмыкнул, взял один костяной обломок, повертел в руке. Ну да, точно, гребень, причём, судя по изящности узора, красивый и дорогой.

- А какого… - Алексей машинально прикусил губу, удерживая так и рвущиеся наружу колоритные эпитеты глубоко нецензурного содержания, привычка, укоренившаяся со школьных лет и не исчезнувшая за годы службы и работы, - откуда он взялся?