Литмир - Электронная Библиотека

Как сочетались в сознании одного человека языческие и христианские представления? Трудный вопрос. Но вот что рассказывает «Хеймскрингла» об обращении в новую религию исландского скальда Халльфреда. Он однажды повстречался в Норвегии с конунгом Олафом Трюггвасоном, и тот предложил ему креститься и вступить в его дружину. Халльфред выразил готовность так сделать при условии, что крестным отцом будет сам конунг и что Олаф никогда не прогонит его из своей дружины. Халльфред перешел в христианство ради того, чтобы служить знаменитому конунгу и пользоваться его милостями.

Но Снорри опустил при этом другую часть информации о Халльфреде, которая его, по-видимому, не заинтересовала. Для нас же она чрезвычайно важна. В «Саге о Халльфреде» рассказывается, что, приняв крещение, этот скальд никогда не поносил старых богов, хотя другие дурно отзывались о них.

— Нет нужды в осуждении а´сов, говорил он, даже если он в них более не верит. Прежде я поклонялся мудрому О´дину, теперь же пути людей иные, чем все, чему я учился сызмалу.

Конунг осудил этот стих:

— Ты должен искупить его.

Тогда Халльфред произнес другую вису:

— Все когда-то сочиняли песни так, чтобы заслужить милость О´дина. Я вспоминаю хвалебные висы моих предков и неохотно — ибо власть О´дина была мне по душе, — отворачиваюсь от мужа Фригг (т. е. О´дина. — А. Г.), потому что я служу Христу.

Эта песнь еще более не понравилась конунгу, и тогда Халльфреду пришлось сложить стих, осуждающий асов и содержащий мольбу к Христу простить его. Но после этого, уехав в Швецию, скальд женился на язычнице и впал в прежние заблуждения, в которых и пребывал до тех пор, пока во сне не явился ему конунг Олаф и не возвратил его к «истинной вере». В своей последней песни Халльфред делает ценное признание: он не боялся бы смерти, если бы не страх перед адом.[55]

Кто же Халльфред — язычник или христианин? О´дин ему по душе, но ему хотелось бы служить конунгу, а для этого необходимо быть христианином. Кроме того, он не может остаться безучастным к угрозам католических миссионеров, суливших загробные кары язычникам и грешникам. В XII в. на исландский язык была переведена с латыни небольшая книжка «Lucidarius», пособие по богословию, приписываемое Гонорию Отенскому. Эта книга, завоевавшая в средние века широкую популярность, наряду с изложением библейской легенды и основ христианского вероучения, утверждала, что бо´льшая часть человечества обречена на адские муки и что одним из лучших развлечений для праведников в раю будет зрелище того, как поджариваются грешники в пекле. Люди определенных занятий осуждены все целиком, среди них и бродячие певцы-жонглеры, менестрели — слуги Сатаны. А разве скальд — не тот же менестрель?

Приходилось повиноваться слугам Христа и посещать церкви, и если христианин — тот, кто выполняет предписанные обряды, то средневековые исландцы — христиане. Об одном из таких христиан повествует «Книга о заселении Исландии».

Вера Хельги Тощего казалась «очень смешанной, он веровал во Христа, но обращался за помощью к Тору, отправляясь в плаванье по морю, а также в трудные моменты и во всех делах, когда нужно было принять важное решение». Но, может быть, Хельги — исключение? Ари Торгильссон сообщает в «Книге об исландцах» (гл. 7), что когда альтинг постановил принять христианство, то всем исландцам было по-прежнему разрешено есть конину (мясо, употреблявшееся при языческих ритуалах) и «выносить» детей (т. е. оставлять в пустынных местностях новорожденных, которых не могли прокормить). «Если люди желают совершать языческие приношения, могут делать это тайком, но под угрозой объявления их вне закона, если это выйдет наружу». Правда, добавляет Ари, вскоре эти языческие обычаи пришлось упразднить, как и все прочие, но цитированная оговорка разоблачает смысл официального принятия христианства: ясно, что новая вера была нужна преимущественно для того, чтобы удовлетворить требования норвежского конунга, с которым исландцам приходилось считаться. По душе же исландцам были старые боги и жертвоприношения, гарантировавшие благополучие страны. Христианизация снаружи, а внутри? Принятие новой религии — политический акт, но овладело ли христианское учение сознанием каждого отдельного человека? Для того чтобы утвердиться в индивидуальном и общественном сознании, этой религии требовалось преодолеть еще плотный слой мифологических представлений и верований.

Конечно, время создания «Хеймскринглы» отстоит более чем на два столетия от времени, когда жили Халльфред и Олаф Трюнггвасон и когда альтинг принял это соломоново решение. В течение XI и XII вв. церковь в союзе с королевской властью приложила немало усилий для обращения скандинавов в новую веру, сменилось несколько поколений людей, уже привыкших к ней. Однако приходится помнить, что без постоянной активной помощи государства духовенство не могло рассчитывать на быстрый и решающий успех, — а государства-то в Исландии и не было!

Записанные преимущественно в XIII в. саги об исландцах проникнуты духом, имеющим мало общего с христианством. Когда же в них иногда упоминается Христос, то это происходит по очень странным поводам. В «Саге о названных братьях» (гл. 3) сообщение о том, что юноша Торгейр сумел умертвить убийцу своего отца, сопровождено следующим комментарием:

«Всем, кто слышал эти новости, казалось удивительным, что такой молодой человек убил столь могущественного хёвдинга и великого воина, как Ёдур. И все же в этом нет ничего странного. Ибо творец мира создал и вложил в грудь Торгейра такое бесстрашное и твердое сердце, что он ничего не побоялся, но был неустрашим, как лев, во, всех испытаниях его мужества. И так как все добро сотворено богом, то и бесстрашие тоже сотворено богом и вложено в грудь мужественных людей, а равно и свобода и сила поступать так, как они желают, хорошо это или дурно. Ибо Христос сделал христиан своими сыновьями, а не рабами, и он вознаградит каждого по его заслугам».

В сагах, конечно, легко найти и иные следы влияния христианства, не искаженного до такой же степени моралью, которую можно назвать викингской, но чего в них нет, так это мотивов смирения и самоотречения («Христос сделал христиан своими сыновьями, а не рабами»).[56] И в сагах об исландцах, и в сагах о конунгах перед нами проходят личности, отстаивающие свои права и собственное достоинство. Реакция этих людей, вызываемая посягательствами на их честь, кажется нерефлективной, почти автоматической, перед ними никогда не встает дилемма: отмстить обидчику или простить ему? Веления традиционной морали — непререкаемые и никем не обсуждаемые императивы.

Халлдор Лакснесс сказал однажды, что хотя язычество и христианство долго существовали в Исландии бок о бок, они могли объединиться не больше, чем холодная вода и расплавленный свинец. Для Лакснесса это «самоочевидная вещь». Мы не уверены в абсолютной справедливости такого утверждения, вероятно, вопрос сложнее, и обе религии не просто сосуществовали, но и взаимодействовали одна с другой. Однако в том, что в процессе такого синтеза христианство утрачивало немалую долю своей цельности и пропитывалось духом, по природе ему не свойственным, а язычество, перестав быть культом, оставалось и в XIII в. не только важнейшим источником поэтического вдохновения, но в известной мере и основой мировоззрения исландцев, — сомневаться трудно.

Даже много позднее, когда христианизация давно завершилась, норвежские государи по-прежнему черпали воодушевление и находили утешение не в сочинениях католических патеров, а в сагах о своих предках, очевидно более доступных их разумению и более близких им по духу. Прикованный к смертному одру конунг Хакон Хаконарсон приказал читать ему латинские книги, но вскоре ему показалось трудным следить за чтением и понимать его, и он велел ночью и днем читать скандинавские саги. Сперва ему читали саги о святых людях, а когда они закончились, перешли к королевским сагам, начиная с саги о Хальфдане Черном и далее обо всех норвежских конунгах, одном за другим.[57] Приняв последнее причастие и отдав необходимые распоряжения, Хакон Хаконарсон продолжал слушать чтение саг вплоть до конунга Сверрира. «Сага о конунге Сверрире была дочитана около полуночи, и вскоре после полуночи всемогущий господь забрал конунга Хакона из этого мира» (Hák. Hák., 329–330). Это случилось в 1263 г. При Хаконе Хаконарсоне окрепло норвежское государство и завершились процессы феодализации, усилилось влияние западноевропейской культуры и церкви, и тем не менее сага продолжала успешно конкурировать с произведениями церковной образованности.

вернуться

55

Согласно другой версии, Халльфреду перед смертью явилась fylgjukona — воплощение его «удачи» в образе женщины, — чисто языческий мотив!

вернуться

56

Представители норвежского духовенства отличались теми же чертами характера и поведения, какие были присущи светской знати. Священник Тангбранд, отправленный Олафом Трюггвасоном крестить исландцев, убил нескольких человек и среди них двоих за то, что они сочинили хулительные песни против него. Епископ Сигурд, присланный в Норвегию датским конунгом Кнутом, настраивал бондов против Олафа Святого: в его речи, приводимой в «Хеймскрингле», нет даже упоминания бога, — это страстная политическая инвектива, содержащая обвинения Олафа в жестокости и призывающая к жестокости же по отношению к нему. Мало того, после гибели конунга Олафа епископ приложил усилия, чтобы уничтожить гроб с его телом, и только хитрость приверженцев павшего конунга помешала ему это сделать.

вернуться

57

Возможно, Хакону читали «Красивую кожу», упомянутый выше обзор истории Норвегии, написанный примерно в одно время с «Хеймскринглой».

40
{"b":"849531","o":1}