Конунг Хакон обращается к бондам

Державший речь конунг выразил удовлетворение своим положением и нежелание принимать участие в замысле Олафа Харальдссона. Тем не менее после некоторых препирательств конунги Уппланда обещали помощь Олафу в его борьбе за власть. А Олаф обещал им свою дружбу и увеличение их привилегий, если он станет полновластным конунгом Норвегии.

В спорах уппландских конунгов, живо изображенных Снорри, выразилось понимание им реального противоречия времени Олафа Харальдссона. В Норвегии росло сознание необходимости единой королевской власти, которая защищала бы страну от чужеземных нападений и внутренних раздоров, обеспечивала бы порядок и соблюдение права в интересах определенных социальных слоев и гарантировала бы благосостояние и процветание народа, поскольку, как уже говорилось, конунг выступал в качестве посредника между подданными и высшими силами. Право же конунга на власть над страной вытекало из его принадлежности к роду Харальда Харфагра, т. е. в конечном счете к роду Инглингов, и само по себе не оспаривалось, как неоспоримы были наследственные права землевладельца на усадьбу, если они основывались на его принадлежности к роду обладателей одаля.

Исторические ретроспекции приведенных выше речей из «Саги об Олафе Святом», возможно, объясняются тем, что эту сагу первоначально Снорри написал как самостоятельную, а затем уже включил в общий свод саг обо всех норвежских конунгах — предшественниках и преемниках Олафа; в отдельной саге эти экскурсы в более раннюю историю Норвегии были вполне уместны и поясняли происшедшее. Но они имеют и более глубокий смысл.

Постоянные ссылки на Харальда Харфагра вызваны не только тем, что он — родоначальник династии норвежских конунгов и первый объединитель страны. Персонажи «Хеймскринглы» не раз упоминают «право Харальда», «закон Харальда». В «Саге о Харальде Харфагре», как и в некоторых других королевских и родовых сагах, рассказывается, что, подчинив себе Норвегию, он присвоил весь одаль и ввел такой порядок, что все бонды должны были платить ему подати. В «Саге о Хаконе Добром» это нововведение Харальда оценивается как «порабощение» и «угнетение» населения, отмененное Хаконом, который «вернул бондам их одаль». Не вдаваясь здесь в обсуждение вопроса о существе этих актов, отметим лишь, что Снорри, по-видимому, усматривал в «отнятии одаля» Харальдом истоки налоговой системы в Норвегии; народ видел в ней источник ограничения своей независимости.

Выше уже приводился рассказ Снорри о том, как Харальд Харфагр ввел систему управления Норвегией, распределив отдельные области и округа между своими сыновьями, а они ими управляли и получали с них доходы, необходимые для содержания дружины; размеры этих доходов и численность дружин, которые дозволялось иметь конунгам и ярлам, определил опять-таки Харальд. Поэтому ссылки Снорри на «закон, установленный Харальдом Харфагром», приобретали важный дополнительный смысл: последующие норвежские конунги должны были придерживаться старины, традиции, восходящей к Харальду, и не увеличивать поборов, и без того тяжелых, и состава дружин, что неизбежно легло бы новым бременем на бондов. «Право Харальда» освящалось обычаем, давностью, хотя, как мы видели, основывалось на угнетении народа и лишении его полноты прав и независимости.

Государственная власть в глазах исландцев времени Снорри тесно связана с насилием и принуждением, и подчинение ей неминуемо влечет за собой утрату самостоятельности и старинной свободы.

Тем не менее население Норвегии мирится с властью конунга, пока он придерживается старины, не посягает на издавна установившиеся обычаи, т. е. не увеличивает произвольно податей и уважает веру предков, — в качестве хранителя традиционного порядка конунг необходим и терпим (для Норвегии, не для Исландии!). Нововведения же тех или иных государей вызывают сопротивление народа и знати и ведут к раздорам в стране. В этом причина неудачи Олафа Трюггвасона, здесь же кроется и источник гибели Олафа Святого. Почувствовав, что они стали несамостоятельными из-за власти Олафа Харальдссона, многие знатные люди и могучие бонды перешли на сторону Кнута Датского.

Правда, оценки Снорри меняются, когда он говорит об Олафе Святом: его дело он считает справедливым, хотя и не отрицает недовольства населения увеличением податей и внедрением новой религии. Этот конунг, пишет Снорри, заботился о мире и об освобождении страны от чужеземцев, а затем и об обращении народа в истинную веру и о том, чтобы установить право и закон и соблюдать правосудие. Умиротворив Норвегию, Олаф искоренил грабежи, казнил или увечил преступников, не уступая просьбам их сородичей, и одинаково карал могучих и простых людей, чем вызвал большое недовольство знати. Причину восстания трёндов (жителей Северо-Западной Норвегии, Трандхейма) против Олафа Харальдссона Снорри усматривает в том, что они не могли вынести его «справедливого суда», а он «предпочел лишиться власти, нежели правосудия» (Ól. helga, 181).

Так или иначе, баланс сил был нарушен, и знать вместе с бондами поднялась против Олафа Святого; сперва его изгнали из страны, а затем при попытке возвратиться убили. Вскоре после гибели Олафа, когда в Норвегии вновь установилось чужеземное господство, трёнды раскаялись в содеянном:

В результате пришлось призвать из Гардарики Магнуса — сына покойного конунга. Его провозглашение конунгом Норвегии описывается опять-таки в обычных тонах — как получение сыном отцовского наследства и вступление его в права владения родовой собственностью Харальда Харфагра. Но, утвердившись в Норвегии, Магнус Олафссон стал мстить тем знатным людям, которые сражались против его отца в битве при Стикластадире, конфисковывать их земли и изгонять их из страны. Население было охвачено волнением, бонды боялись, что Магнус хочет «отнять у них закон, который дал им конунг Хакон Добрый», т. е. лишить их одаля. Не помнит ли он, говорили бонды, что мы и прежде не терпели насилия? Его постигнет участь отца и других вождей, убитых нами, когда мы устали от их тирании и беззакония.

Это недовольство широко распространилось по стране, и друзья конунга совещались, как надлежит поступить, ибо кое-где уже собирались вооруженные отряды бондов, готовившихся дать отпор посягательствам конунга Магнуса. Двенадцать приверженцев Магнуса согласились бросить жребий, кому надлежало объяснить молодому государю опасность сложившегося положения. Жребий выпал скальду Сигхвату, старому другу конунга Олафа Харальдссона, оставшемуся верным и его сыну.

Сигхват обратился к Магнусу с речью, известной под названием «Откровенная песнь» и представляющей собой обзор предшествующих правлений и программу умиротворения страны. Снорри, широко цитирующий отрывки из песен скальдов, не менял их содержания, и есть все основания верить в подлинность приводимых им слов Сигхвата. Сигхват начинает с заверений в преданности Магнусу: он выступит вместе с ним против бондов, если того пожелает конунг, но лучше бы воздержаться от этого столкновения! Затем он обращается к прошлому. Народ называл Хакона Воспитанника Этельстана Добрым и любил его за установленные им справедливые законы, память об этом правителе никогда не изгладится. Об Олафе Трюггвасоне и Олафе Харальдссоне Сигхват говорит: