С каналами для публикации главных работ Беньямина – и в первую очередь «Берлинского детства на рубеже веков» – дело по-прежнему обстояло неважно. Франц Глюк, брат его друга Густава, искал подходящих издателей в Вене; Беньямин написал ему, выражая свою благодарность, но в то же время подчеркивая, насколько важен для него этот автобиографический текст. «Какой бы насущной ни была стоящая передо мной задача добывать средства к существованию при помощи литературного творчества, – заявлял Беньямин, – конкретно в случае этой рукописи любые материальные соображения стоят для меня на последнем месте» (GB, 5:227).
Во время работы над эссе о произведении искусства Беньямин еще был относительно здоров и эмоционально стабилен. Хотя в феврале его донимал ревматизм, с октября 1935 г. по май 1936 г. в его письмах не встречается обычных для него сетований. Однако по мере приближения лета старые демоны вновь стали одолевать его, и его реакция была такой же, как на протяжении пятнадцати лет: он ощутил в себе отчаянное желание путешествовать. Охватившая его тяга к странствиям на этот раз была особенно сильной, тем более что практически весь 1935 г. он провел в Париже. «После того как исчезло давившее на меня столько времени бремя, вызванное моим финансовым положением, – писал он Адорно в начале июня, – я столкнулся с проблемой, отнюдь не удивительной в этих обстоятельствах: в состоянии расслабленности у меня начали сдавать нервы. У меня возникло чувство, что все мои внутренние резервы исчерпаны. Кроме того, начинает сказываться и то, в каких условиях мне пришлось целый год безвылазно прожить в Париже. Я понял, что нужно что-то предпринять ради восстановления душевного здоровья» (BA, 139). К концу июня Беньямин набрался решимости отправиться в путь, но по-прежнему не знал, что будет лучше: поехать к Кону в Барселону или к Брехту в Сковсбостранд. Как всегда, на его решение повлияли и финансовые, и интеллектуальные соображения. Поездка в Барселону дала бы ему возможность посетить конференцию в Понтиньи, где он мог бы принести пользу Хоркхаймеру и институту, в то время как пребывание в Дании позволило бы – благодаря Брехту – укрепить отношения с Das Wort, выглядевшие многообещающими с издательской точки зрения. Постройки древнего аббатства Понтиньи на северо-западе Бургундии, купленные в 1909 г. журналистом и профессором Полем Дежарденом, были превращены им в место регулярных встреч интеллектуалов, известных как «Декады в Понтиньи»; они ежегодно проводились с 1910 по 1914 г., а затем с 1922 по 1939 г. Их программа предусматривала выступления писателей, профессоров и ученых – по одному в день – и последующие дискуссии; в число участников декад входили Жид, Роже Мартен дю Гар, Жак Ривьер, Генрих и Томас Манны и Т. С. Элиот. Увидев в этом мероприятии еще одну возможность держать Хоркхаймера в курсе событий во французском интеллектуальном мире, Беньямин вызвался присутствовать в Понтиньи в качестве представителя института и написать соответствующий отчет.
Но в итоге Беньямин все-таки предпочел отправиться в Данию к Брехтам, надеясь, что ему удастся отдохнуть в Сковсбостранде, а затем побывать и в Понтиньи. Он отбыл из Парижа 27 июля. Как и двумя годами ранее, на борту судна он встретил знакомого – писателя и журналиста Густава Реглера. Тот с 1928 г. был членом Германской коммунистической партии и по большей части жил в Советском Союзе, куда и направлялся в тот момент. Беньямин услышал от него довольно мрачный рассказ о съезде писателей-антифашистов, состоявшемся той весной в Лондоне. Прибыв в Сковсбостранд в начале августа, Беньямин быстро занял свое прежнее место в сложном окружении Брехта. Он снял комнату в одном из соседних домов и присвоил уголок в саду Брехта в качестве своего рабочего места, вставая из-за стола ближе к вечеру, после чего начинались его обычные беседы с Брехтом и игра в шахматы. Беньямин редко одерживал в них победу, но они превратились в символическое поле, на котором самым дружеским образом разыгрывалось их с Брехтом интеллектуальное соперничество и раскрывались их интеллектуальные разногласия. «Я купил здесь всего за 10 крон замечательный набор фигур, – хвастался Брехт Маргарете Штеффин, – таких же больших, как у Беньямина, и даже красивее, чем у него!»[422]. Как указывает Эрдмут Визисла, сочиненная Брехтом короткая эпитафия «Вальтеру Беньямину, убившему себя, спасаясь от Гитлера» – одно из четырех стихотворений, которые он написал в память о Беньямине в 1941 г., с запозданием узнав о смерти своего друга, – основывается на воспоминаниях об их игре в шахматы[423]:
Ты любил прибегать к тактике истощения,
Сидя за шахматной доской в тени груши.
Беньямин вскоре вновь приобщился к тем ритуалам, которые скрепляли маленькое общество: обмену книгами и мелкими подарками, включая и редкие марки для детей. В архиве Брехта сохранился один из таких подарков – книга Бальтазара Грасиана «Искусство мирской мудрости» (1647) в издании 1931 г., которую Беньямин вручил другу по случаю одного из его визитов. Беньямин уже давно испытывал искушение написать эссе об этой книге, сочиненной испанским иезуитом и чрезвычайно импонировавшей ему своим критическим материализмом и афористическим изяществом. Вручая книгу Брехту, Беньямин избрал в качестве дарственной надписи припев из «Песни о тщете человеческих усилий» из «Трехгрошовой оперы»: «В человеке скуден хитрости запас».
Так Беньямин снова осел в датской деревне, хотя за ее пасторальными красотами и гостеприимством его друзей скрывался зловещий фон. «Жизнь здесь столь благотворна и полна такого дружелюбия, что ты каждый день задаешься вопросом: долго ли это будет продолжаться в этом уголке Европы?» (GB, 5:362). Такие мысли в немалой мере навевала гражданская война, начавшаяся в Испании. «С очень странным чувством, – писал он Альфреду Кону, – я прочел сегодня в газете, что Ибицу бомбили» (GB, 5:349). Несомненно, речь шла об атаке республиканских ВВС на позиции фалангистов, поскольку у мятежников еще не было своих самолетов. События на Ибице стали предвестьем судьбы, ожидавшей в Испании многих эмигрантов-евреев: пока остров контролировали фалангисты, они арестовали ряд еврейских семей и выслали их в Германию. Соответственно, к тревоге за свою собственную семью и брата у Беньямина присоединилось беспокойство за Альфреда Кона с семейством, находившихся в Барселоне. Вскоре после начала испанской гражданской войны, 25 июля, Коны отправили своих детей к сестре Альфреда Юле и ее мужу Фрицу Радту, которые жили под Парижем в Булонь-сюр-Сен. Сам Кон и его жена остались в Испании, опасаясь лишиться того имущества, которое еще у них оставалось. А в августе окружение Брехта было поражено – и приведено в ужас – дошедшими из Москвы известиями о начавшихся там показательных процессах.
В Дании Беньямин воссоединился не только со своими друзьями, но и с частью своей библиотеки, которую удалось вывезти из Берлина, – к этому воссоединению он тоже часто стремился и о нем же в дальнейшем еще будет мечтать в Париже. Понукаемый дебатами с Брехтом, нередко принимавшими бурный характер, он продолжал работать над своим эссе о произведении искусства: по его позднейшим оценкам, к моменту его отъезда из Дании оно выросло в объеме едва ли не на четверть. Несмотря на разногласия с Беньямином, Брехт осознавал значение его эссе и навязывал его московским членам редколлегии Das Wort. Из этих попыток ничего не вышло, но в начале августа Беньямин получил волнующее и обнадеживающее известие: издательство Vita Nova из Люцерна заинтересовано в издании составленного им сборника 26 писем выдающихся немцев за 1783–1883 гг. вместе с написанными им вступительными заметками.
Ознакомившись с этим сборником в конце весны, Карл Тиме отозвался о нем с неподдельным энтузиазмом, назвав этот текст «совершенно поразительным» (цит. по: GB, 5:330n). Он же предложил тонкий ход: если найти издателя в Швейцарии и опубликовать книгу под псевдонимом, снабдив ее достаточно невинным названием, то она будет вполне способна проникнуть на немецкий рынок. Вскоре усилия Тиме принесли плоды. Глава издательства Vita Nova Рудольф Ресслер был еще одним изгнанником из Германии, входившим в различные антифашистские круги, а впоследствии работавшим на советские спецслужбы; он уже издавал Карла Левита, Пауля Ландсберга и Николая Бердяева. Некоторые из отобранных Беньямином писем и один из вариантов написанного им предисловия уже были опубликованы под псевдонимом в нескольких номерах Frankfurter Zeitung в 1931–1932 гг. Вскоре после этого Беньямин попытался найти издателя для антологии, включавшей уже 60 писем. Книга, изданная в Vita Nova под заголовком Deutsche Menschen («Люди Германии»), предложенным издателем, вышла в свет в ноябре – быстрее, чем какая-либо другая книжная публикация Беньямина. Сам он выбрал для этого издания псевдоним, которым чаще всего пользовался с 1933 г., – Детлеф Хольц. Ему пришлось поспешно отправить Вилли Бределю просьбу вычеркнуть его имя из готовящегося к изданию номера Das Wort, где под его собственным именем должно было появиться письмо Иоганна Готфрида Зойме и его предисловие, идентичные соответствующим текстам из «Людей Германии»: это привело бы к раскрытию псевдонима, что могло бы иметь катастрофические последствия.