— Сколько миль, говорите, от Порт-Шуна до Шавондаси?

— Четыре сотни.

— Три месяца. С участками, где нужно идти вплавь, включительно…

)

Он это произнес не поворачиваясь, но с явной силой в голосе.

— Следует ли понимать, что вы имеете в виду…

— Мы не станем обходить Лапсанскую лужу, контр-адмирал Сигмар, поскольку мы тоже, как и вы, любим поэзию архипелагов. Мы пойдем через озеро пешком, по Прямой Дороге.

π

Это не было провокацией со стороны Голгота. Во всяком случае судя по интонации. Голос его не дрогнул. Я так и застыл от невероятности услышанного. Я перевел взгляд на Тальвега, тот смотрел на Степпа. Все мы были ошарашены, как от удара молнии.

Взять слово наконец решил коммодор:

— Не сочтите за неуважение, девятый Голгот, но вы не отдаете себе отчет в том, что говорите. Чтобы пересечь лужу, необходимо месяцами идти по пояс в воде, по волнам, и это если не придется плыть в полный шторм. При сильном ветре волны там могут достигать трех метров! А питаться чем вы будете? А как прицеп тащить собираетесь?

— Будем рыбу ловить.

— Вы когда-нибудь пробовали плыть в шторм?

— Мы не пробовали, мы плыли.

— Вы себе отдаете отчет в том, что там могут быть лагуны в двадцать миль шириной, плюс шторм, постоянный шторм, который вас все время будет сносить в низовье! Как вы рассчитываете это переплыть?

— Вплавь.

— Без отдыха, без еды, плыть днями напролет?

)

Контр-адмирал подошел к Голготу поближе, словно намереваясь удержать его, чтобы тот не прыгнул через борт. И продолжил вместо коммодора:

— Я думаю, вы не вполне представляете себе Лапсанское болото, что совершенно естественно. Это пустыня, пустыня из воды и земли! Почти никакой растительности, лишь изредка попадаются илистые островки, на которые обрушивается то ветер, то дождь, то снова ветер и так до бесконечности. Мы пробовали пришвартоваться, чтоб немного пройти по островам, но в большинстве случаев там песок настолько влажный, что в нем вязнешь, как в иле.

Ботинки потом не достать! Одного из наших матросов, Тиасму, пришлось веревкой вытаскивать, его по грудь засосало в зыбучие пески, еще бы пять минут — и не было бы матроса. Это проклятое место!

— Если только вы не планируете пересечь его на плоту или на лодке. Тогда, может… — добавил коммодор.

— Это невозможно, — отрезал Голгот.

— Почему невозможно?

— Потому что мы не имеем права использовать какие-либо средства передвижения на нашем пути, вы прекрасно это знаете. Таков Кодекс Орды. В контре может участвовать только тело. На ногах, на руках, ползком, вплавь, да как угодно, но только при помощи собственного тела.

— Разумеется.

Повисла тишина. Контр-адмирал и коммодор явно больше не знали, какие еще доводы привести. Они смотрели на нас в поисках поддержки.

В разговор вступил Пьетро:

— Должен признать, твоя идея совершенно… внезапна. (Пауза) Но если она осуществима, то мы выиграем год времени. Уже хотя бы поэтому ее стоит рассмотреть.

— Что здесь рассматривать? — взорвался коммодор. — Вы утопиться хотите? Хотите пойти на дно от голода и усталости или чтоб вас живьем в пески засосало? Вперед! Давайте, прыгайте с борта в первую лужу и контруйте себе на здоровье! Да из вас ни один живым не останется, вы и мили пройти не успеете.

— Мне помнится, намедни вы говорили об островах, что тянутся по болоту, — вдруг вставил Караколь с улыбкой. — Да и дно все одно. Иль скажешь, что оно камнями поросло, да так быть вроде не должно, коль помню хорошо. Так вдоль архипелагов не сможем ли просеменить, чтоб нам не плыть?

На этом терпение хозяев корабля лопнуло:

— Послушайте, мне кажется, нам пора вернуться к подготовке праздника. Мне очень жаль, что мы не можем более продолжить наш разговор, но я надеюсь, сытный ужин вернет вас на более реалистичный путь.

Коммодор и контр-адмирал поспешно попрощались и вышли, оставив нас в амфитеатре. Голгот продолжал нарезать круги, потом поднялся на полубак и облокотился на борт, подставив лицо ветру. Вся Орда последовала его примеру, ведомые, как всегда, этим назойливым впечатлением, что нам как будто не хватало воздуха всякий раз, когда мы слишком долго оказывались в укрытии. К несчастью, ветер стих так же быстро, как опустилась ночь, и только трава шелестела по корпусу корабля. Сокольник выпрямился и крикнул назад своего кречета.

— Да это же просто безумие, — наконец выговорил Ларко, подтягиваясь к нам.

Судно слегка раскачивалось влево-вправо. Он размотал свой веревочный пояс, обмотал им столб. На другой конец привязал свою летающую клетку и стал поднимать ее в воздух.

— Год мы, конечно, выиграть можем, — продолжил он, — но если это чтобы половину Орды потерять…

— На Норске нам понадобятся все, весь Блок, — поддержал ястребник.

— А ты что думаешь, Карак? Ты один это болото видел.

Караколь, ни секунды не думая, принял тон беззаботно серьезный, отчего все сразу расслабились:

— Я думаю, что Фреольцы, как обычно, преувеличивают. Если нас не подведет удача и чутье, господа, то можно будет нанизать архипелаги в цепь и не шлепать особо по болоту. Особенно по краю озера. А вот что касается центральной части, то тут, однако, дело выглядит иначе… Там омут тянется больше чем сотню миль…

— А суши совсем нет?

— Есть только отроги и выступающие из воды скалы. Главная проблема в волнах, натурляк. Придется лезть на скалы, по возможности не покалечившись, и отсиживаться там, пока не натанцуется бурун.

— Ты себе примерно представляешь, с какой скоростью мы сможем плыть? — поинтересовался Пьетро.

Я тоже хотел задать этот вопрос.

— Плыть по волнам — дело не столь сложное, как вы себе решили, по крайней мере до восьмерки, ну а там-с, когда начнут на вас катиться горы с моря, уж лучше будет заземлиться и залечь…

— Карак, ну хватит уже!

— Ладно. Нас будет все время штормить на волнах, так что морской болезни нам не избежать, но к этому тоже можно адаптироваться. Так вам больше нравится? В общем, если срезать волны по кромке, то, думаю, милю в час можно проплыть, при нормальном ветре. Но плыть сможем не более четырех-пяти часов в день, потолок! Ясняк?

Голгот, который уж никак не рассчитывал на такую поддержку, пусть даже ироническую, а со стороны Караколя так и подавно, не смог не добить вслед:

— Если в худшем случае представить себе двести миль вплавь, то получается пятьдесят дней в воде. Ну и плюс часть по суше…

— Плюс дни на застрять, на заболеть, на прийти в чувство…

— Три месяца. Я так и сказал.

π

Три месяца! Да он в своем уме? Три месяца в воде! Я окинул взглядом лица остальных ордийцев и понял, что должен что-то сделать, хотя бы попытаться: