— Сов! Ороси!

— Куда эти двое подевались уже? Не могли в лагере дела свои порешать, раз приспичило?

π

Я первый забил тревогу. Из-за внезапного яркого, ни на что не похожего света. В совершеннейшем тумане, глубокой ночью. Голгот тут же выскочил из своего спального мешка. В руке у него наверняка был бум наготове. Я Голгота не видел. Я вообще никого не мог различить. Горст и Карст что-то бурчали, ястребник звал Шиста. Кориолис, похоже, даже не двигалась. Я старался нащупать ее ногой. Напрасно. Ее, как и всех остальных, поглотила кромешная темнота. Я следил за траекторией крохотных хронов. Они спускались с верховья сотнями. Большинство не превышало размером золотую бусинку, или яйцо. Они плыли по воздуху, как стая светлячков. Словно звезды, упавшие с опустившегося небосвода. Некоторые, проходя мимо, задевали нас, и можно было рассмотреть поближе эти светящиеся желто-оранжевые коконы. Они мерцали изнутри. Я не сразу понял, отчего именно меня пробирала тревожная дрожь. Дело не в количестве, хотя их было огромное множество, словно капель дождя в летней грозе.

Дело было в том, что они не источали никакого света вокруг себя! У них не было ореола. Они ничего не освещали. Напротив, поглощали свет и заточали его в себе, питались им. К тому же эти светящиеся шарики притягивались друг к другу, превращались в целые гроздья, взаимопоглощались. Бесшумно. Я пытался отыскать Ороси во тьме. Среди коконов царила абсолютная темнота. Я старался избегать малейшего соприкосновения с ними. Но я не видел даже собственных рук. Ни Сов, ни Ороси не отвечали на наши крики. А пламя их костра, видимо, тоже попало в ловушку коконов.

— Смотрите! Там!

Ω

С верховья на нас косо-криво ползла какая-то огромная черепаха, так посмотришь — настоящий кусмень стейка, вырезанный прямо из солнца, так глаза слепит. А вокруг сплошняком, словно волдыри светящиеся, вскакивают, клокочут повсюду, можно подумать, фонарь в котле сварили, ползет вкось да наперекосяк, у меня чуть зенки от такого зрелища не повывалились. А черепаха все на нас ползет, да жрет на ходу весь свет, так что собственных причиндалов без фонаря не рассмотришь. А тут еще брательники разгорланиться время нашли, Кориолис в своем углу что-то воет, Стреб петуха своего найти не может, а Ороси так вообще унесло в чисто поле нашему эксперту по перу да по чужим перинам бубенчики свои показывать — один только Пьетро в строю остался, только и князек наш не меньше меня попутался, стоит что-то вопит в темнотище, выход у ночи из заднего прохода небось ищет, понять не может, что за фейерверк и каким ветром его сюда занесло!

)

Ороси проснулась раньше меня и теперь вела за руку по равнине. Она не переставала со мной говорить, стара-

лась заставить меня прочувствовать населявшие ее вихри. Они были то крохотные, то огромные. «Доверься исходящему от них дуновению. Чувствуй его всей поверхностью кожи. Ты можешь ощутить расходящиеся от них волны костной и мышечной тканью. Слух сегодня ночью будет тебе ни к чему, забудь о звуках». Она шла быстро, с закрытыми глазами, и тем не менее без труда обходила заполнившие пространство огненные шарики, тогда как я по ее просьбе пытался докричаться до остальных. Это было безнадежно, не слышно было ни малейшего намека на эхо, но я все равно продолжал кричать, глухим, сдавленным голосом, словно расплющенным толстенным слоем снега. Чем дальше мы шли, тем четче становилось ощущение, что звуки заглушались, голос мой вырывался, будто закутанный в одеяло, и падал к ногам, как в кучу хлопка.

— Ни свет, ни звук больше не проходят, вся система волнового распространения нарушена. Волны стекаются к хронам. Ты заметил, Сов?

— Кто же такое не заметит?

— Ты себя недооцениваешь. Твои наблюдательные способности куда выше, чем считает твое сознание. Что еще ты чувствуешь? Что-то более глубокое, более скрытое…

Мне не хотелось говорить глупостей, но казалось, что также пропал запах дыма и влажности, и что даже звук шагов в траве затягивало куда-то вправо, словно его что-то всасывало, и к тому же… Но все это происходило одновременно и вперемешку, как будто мы были на распутье дующих во все стороны ветров. Время от времени мне слышались отголоски фраз, они взрывались, словно шарики где-то рядом, эти звуковые осколки были достаточно крупные, чтобы в них можно было угадать голос Голгота, но определить, о чем шла речь, все же не получалось.

— Я слышу обрывки звуков, но они все время прерываются…

— По правую сторону от нас идет звукохрон в шестидесяти метрах. Он разбивает и поглощает все, что издает вибрации на расстоянии квадратного километра вокруг него. Он стремительно набирает силу, всасывая акустические шлейфы. Вполне возможно, через пару минут ты и собственного крика не услышишь. Не бросай мою руку, ты меня потом не найдешь. Если вдруг почувствуешь, что запахи тоже исчезают — предупреди меня, я простужена. Это будет значить, что скоро пропадет и осязание.

— Запахи уже исчезают, Ороси…

— Тогда сконцентрируйся на вихрях. Они будут нашими маяками, пока не взойдет солнце. Все это по сути отличная тренировка для тебя…

— Ты можешь объяснить, что вообще происходит?

— Судя по всему, черный хрон налетел на скалу и взорвался, из него разлетелись все компакторы. Мы идем по полю, заминированному поглощающими хронами: один поглощает звук, другой — свет, третий — запахи. Классический эффект хронокса. Ничего катастрофического, учитывая то, что компакторы находятся в стадии распада и через несколько часов сами рассосутся. Просто ближайшие пару часов нам придется нелегко, в психологическом плане.

— Из-за тишины?

— Да, из-за сенсорного заслона в целом, это может толкнуть человека на худшее. Я непременно должна предупредить Кориолис и остальных тоже, нужно их успокоить.

π

В итоге нам все-таки удалось друг друга отыскать. Теперь мы стояли вшестером. В последний момент нашлись. Теперь мне слышались голоса, и не мне одному. Кориолис

дрожала и плакала, она слышала, как ее зовет Ларко. Голгот дергал себе голосовые связки криками. Чтобы Ороси смогла нас отыскать по звуку? Частично. Но скорее потому что слышал голос своего брата, говорил с ним. Пытался его перекричать. Мы уже много лет не попадали в такие стаи хронов. Меня будто лишили органов чувств. Я был словно отрезан от остальных. Я прижал к себе Кориолис, взял Голгота за плечо. Он раздавал нам тумаков, чтобы немного взбодрить, но я практически ничего не чувствовал. Тишина расползалась. Я говорил, но кто мог мне ответить? Все было невпопад. Отрывками. Огненных шаров становилось меньше. Но их объемы разрастались. Голгот зовет их черепахами. Мне же они напоминают плоские полусферы. Слежу за ними, чтобы не заснуть. Кто это опять кричит? Каллироя? Слышу разжеванные слоги, произнесенные голосом моего отца. Вдруг вырвались откуда-то, очень громко. Затем уши снова будто ватой заложили. Мозг накрыли покрывалом.