— Ты снова шутишь или…

— Можете не сомневаться! Посмотрите на бум! Волокна заминерализовались!

— А если это не оно? Если это что-то другое? Ты что, бум запустил — и хлоп, все готово, можно делать выводы?

x

Альма бросилась к нам, пересилив панику.

— И речи быть не может, чтоб засунуть раненых в эту… штуку! Это же самоубийство!

— Альма, у них кости срастутся…

— Да сейчас! Рука целиком окаменеет, вот что будет! Кожа, сухожилия, плоть, нервы — все! Сплошной камень! Навсегда!

≈

Караколь то улыбался во всю ширь, то хмурился, то снова расплывался в улыбке. Я бы рискнула, если бы он попросил. Учитывая мое состояние, из второй волны мне все равно было не выбраться.

— Не думаю. Хроны, как правило, селективны. Они сначала влияют на то, что им ближе по структуре, и лишь затем на все остальное, как по спирали, ослабляя эффект. Этот закон почти всегда доказывается на практике…

— «Почти всегда…», Ороси? Как нам «почти всегда» везло под ярветром? А сегодня? Вы хотите избавиться от Кориолис и Силамфра? Сделать из них груду камней?

— Хрон в первую очередь подействует на кости…

— Мы понятия не имеем, Альма права, — вмешался 11ьетро.

— Да это безумие какое-то, Кориолис, не делай этого!

— Караколь несет какую-то чушь, развел тут цирк, как всегда.

— Какую-то чушь? Это я несу какую-то чушь?

π

Трубадур обошел Тальвега сзади и свистнул у него молоток, присмотрел плоский камень, присел, положил на него руку и протянул молоток Эргу.

— Давай бей.

Эрг озадаченно посмотрел на него и рефлекторно взял молоток.

— Ну, давай, раз я несу чушь.

— Хватит дурака валять. Я тебе руку расквашу.

— Так давай! Если я сам это сделаю, еще решите, что я прикидываюсь!

— Да не могу я, Карак.

— Значит, дай молоток кому-нибудь другому. Ну, быстрее давайте, хрон сносит, скоро накроет второй вал.

Все переглядывались, не зная, что делать. Тальвег, за ним Сов постарались вразумить Караколя. Но все зря. Мы теряли время, это становилось опасно. Мы уже давно должны были бы пришвартоваться. Свет вокруг поглощала тьма. Хрон шел вдоль обода воронки…

— Так, у меня от вас уже все мозги всмятку. Дай сюда молоток!

— Голгот, не ведись ты на его спектакль.

— А я не ведусь. Я ему сейчас занавес как опущу.

Голгот почти вырвал молоток у Эрга из рук, растолкал толпу и присел рядом с Караколем, ровно держащим руку на камне.

— Какую кость?

— Фалангу среднего и указательного, Голготина.

— Да вы с ума сошли!

∂

Звук был глухой и очень чистый. Голгот и на полмеры не затормозил. Перебил Караколю пальцы. Трубадур скорчился в песке от боли.

— Придурки! Да вы двинутые все!

Караколь встал и проковылял прямо к хрону. С видимым усилием зажал неповрежденные пальцы и погрузил указательный и средний в оболочку хрона. Полминуты спустя он достал руку, улыбаясь, четко выговорил «смотрите!» и разогнул два пальца в знак победы. Сомневаться больше было не в чем, я подошел и сунул руку по локоть в хрон.

— Силамфр, подожди!

— Да заткнитесь вы, это не ваша рука!

Это было словно сунуть руку в ледяную дыру. Мне большим трудом удавалось удерживать ее прямо. Мне помогал Сов. Он вспотел не меньше моего. Оболочка хрона перекатывалась волнами, скользила у меня на глазах. Какая тишина! Даже слова Сова, приглушенные, доносились до меня как сквозь бархатную завесу. «Осторожно… смотри не… локоть», настаивал он. Внутри хрона моя конечность была не видна, но мою плоть словно насквозь протыкало морозными иглами. Я хотел достать руку. «Рано», повторял Сов. Я больше не мог пошевелить локтем, перелом перестал стрелять, бросать свои копья, подкорье руки крепчало, будто в него засунули стальной прут…

— Вытаскивай давай!

Я достал руку. Моя кожа была покрыта блестящими чешуйками. Я машинально стал трясти рукой, чтобы отогреть ее. Ощупал. Кровь потихоньку разливалась по руслам вен.

— Ну что?

— Кажется срослась!..

x

Затем четверо хлопотливых самцов поднесли к хрону Кориолис, чтобы закальцифицировать ее лодыжку. Отлично: она снова держалась на ногах, достаточно крепко, чтобы встретить вторую волну стоя. Разумеется, мы были совершенно не готовы к этой встрече морально. Я тщетно анализировала нашу воронку, вымеряла размеры, интерполировала уровни наклона и точки перелома профиля склонов, моделировала сток ветра, я никак не могла определить, какова будет амплитуда вихря, в который нас засосет. По какой оси вращения? С каким числом

оборотов? Все ждали моих указаний, надеялись на меня, Голгот полностью передал мне контр, но в глубине души я прекрасно понимала до какой степени мои решения были не более чем подвесным мостиком на трех воображаемых канатах, переброшенным через хаос. То, что мы нашли этот порт, было чудом, несомненно. Но и серьезной ловушкой тоже.

— Все по местам! Приготовиться! Полная смена построения. Леарх, можешь достать нам два железных кола? Эрг, помоги ему забить их как можно глубже здесь и здесь. Остальные, приготовить десять канатов, заменить испорченные. Построиться рогаткой.

— Как?

— Рогаткой! Вас где учили вообще? В Аберлаасе или в глуши какой-то? Постараемся ограничить эффект маятника и штопора!

)

В конечном счете хроны устроили нам неплохую диверсию: перехитрили страх и рассеяли тревогу. Но теперь, когда мы снова стояли в ожидании вала, утробный ужас опять расползался по телу. Стратегия Ороси, несомненно лучшая для группы в целом, для нас, Клинка, была самым худшим вариантом. Я догадывался, на что она надеялась: рогатка, благодаря своей у-образной форме, должна канализировать поток в направлении Голгота, поместить Пак под давление и, таким образом, ограничить боковой размах. Допустим… Но в тридцати метрах от дамбы, без какого-либо заслона, волна нас попросту разнесет на куски. Мне страшно было думать о том, что нас ждало. Невозможно представить себе свою собственную смерть. Мысленно я перенесся в «после ярветра». Я видел, как завтра мы станем на привал в очередном селе, как рядом будут Аои и Кориолис. Я думал о них, об этой крохотной

капельке, живой, блестящей слезинке; о голубом огоньке факела, что иногда так мило дуется, но чьи движения столь полны тепла.

Альма принесла кожаные стеганые шапки, натянула на меня сразу две, одну поверх другой, перемотала мне туловище хаиком, закладывая в витки ткани деревянные пластинки. Пьетро вытащил из рукавов переломанные рейки и попросил себе четыре новых. Закрепил на израненной шее фиксирующий воротник. Я обернулся: в глубине рогатки, на самом конце каната, Голгот пристегнул шлем к своей кирасе из кожи горса, пропустив ремни под мышками. Альма подошла к нему, но он оттолкнул ее, что-то буркнув. Он прекрасно знал, что его ждало: предусмотрительно вырыл дыры для опор под ногами, потянул шею во все стороны, размял плечи и бедра. Мне страшно даже представить, что будет, если мы потеряем Голгота. Столь велика его воля, столь невероятно он сосредоточен на нашем пути. Он был самой Трассой. Он, Голгот, девятый в своем роду, по всеобщему мнению (всех ордонаторов, которые его обучали, и старцев, которые видели, как контровали его отец и дед), он был лучшим из лучших. У кого еще в крови бурлил Дух Орды? Кто еще нес в себе такую дикую веру? Никто, и он это знал. И в то же время одно сомнение, как хищный зверь, раздирало его изнутри: как могло случиться так, что его родной сверходаренный старший брат умер всего шести лет от роду. Я был частью Орды, я, Сов, сын фаркопщика, и Пьетро, Эрг, Фирост, Свезьест — все мы были частью Орды. Но он, Голгот, был не частью Орды. Нет. Он был самой Ордой.