Нет, он не собирается воровать, не будет делать ключей к сейфам! Все это не для него. А вот попробовать, хватит ли у него знаний математически рассчитать и потом начертить схему такой машины — это его дело.

В-четвертых, не далее как сегодня он снова пойдет в спортзал. Соскучился по Володе Крячко и по Софье Павловне, и вообще по нормальной жизни. Пусть Колобок тетешкает свою сберегательную книжку: он, Демид, так жить не будет.

И вновь неожиданная горечь сжала сердце: нет у него друга и советчика, умерла Ольга Степановна, пусть земля ей будет пухом.

Демид резко поднялся с тахты, взмахнул несколько раз руками, наклонился раз десять, коснувшись пальцами пола. Можно считать, с зарядкой покончено. Оделся, оглядел себя в зеркало. Правду сказала Лиля, голодранец он на вид, только и красы, что буйная темно-золотая шевелюра да синие глаза. Но ведь это девчатам пристало гордиться глазами, а ему, парню, — нет. Правда, если быть до конца откровенным, то взгляд ему нравится — прямой, твердый, и брови, почти сросшиеся на переносье, мужественные, строгие, как у отца на фотографии.

Вот и часы нормальные для дома надо бы купить, с боем! А будильник Альберта Лоботряса — на кухню, там ему и место. Да и столик какой-нибудь не мешало бы заиметь.

Купим часы! И столик купим! Как это хорошо, когда ты никому ничего не должен и можешь теперь распоряжаться и своим временем, и своей судьбой. Его словно на крыльях вынесло из дома, перенесло через улицу. Это не составило никаких физических усилий и, хотя противоречило законам физики, было чистой правдой: видно, не все зависит от законов физики, многое — от настроения.

И вдруг увидел впереди Ларису. Девушка стояла, перекладывая из одной руки в другую тяжелую сетку с продуктами. Улыбчиво щуря пронизанные солнечным светом глаза, спросила:

— Что это ты сверкаешь, как медный таз?

— От счастья!

— А ты знаешь, какое оно?

— Знаю.

— Может, и мне скажешь? — Темные глаза девушки мерцали в чащобе густых ресниц.

— Конечно. Счастье — это возможность заниматься делом, которое тебе по душе.

— Ну, а как быть с работой, которая никому не нравится? Ее на мою долю оставишь или как?

— Нет, ее тоже мне придется делать, — вздохнул Демид. — У кого хватит духа заставить такую хорошенькую девушку заниматься делом, которое ей не нравится!

— Я не люблю, когда надо мной подшучивают, и прошу это запомнить, — веско заметила Лариса. — Комплименты позволительны, когда для этого есть основания, а иначе они походят на насмешку.

— При чем тут комплименты, — горячо отозвался Демид, — когда это чистая правда. Я действительно так думаю.

Взглянул на нее и улыбнулся: никакой особенной красавицы пока из нее не вышло, просто симпатичная, славная девчонка… И вдруг вспомнился тот морозный вечер, когда он оттирал ей замерзшие пальцы. Сам не зная почему, сказал:

— Приходи в гости. Не только тогда, когда тебе будет трудно, а просто так…

— Спасибо, приду.

— Счастливо. Подожди, — вдруг вспомнил Демид, — тут мне на днях один тип настоятельно рекомендовал не морочить тебе голову. Ты не знаешь, каким образом я это делаю?

— Какой тип?

— Геннадий, Тристан… Это твоя компания?

— Моя. С ними интересно. Я о тебе с ними часто говорю…

— О чем именно, если не секрет?

— Что нашел в тебе мой дед? Ты же знаешь, как меня этот вопрос занимает.

— Ты им обо всем рассказала?

— Нет, о книгах не говорила, это не мой секрет. О тебе расспрашивала, понять тебя хотела, вот они и решили, что у нас с тобой… Скажу тебе честно, что для меня будет величайшим разочарованием убедиться, что ты всего-навсего стандартный продукт научно-технической революции, и ничего больше…

— Так оно и есть, — ответил Демид, — а Тристан Квитко не стандартный?

— О, нет… Я, возможно, за него замуж выйду. Правда, с одним условием…

— У вас уже и такие разговоры ведутся?

— Да, так вот: может, и выйду, если он совершит поступок, который будет равен подвигу.

— Ну что ж, договор серьезный. А пока подвиги еще не совершены, приходи ко мне в гости.

— Может, и приду когда-нибудь…

Несколькими минутами позже Демид уже входил в свой девятый цех. Первым ему встретился счастливо улыбающийся Валерий Пальчик.

— Можешь поздравить! Вчера переехали.

— Квартиру получили?

— Маленькую, но отдельную. Рай!

— Поздравляю. Насколько я понимаю, Гане скоро предстоит идти в декретный отпуск?

— Думаю, что именно так и случится, — ответил счастливый Валера.

В тот день все ладилось у Демида: и работа выпала интересная — монтаж пульта управления М-4030. Передняя ее панель — целый щит размером, примерно, в квадратный метр, если не больше, а на нем ряды тумблеров, по двадцать два в каждом, над ними лампочки. Внизу девять черных квадратных кнопок, которые задают режим работы машины. А по углам щита тоже тумблеры и тоже лампочки. Одна из них, в правом углу внизу, особенно зловредная, называется «схемный контроль», красная, как огонек светофора. Когда она горит, это означает, что в машине где-то неполадки. Организм машины настолько сложный и быстродействующий, что человек просто не в состоянии уследить за его работой. Для этого и смонтированы автоматические схемы контроля.

Сейчас перед Демидом всего лишь голый щит, где слесари установили тумблеры, переключатели и лампочки, а на его долю выпало связать все эти элементы заблаговременно приготовленными проводниками в единую систему, словно вдохнуть в металл живую душу.

Машина, о которой мечтал Аполлон Вовгура, пожалуй, имела бы чуть меньший пульт управления, но также обошлась бы без вспомогательной аппаратуры, одним магнитофоном. Высоту выступов на бородке ключа просто можно было бы прочитать на лампочках, смонтированных попарно. Скажем, ни одна не горит — два миллиметра, первая загорелась — четыре, вторая — шесть, обе горят — восемь миллиметров. Конечно, не точно, но если подумать о системе допусков в современных замках, то плюс минус один миллиметр абсолютно приемлемы.

Интересно получается, Демид! Ведь знаешь, что такая машина никому не нужна, и все равно всякий раз, когда думаешь о ней, сердце полнится волнением, как перед путешествием в далекую и неведомую страну. Строить такую машину, конечно, не стоит, а набросать схему можно. Для практики, для того, чтобы доказать себе самому, на что ты способен.

Нужно не спеша разработать математическое обеспечение машины, осмыслить и записать все данные. Язык слов и размеров перевести в двоичный код, понятный машине, а уж потом решить, захочется ему строить такую машину или достаточно будет одной теории. Так он и сделает. Руки орудовали паяльником и пинцетом, а мысль, как загипнотизированная, возвращалась к машине, о которой мечтал дед Ларисы.

Смотри-ка, вот и конец смены. Завтра закончим этот пульт управления. А у его машины пульт управления будет другой. Он установит маленькие тумблеры, они продаются в магазине «Юный техник» по двадцать одной копейке за штуку. Фольговый текстолит для панелей тоже там продается, и выбракованные интегральные схемы он видел… Что же выходит? Признайся сам себе, ты уже думал над тем, где взять детали для своей будущей машины? А там, глядишь, и ключ к сейфу сделать захочется?

Нет, этого не случится. Демид заставил себя забыть о машине Баритона. Самое время было заглянуть в десятый цех, посмотреть самую интересную на свете вещь: как работает комплекс Павлова.

Теперь, когда стало много свободного времени и появилась возможность перейти с заочного на вечернее отделение университета, когда отданы все долги, а на душе так, словно ты на рассвете вышел на берег реки, которая еще парует прозрачным туманом, и бросился с разбега в эту тихую, сонную воду, вынырнул, набрал полную грудь лесного пряного воздуха и, посмотрев в высокое чистое небо, снова нырнул, — теперь обо всем можно мечтать.

Возможно, не совсем такое, но схожее чувство испытывал Демид, когда приходил в десятый цех, шел в дальний угол, где шла сборка машины М-4030, ставил стул к стене и будто смотрел хорошо поставленный спектакль, наблюдая за работой наладчиков.