— Вы прелесть, — восхищенно воскликнул заведующий. — Ах, американские женщины!.. Но пройдите в столовую, я сейчас же переговорю с министром.

Спустя минуту он усаживался возле нее и затыкал за воротник салфетку. Все было улажено! Министр не имел оснований доверять своему лакею, тем более что у него никогда не было своего лакея: два унылых молодца, приглашенных с этой целью на один вечер, были безработными вегетарианцами и посетителями воскресной школы. Итак, вместо них и к большой выгоде для кошелька фрау Шперлинг и к большой выгоде для союза «Месс-менд» (совершенно разрушая правило, по которому то, что выгодно для капиталистов, не может быть выгодным для рабочего класса) — вместо них в столовую вошли Зильке и старый швейцар. Один нес блюдо с бараниной, другой корзину с винными бутылками. Один начал свой обход, подойдя, по указанию жены министра, к фрау Вестингауз, и другой должен был подойти к фрау Вестингауз, спустившей с плеча свой мех и кокетливо придвинувшейся к заведующему обороной. Плечо было, правда, худенькое, как у девочки, но это не мешало ему быть лилейно-белым и нежнейшим по очертанию. Не успел старый швейцар наклониться над ним с бутылкой шампанского, как Грэс резко повернулась и толкнула его. Секунда — и золотая пена залила ей плечо к величайшему негодованию заведующего обороной.

— Ничего, ничего, мой друг! — милостиво улыбнулась Грэс — Помогите мне вытереться!

Салфетка в руках швейцара поистине напоминала скребницу. Он принялся скоблить ею детское плечико с такой злобой, как если б перед ним был лошадиный круп. Но Грэс и не пикнула. Она только вскинула на швейцара кроткие глазки. Он скорчил самую свирепую гримасу; его седые бакенбарды грозили ежесекундно оторваться от щек, очки упасть вниз, галуны отпороться, грим отойти, а сам Лори Лэн — ибо это был он — броситься отсюда ко всем чертям. Но лукавый голос привел его в себя:

— Не трите мне так плечо, а то я не услышу важных вещей!

Нельзя было не признать, что в замечании был толк. Он двинулся дальше, держа бутылку не хуже, чем охотничье ружье, и старательно навострил уши.

— Преимущество?.. — говорил Дюрк, отправляя в рот кусок ветчины. — Наша граница приведена в порядок. Тем самым создается большое преимущество!

— Но позвольте, дорогой Дюрк!..

— Нет, позвольте, дорогой Шперлинг!..

— Но войдем же, дорогой Дюрк…

— Мы войдем, дорогой Шперлинг. Вы всегда можете проголосовать против. Вы будете исторической фигурой. Вы один проголосуете против!

— Но как вы на это посмотрите, любезный Дюрк?

— О, с удовольствием, — рассеянно ответил Дюрк, накладывая себе баранину. — Нет ничего приятней, знаете ли, как иметь свою оппозицию… Белого вина, пожалуйста. Потому что своя оппозиция, видите ли, это все равно, что запросы своей совести. Нельзя быть человеком без совести! Я стою за то, чтоб мы имели свою оппозицию. Я не бурбон.

— Благородный человек! — воскликнул Шперлинг, хватая его за руку. — Благородный, непонятый человек! Еще одна историческая ошибка… В моем дневнике, дорогой генерал…

Швейцар с галунами двинулся дальше. Он наливал принцу Гогенлоэ.

— М-м, — мычал принц, поглощая омара и нагибаясь к виконту, — никаких отсрочек! Это средство делает нас хозяевами вселенной. Мы скрутим их. Они будут навозом, удобрением, жвачкой, домашней собачкой, машиной. К черту социальные проблемы! Через три месяца никаких социальных проблем, Советский Союз сожжен, рабочие у наших ног, и… — вот когда я приведу свой проект в исполнение: всех безработных на тот свет.

— Браво! — ответил виконт, умоляюще поглядывая на вилку. Он был убежден, что, если б она захотела, она могла бы сама подносить ему в рот маленькие кусочки сардины, удобной тем, что ее не нужно разжевывать.

За бараниной последовала хорошая немецкая рыба, нафаршированная решительно всем, что оставалось у министра со стола в течение недели.

Швейцар с галунами вошел в роль. Он обносил гостей слишком часто, по мнению фрау Шперлинг, но зато к концу ужина он знал отличные вещи:

Во-первых, соединенные государства должны сделать запрос Советской России по поводу убийства Растильяка.

Во-вторых, вслед за запросом они должны закричать, что на них нападают.

В-третьих, они должны обороняться, с каковою целью соединенные армии двинутся на Союз.

В-четвертых, Закавказье объявит о своих национальных чувствах, перережет всех комиссаров и двинется, в свою очередь, на Союз.

И — что самое главное во всей этой истории, по мнению заведующего обороной, молчавшего почти весь вечер, глядя на плечико Грэс, — самое главное, самое главное:

англичанину

будет

…

Лорд Чирей, английский посол, проснулся в скверном настроении и тотчас же чихнул.

Чихание у лорда Чирея было плохим признаком. Оно предвещало тревожный день. И точно. Спустя десять минут, когда лорд Чирей стоял под душем, к нему явился секретарь с омраченным лицом.

— Сэр, прошу прощения. Ужасные новости!

Лорд вышел из-под душа и облачился в халат.

— Скверные новости!

Лорд отдался в руки своего парикмахера.

— Интриги держав. Извольте сами послушать! — Секретарь поднял портьеру, ввел в комнату двух унылых молодых людей и сделал им поощрительный жест.

Молодые люди были безработные, вегетарианцы и слушатели воскресной школы. Они одновременно раскрыли рты и уныло загудели:

«Их пригласил министр Шперлинг в качестве мажордомов. По уговору они должны были прослужить весь вечер, получить по две марки и ужин. Вместо этого их выставили до ужина и дали им по марке, да и то не деньгами, а чечевицей».

— Какое мне дело, — поднял брови лорд Чирей, — какое мне дело, Джон, что эти молодые люди получили чечевицу от министра, тем более что сам министр получает чечевицу от клерикалов, аграриев и консерваторов?

— Сэр, слушайте дальше! — загадочно ответил секретарь.

— Нам это показалось обидным! — снова загудели вегетарианцы. — Мы сказали друг другу, что это несправедливо! Почему, сказали мы, министр позвал на вечер французов и не позвал англичан? Почему французы видели — какой такой новый металл открылся у немцев, а англичане не видели? Мы обиделись, сэр, и мы пришли к вам. Вот, сэр, чистосердечная исповедь.

— Гм… Что за металл?

— Стреляет, сэр, насквозь. Живая обезьяна лопается, как пузырь. Мы слышали, будто металл открыли у русских, где-то в Зангезурии…

— Джон! Принесите справочник!

Секретарь подал лорду справочник. Лорд раскрыл его тонким желтым пальцем и прочел про себя:

— Джон, я слышал об этой концессии от лорда Хардстона, дня за три до его смерти. Дайте молодым людям по шиллингу и прикажите их накормить! Автомобиль!

С этими словами лорд Чирей попудрился, скинул халат и через несколько минут был в блестящем посольском наряде. Взяв цилиндр и перчатки, он заткнул в глаз монокль, сел в автомобиль и приказал везти себя на Тюрк-Платц, в Советское Торговое представительство.

В Кабинете Торгового представительства, как всегда, тишина. Жалюзи притворены. Пол затянут ковром. За столом сидит мягкий человек в пенсне и читает деловые бумаги. Но вот против него на дверях вспыхнула фиолетовая лампочка, невидимая клавиатура светового «Ундервуда» приведена в движение, и одно за другим загораются слова: