Чую, Чёрный, риторический вопрос.

В утренних сумерках таверна Якова выглядела жутковато. Её чёрные провалы выбитых окон, окончательно рухнувшая крыша веранды, забросанная землёй покосившаяся вывеска и кучи мусора вокруг явно давали понять, что местные решили держаться от таверны подальше. То ли им рассказали о случившемся обороте Якова, то ли горожане сами почувствовали исходящую от неё угрозу и предпочли ютиться в оставшихся домах, сие мне было неведомо. Но в любом случае, теперь даже дежурившая пятёрка ковбоев опасалась в неё заходить.

И их можно понять, ведь когда в темноте заведения звучит жуткое рычание, ломается мебель и время от времени из окон вылетают бутылки, стулья и остатки лавок, последнее, что захочется делать, так это зайти в таверну и начать разбираться.

— Ох уздечку ему в печку… если он опять зверем обратился, я ему по башке поленом настучу, — проворчал я в полутьме, прислушиваясь к грохоту из-за дверей. — Эй, Карл, или кто там из вас Якова первым увидел? Каким он выглядел, может кто сказать?

Спросил у ковбоев, так как тонким зрением ничего не смог разглядеть. Внутри здания будто морока навели и в густом чёрном тумане виднелся только смазанный силуэт.

— В смысле как выглядел? — не понял вопрос один из взрослых ковбоев, держа ружьё на изготовку.

— В прямом смысле. В виде человека или нет? — нетерпеливо уточнил, но только ещё больше их полусонные мозги запутал.

— Что…?

— Кого…?

— А он что, и не человеком может быть…?

— Тьфу, всё с вами ясно. Лизка, готовь тряпку успокаивающую, — попросил я подругу, но в этот же момент из окон зала таверны прозвучал отборнейший витиеватый мат. — Оооо. Нет, дорогая, отбой. Кажется наш Яков всё таки вменяемый.

— Да и тряпка у него осталась. — ответила Елизавета и я лишь головой сокрушённо покачал.

Такую необходимую для успокоения вещицу и рядом с ним оставить. Нонсенс! Хотя в нашем положении сохранять здраво мыслящую голову та ещё задача.

Размяв колени и плечи, я попросил ковбоев с Елизаветой держаться подальше и осторожно ступил на скрипучие доски веранды. Точнее того, что от неё осталось после всех произошёдших событий. И пока я шёл, то внимательно прислушивался к рычанию, сквозь которое нет-нет, но пробивались человеческие фразы.

Уже за стенами таверны я понял, что чёрная дымка имелась не только на тонком плане, но и на материальном. Мелкой взвесью шумела перед глазами, не давая толком сориентироваться, но хотя бы на вкус и цвет она оказалась нейтральной. По мере моего движения, хруст мебели стал более отчётливым и я наконец смог разобрать монотонный шёпот, повторяющий одно и то же.

— Пауки… чёртовы пауки… проклятые пауки, будьте вы прокляты-прокляты-прокляты. Я не хочу помнить! Не хочу — не хочу — не хочу. Чёрт-чёрт-чёрт! Они везде, они везде… Пауки, пауки, пауки, они везде… абсолютно везде… — хриплый голос в тёмной взвеси звучал словно отовсюду, поэтому выйдя приблизительно в центр зала, я активировал ауру Усиления. В тот же миг Яков громко воскликнул. — КТО ЗДЕСЬ⁈

Незримое глазу движение и меня поднимают за грудки и впечатывают в стенку за барной стойкой. Оставшиеся на ней бутылки дождём посыпались вниз, разбиваясь на осколки, но активированное Уплотнение меня от них уберегло. Опустив глаза, я сквозь тёмную дымку увидел покрытые шерстью руки и оскаленное лицо Якова.

И оно оказалось больше человеческим, нежели звериным.

Возблагодарив судьбу за это, я попытался с ним поговорить, но Яков вновь с силой впечатал меня в стену, а после приблизился. Его исполосованное шрамами лицо оказалось совсем рядом и я заметил, как в глубине его чёрных глаз пульсируют алые искорки. Чёрные волосы на его голове и плечах плавно шевелились, и как раз они то и создавали этот тёмный туман, вытекающий из их кончиков.

Яков шумно вдохнул воздух и прохрипел мне на ухо.

— Хххьярр тхебя знхааю! Это был ТЫ! Зхрачем⁈ Зхачем ты это сделал?!! — с каждым выкриком он продолжал вколачивать меня в стену таверны и если бы не защитные ауры, моя бы грудная клетка превратилась в мешок с костной пылью.

Взявшись за его голову я подгадал момент, размахнулся и со всей силой впечатал свой лоб в его. Раздался сухой стук и Яков запрокинул голову назад, глухо мыча.

— Яков. Приди в себя. Вспомни, кто ты! — велел ему, и тут же с его лихой подачи отправился в полёт по трактиру.

Метнул он меня мощно, но всё же не так сильно, как тот же Одержимый. Затормозившись не без помощи разгромленных столов и деревянного столба, подпирающего верхние этажи, я вновь постарался воззвать к нему.

— Яков Кравец, вспомни кто ты есть!

— Я ПОМНЮ! — взревел он в бешенстве и пришлось уворачиваться от куска столешницы, которую он с лёгкостью выдрал из пола и кинул в меня. — Я всё помню! Абсолютно всё, всё, всё-всё-всё! Я ничего не могу забыть… ничего… ничего… ничего…

Сквозь тёмную пыль мне удалось разглядеть, как его грузная фигура обессиленно рухнула на колени после вспышки активности. Спрятав лицо в ладони, он повторял и повторял слова, пока полностью не согнулся и не упёрся лбом в доски пола.

— Ну и чего ныть-то, раз всё теперь помнишь? — задал ему вопрос, присаживаясь напротив. — Или тебе тупое небытие слаще горькой реальности? Раз так, то настала пора проснуться.

— Ты ничего… ничего… ничего не понимаешь!!! — заревел он и стартанул из своего положения прямо на меня.

Пришлось ловить Якова в борцовской стойке, вминая стопы в доски и проламывая их на всём протяжении его рывка. Вылетев из таверны, мы покатились по земле и ребята Хенвлоу бросились в рассыпную. Кто-то из молодых достал тазер, сдуру выстрелил в могучее плечо Якова и жёлтая стрелка отрикошетила ввысь.

И будучи в полузверином обличии, Яков этот укол если и не почувствовал, то почуял точно.

Тут же попытался вырваться из моей хватки и броситься в сторону стрелявшего, но сделать этого я ему не дал. Всадил коленом в грудь, а после дёрнул и перебросил его тушу через себя, тяжело ударяя оземь. Навыки рукопашного боя тут же подкачивались из памяти Сергея Кравец и я принялся методично выбивать из Якова всю его дурь.

Метил в основном в места, где мышцы крепились к костям и в нервные сплетения, чтобы максимально сократить его возможности к сопротивлению. Но даже так, будучи вымотанным и ослабленным, он давал достойный отпор, пытаясь сбросить меня и подняться.

В конце концов помог только одновременно болевой и удушающий захват, который отбитые до потери страха тренера в Семье Кравец называли капканом дьявола. Перевернув Якова спиной вверх, я свои ноги сложил в замок на его шее, а руку его заломал назад и потянул.

Сам не знаю, как умудрился в такое скрутиться и вряд ли бы смог ещё раз повторить, но Яков оставил попытки встать и лишь глухо рычал, пуская пену.

— Да придиж! Ты! В себя! — хрипел ему в ответ, держа на пределе своих сил.

— Яков! Это я, Елизавета! Пожалуйста, не сопротивляйся! — моя умница-разумница Лизка таки додумалась сбегать до комнаты Якова и теперь прижимала розоватую тряпку к его лицу.

Тот сперва головой отмахивался, рычал, но вскоре движения его замедлились. И уж не знаю, что подействовало сильнее, удушение или запах с тряпицы, но в моих руках он обмяк и я смог наконец-то его выпустить.

Так он и остался лежать на плитках мостовой, дыша глубоко и сипло. Жестом попросив ковбоев и вышедшим из домов праздным горожанам отойти подальше, я попросил Лизку молчать, а сам прислушался. Яков что-то шептал. Едва слышно, но мне удалось разобрать.

— Энэн… я помню тебя, моя дорогая. Теперь я тебя не забуду… ни в коем случае… прости меня, Энэн.

Подсев поближе, я узрел, что здоровяк пускает слёзы прямо на тряпицу, а взгляд его становится человеческим.

Тело его сдавало в пропорциях, сбрасывало лишнюю шерсть и переставало выпускать струйки тёмной пыли. С каждой секундой Яков становился всё более узнаваемым, но всё же кое-что в нём неизгладимо поменялось. Теперь он не выглядел любезным и учтивым увальнем, а скорее походил на матёрого, мускулистого и опасного хищника в человеческом обличии.