— Дозор несёте? — улыбнулась Зоряна, — хорошо. Дай знать на заставу, что мы возвращаемся, пусть встречу готовят.

Коршун издал тонкий крик, устремился ввысь. «Значит, поблизости застава есть, — отметила про себя Горлица, — видно в горах где-то прячутся. Дорога тут прямая, любого проезжего издали видно, а самих воинов и не разглядишь». Царевна приуныла. Не так-то легко сбежать отсюда. Можно сказать, совсем невозможно. Разве что птицей обернуться и улететь. И то вряд ли — коршуны-дозорные поймают. Тем временем горы уступили место зелёным лугам, на которых паслись коровы, козы, овцы. Показались деревянные избы, точно такие же, какие видела Горлица в Серебряном царстве, только какие-то блёклые, серые. Ни резных ставень, ни росписи. Ставни везде закрыты наглухо, жителей нигде не видно. В дома, что ли, попрятались, услышав конский топот? Жилая, но в то же время пустая деревня наводила ещё большую тоску, чем голые скалы. Поможет ли кто-нибудь из живущих здесь людей беглянке? Нет, наверное не помогут. Даже дверь не отопрут. Побоятся. Огонёк надежды в душе Горлицы всё больше угасал.

Солнце уже клонилось к закату, когда Ярослав вбежал во двор кощеева замка. Остановился возле конюшни, заржал. Мальчишка-конюх шустро поднёс жеребцу глоток тёплой воды. Два воина, ждавшие здесь же, почтительно склонились перед спешившейся Зоряной. Та кивнула им.

— Наконец-то дома.

— Здравствуй, царевна. Царь Кощей вас заждался. Велел передать, чтобы по возвращении тотчас к нему явились.

— Ну уж нет, — решительно возразила Зоряна, — пока от дорожной пыли не отмоюсь — никаких разговоров. Давайте-ка лучше невестой отцовой займитесь. Проводите, куда следует.

Сказав это, кощеева дочь направилась к замку. Сейчас первым делом велеть девке-чернавке баньку истопить, а уж потом к отцу.

Конюх, обихаживая Ярослава, попутно рассказывал о Горицвете, коне кощеева сына.

— Здоров, корм хорошо проедает. Только грустный был вначале, после вашего с сестрой отъезда, скучал видно. Каждый раз, как дверь в конюшню скрипнет, настораживался. Очень ждал. Я каждый день выпускал его в загон побегать, на верёвке гонял осёдланного. Верхом не садился, как и было приказано.

Ярослав слушал, кивал в знак одобрения. Мальчишка тщательно смыл с золотистой шерсти грязь и пот, потом отжал скребком воду, насухо вытер жеребца. Тот переступил с ноги на ногу, превратился в человека.

— Спасибо, Меньшик. Вижу, что ты надёжный человек. Тебе без раздумий можно доверить любую лошадь, самую ценную.

Паренёк зарделся, смущённо уставился в землю.

— Да ладно, — пробормотал он, — это же работа моя. И лошадок я люблю, забота о них мне только в радость.

Ярослав похлопал его по плечу.

— Всё равно спасибо. Пойду, проведаю своего красавца.

Увидев хозяина, Горицвет радостно заржал, прильнул носом к мятой серой рубашке, жадно втянул ноздрями родной запах. Ярослав погладил мерина, прижался щекой к щеке.

— Здравствуй, Цветик. Что, скучал по мне, рыжик?

Конь перебирал губами его волосы, дышал в ухо.

— Хороший. Я тоже беспокоился о тебе, — обнял конскую шею, — тяжело мне, приятель. Я ведь, похищая царевну, против своей совести пошёл. И слово, которое матушке дал, нарушил. В груди теперь прямо свербит. А Зоряне хоть бы что. Радуется, улыбается. Совесть её не мучает. Неужели ей действительно совсем не жаль Горлицу?

Горицвет смотрел в лицо Ярославу ласковыми карими глазами, словно силился понять, что говорит человек.

— Знаешь, Цветик, я Зоряне не рассказывал, как мать умерла. Ну о том, что её отец замучил насмерть. Сестрёнка ведь вспыхивает от обиды как солома от огня. Если бы решила против отца идти, простым непослушанием не отделалась бы. Я не хотел, чтобы её наказывали так же сурово, как меня. Боялся за Зоряночку. Вот и добоялся. Может я виноват в том, что у неё совсем нет жалости к слабому? Одна волшба в голове. Такая вот беда, рыженький. Царевна Горлица женой Кощея стать не согласится, а значит, жить ей осталось считанные дни. Получается, что её смерть на моей совести будет. Богатырю Добромиру и нянюшке царевниной тоже несладко придётся. И всё это — по нашей вине. Кто знает, может Добромир смог бы Змея одолеть, а сюда ему уж точно не добраться, — Ярослав тяжело вздохнул, — пора мне, друг. Отец ждёт. Завтра ещё тебя навещу, принесу чего-нибудь вкусненького. Бывай.

Огладил лошадь по шее, вышел из конюшни. Справа высилась каменная громада замка. Взгляд Ярослава рассеянно скользил по окнам и стенам. Всё как всегда, за время их отсутствия ничего не изменилось. Окна пустые, мёртвые, разве что силуэт стражника изредка промелькнёт. А это что? Юноша остановился, внимательно вгляделся в высокую башню. Так и есть — ставни распахнуты. Лет пятнадцать уже не открывались, а теперь вот открыты. Сердце отчаянно заколотилось. Ярослав хорошо знал эту комнату, хотя уже давно в ней не жил. Помнил каждую трещинку на деревянной раме, каждую складку на занавесках. Именно там прошла жизнь его матери, и часть их с сестрой жизни. Правда Зоряна была совсем маленькой, когда их переселили в другое крыло замка, так что детскую свою разве что во сне иногда видит. Горло у парня вдруг пересохло, заныло в груди. Кто-то подошёл к окну. Ярослав приподнялся на цыпочки, стараясь лучше разглядеть этого человека. Точёная фигурка, волосы цвета спелой пшеницы, сплетённые в толстую косу. Горлица. Дыхание перехватило, поплыла из-под ног земля. Ярослав пошатнулся, прикусил губу, чтобы сдержать стон. Конечно, он предполагал, что новую невесту отец поселит там, где держал предыдущую полонянку, но старался гнать эту мысль прочь, в конце концов, не всё ли равно, куда заточат царевну? Почему же вид Горлицы, выглянувшей из окна башни, так больно ударил по сердцу? Волна жалости, сочувствия к девушке захлестнула его. И сразу же сменилась ненавистью к отцу. Настолько сильной, что даже в глазах потемнело. Совсем как в день смерти матери.

— Будь ты проклят, — прошептал Ярослав.

Звук собственного голоса, низкий, хрипловатый после нескольких дней молчания, заставил его очнуться. Силуэта в окне уже не было. Ноющая боль, однако, не желала утихать. «Так больше нельзя, — думал юноша, шагая к воротам, — надо что-то делать, надо».

Железный Волк, похоже, почуял его настроение: при виде кощеева сына огромный зверь вскочил, шерсть на холке встопорщилась, хвост вытянулся вдоль спины, в горле зарокотало рычание, напоминающее дальний раскат грома. Рука Ярослава легла на рукоять висящего на бедре ножа.

— Пропусти, — процедил он сквозь зубы, сам удивляясь появлению в голосе угрожающей нотки.

Рычание сделалось громче, зверь угрожающе наморщил нос, обнажая блестящие белые зубы. Ярослав выхватил нож. Плевать, что шкура у Волка железная, можно попробовать вставить клинок в пасть, как распорку. В жёлтых глазах хищника отразилось удивление. Верхняя губа, подрагивая, опустилась, улеглась вздыбленная шерсть. Сторож шагнул в сторону, освобождая проход. Юноша быстро прошёл к воротам. Закрывая за собой тяжёлую дверь, Ярослав вдруг ощутил дрожь в ногах, на лбу выступил пот. С удивлением уставился на свою руку, всё ещё сжимавшую нож. «Что это со мной? Против Железного Волка с такой булавкой. Хорошо сестра не видела». Перевёл дух, вытер лоб рукавом. Видок у него сейчас, наверное. Ладно, авось отец спишет всё на усталость.

В тронный зал брат и сестра вошли одновременно. Зоряна уже успела переодеться, выглядела она свежей и отдохнувшей. Ярослав же вновь ощутил прилив жгучей ненависти, поэтому, быстро поклонившись отцу, так и остался стоять с опущенной головой.

— Рад видеть вас с удачей, дети мои, — произнёс Кощей, — рад, что труд мой даром не пропал.

Зоряна просияла, Ярослав только ниже опустил голову.

— Расскажите, как вам удалось похитить царевну?

— План придумал Ярослав, — начала девушка, — а потом…

Она подробно рассказала обо всём, не упомянув только дружбу Ярослава с Добромиром, ни к чему это отцу знать.