– В таком случае, – медленно проговорила она, дойдя до конца аллеи, – логичнее было бы предположить, что вы займетесь военной историей.

– Было такое, – он даже улыбнулся. – Пока валялся по госпиталям и больницам, не зная, чем себя занять, читал много книг именно по военной истории. Думал, не сложилось так, сложится по-другому. Но потом начал изучать эпоху Петра, как раз его батальные победы, и как-то увлекся временем. Я, в общем-то, считаю, что именно это увлечение поставило меня снова на ноги, дало новый смысл жизни. Я поступил в институт, закончил его, пошел дальше и вот… – Шевцов слегка развел руками.

– Увлекаете своим увлечением других, – закончила Полина.

– Студентам нравится. Я их и сюда неоднократно привозил. Отличный наглядный материал для изучения эпохи.

Они развернулись и неспешно пошли в обратную сторону. Полина думала о том, сколько внутренней силы потребовалось молодому парню, чтобы не сломаться, не потеряться, суметь снова найти себя.

– Место потрясающее, – согласилась Полина. – Очень атмосферное. А… последние Черкасские… Их так и не удалось найти?

– Нет. В одно время я занимался этим вопросом. Это, конечно, не XVIII век, но история усадьбы тоже увлекательное занятие. Однако все, что известно про последних владельцев, это то, что после революции их следы теряются, а Ольга Мефодьевна – единственный ребенок, наследница, как уехала в Первую мировую сестрой милосердия искать своего жениха, так больше в Россию и не вернулась. Потом якобы ее видели в Париже, но это так – слухи. А больше ничего о ней не известно. Нашла она жениха? Не нашла…

Из-за лиственницы на дорожку аллеи вышли двое. Сын и та девушка. Где-то Полина ее все-таки видела. Лицо знакомое. Ноги, обтянутые в джинсы, красивые – длинные и стройные. Да, пропал ее мальчик.

Кажется, они все-таки не просто друзья. За руки как не держались, так и не держатся, но глаза у обоих блестят. Это влюбленность. Такое не скроешь.

– Ну что, куда теперь? – спросил Даня, когда две пары встретились посреди аллеи.

– К церкви, – ответила Полина, подавив в себе желание поправить на сыне воротник куртки.

И губа нижняя у него немного припухла. Он целовался. Они там целовались, в этих елках-лиственницах.

– А потом предлагаю перекусить в ближайшем городке, я знаю неплохое кафе, – Шевцов взглянул на часы. – Кстати, там есть хороший музей. Если мы поторопимся, то можем успеть.

– Он как-то связан с Отрадным? – поинтересовался Даня.

– Напрямую.

Небольшая церквушка с собственной колокольней стояла вся в лесах – работы по восстановлению шли полным ходом даже в выходной день. Полина подумала, что после реставрации надо будет сюда заглянуть. Словно в ответ на ее мысли Шевцов сказал:

– Там местами сохранилась роспись. Надеюсь, хотя бы частично храму удастся вернуть первоначальный вид.

Этот пункт Полина в блокнот не внесла. Невозможно было представить себя на совещании с просьбой: «Нужны деньги на церковь». В самой просьбе не было ничего из ряда вон, но достаточно предположить, какое лицо будет у Агнии или финансового директора… Нет, про церковь она говорить не станет. А вот про фонтан и «Мон плезир» скажет.

Полина немного отстала от остальных и сделала пару кадров. Отсюда открывался красивый вид на озеро, да и на господский дом сбоку.

Какое место… возрождающееся. Когда-то здесь все было разрушено, заброшено, а сейчас словно новая жизнь вдыхается. Пройдет совсем немного времени, и по дорожкам парка будут бегать дети, а по озеру плавать лодки, и однажды по округе раздастся колокольный звон вот из этой колокольни на Рождество. Или на Крещение. Полина не знала, будет ли здесь все именно так, она просто фантазировала. Это занятие оказалось непривычным, но увлекательным.

А Шевцов уже что-то вещал про обманки, которые расставляли в разных углах парка и в доме. Это такие вырезанные и раскрашенные фигуры людей, которые издалека казались настоящими. Эксклюзивная шутка XVIII века. Поднимаешься по лестнице – а наверху тебя встречает дама. Думаешь, хозяйка дома, но оказывается, что просто рисованная фигура.

Чего только люди не придумают.

А потом он снова вернулся к последним владельцам и девушке-наследнице, которая убежала на фронт. Сказал, что Ольга Мефодьевна была настоящей красавицей.

Полина заметила, что Женя профессора слушает внимательно, время от времени поправляя выбивавшиеся из-за уха волосы. Вообще, она эффектная, конечно. Интересно, чем занимается?

И где-то Полина это лицо все же видела.

Музея Женька опасалась. Она в принципе не являлась любительницей музеев, ходила в школе раза два-три с классом, и память о тех походах была не в пользу музеев. Помнила только бесконечные залы, какие-то экспонаты под стеклом и ровный, усыпляющий голос экскурсовода. Хотелось сесть в уголок на стул, но на стул садиться не позволялось, потому что он какого-то века – очень ценный, а за группой внимательно наблюдала немолодая смотрительница зала, в глазах которой ясно читалось: «Варвары пришли». В общем, тоска эти музеи.

Однако такому умному профессору в очках «нет» не скажешь, поэтому, вздохнув, Женька последовала за всеми в старинное двухэтажное каменное здание в центре провинциального городка, думая про обещанный обед в кафе. Или ранний ужин? Неважно. Главное, будут кормить.

А в музее все оказалось не так безнадежно. Залы светлые, в центре – длинные мягкие банкетки – можно и присесть, вокруг много всяких красивых вещей – мебель, одежда, картины, посуда.

– Практически все это когда-то принадлежало местным купцам. – Женька поняла, что профессор знает все! – Город же был купеческий. Они здесь основали три фабрики, открыли больницу и школу, построили мост. Именно купцы были настоящими хозяевами города.

– А дворяне? – задала вопрос мама Дана. Глядя на нее, Женька остро чувствовала, что эта женщина принадлежит… как правильно сказать… к другому социальному слою, вот.

– Дворяне во второй половине XIX века такую роль здесь не играли. Они не являлись хозяйственниками. Просто за городом было несколько дворянских усадеб. И одна из них Отрадное-Черкасское. Кстати, следующий зал как раз посвящен нашей теме, пойдемте.

Зал встретил двумя небольшими овальными женскими портретами. Две красавицы в париках. На одной розовое платье, на другой голубое. Под одним портретом написано «Крепостная актриса Аграфена Соболева», под другим «Крепостная актриса Марфа Куницына».

«Соперницы, – подумала Женька. – Интересно, дрались за главные роли?»

Но вообще, любопытно было посмотреть на лица тех, кто когда-то жил в этих местах.

– Тебе которая нравится больше? – спросил Дан, увидев, что Женя рассматривает портреты.

– Обе симпатичные, и, может быть, обе стервы.

– Да? А мне кажется, у них вполне себе добрые лица.

– Ты на обложках журналов много звезд видел со злыми лицами? – Дан молчал. – Вот то-то и оно. А сколько среди них невинных овечек?

– Ты непредсказуема, – ответил Дан.

– Я знаю эту жизнь, ковбой, – Женя подняла вверх указательный палец. – Так, что у нас там дальше?

Дальше был какой-то уникальный столик с бисерной столешницей. Стол для рукоделий, как было написано на табличке. Да, для письма этот столик совсем не подходил из-за своей неровной поверхности. За таким только на пяльцах вышивать. Потом были разноцветного стекла графины и бокалы с вензелями, необыкновенная фарфоровая статуэтка – мальчик держит огромный рог, внутри которого цветы и фрукты. Все это вылеплено настолько тонко и изящно, что диву даешься, какие раньше жили мастера. Виноград как настоящий. И роза тоже!

– Такие вещи часто использовались в сервировке XVIII века, они служили украшением стола, «дабы услаждать взор», – сказал профессор, заметив, что Женя рассматривает фарфорового мальчика. – Очень часто подобные пастушки, ангелочки, букеты в корзинах служили «опознавательными знаками» места, занимаемого гостем, который на время покидал большой пиршественный стол.