Естественной связью идей, лицо, вышедшее из ничтожества и не могшее, конечно, забыть о своем происхождении, должно подумать о своих кровных друзьях, которые воспитались в грязи и, угнетенные, жили еще в той же грязи. Она ничего для них не делала, и сами же родственники должны были вызывать ее на содействие им. По этому поводу нам передавали следующий анекдот, который мы дословно списываем из рукописи весьма сведущего лица.

Когда рижский имперский ландгерихт передал поместье Ленневарден Анрепской фамилии и даже ленневардская записная книга[39] была уже передана, фон Шелен, много лет проживавший у ландрата и президента фон Вольфеншильда, рассказывал за достоверное, когда дело дошло до ленневардских крепостных, следующее: когда блаженной памяти император Петр I, по завоевании Лифляндии, много раз предпринимал в сообществе Екатерины путешествие в Германию, то случилось, что однажды она присутствовала в рижской цитадели при греческом богослужении. При выходе из церкви к ней приблизилась престарелая женщина со многими детьми[40], которые были из ленневардских крепостных, и переговорила с императрицей. Екатерина дала понять старушке, чтоб она шла спокойно домой, что она о ней позаботится. Когда императрица возвратилась из Германии в Петербург, из столицы был получен тогдашним генерал-губернатором Лифляндии и генерал-фельдмаршалом Шереметевым секретный приказ, чтоб он тех ленневардских крепостных, которые родом из Литвы, немедленно переслал бы самым почетным образом из Риги в Петербург. Получив такой приказ, фон Вольфеншильд[41] отправился сам в Ригу и хотел принести там жалобу по поводу людей, отобранных из его имения. Он был, однако, вскоре удовлетворен. Отвезенная в Петербург старушка выпросила себе, как матери императрицы, обеспечение на спокойную жизнь. Дети, бывшие при ней, были определены в школу, чтоб чему-нибудь подучились. Ее сын и ее дочери были впоследствии основателями известных еще и поныне в России и возведенных в графское достоинство фамилий Скавронских, Генриковых и Ефимовских. Крестьянам в Ленневарде хорошо известно, что Екатерина вышла из их среды, и они мечтают, что многие из них – родня императорской фамилии». Этот анекдот записан самим фон Шеленом.

Что сталось с матерью Екатерины и где прожила она последние дни жизни, мы не знаем. Неизвестен и год ее смерти. Так как по смерти Петра I об ней ничего не слышно, то, вероятно, она умерла еще при жизни императора.

Пока был жив Петр I, родственники Екатерины не смели появляться при дворе.

Если бы Петр I и не сделал всего того бесконечно великого, что им действительно совершено, он все-таки заслуживал бы удивления современников и потомства уже и потому, что обладал тонким тактом отыскивать во всевозможных слоях общества, даже в самых низших классах народа, наиболее умных и полезных деятелей и давать им такие занятия, при которых они могли бы приносить наиболее существенную пользу.

Но чтоб представить верное изображение этого необыкновенного монарха, биографы Петра не должны забывать и его слабостей. К числу таких слабостей принадлежит более всего опрометчивость. От нее происходила иногда неблагодарность – порок, слишком часто встречающийся у государей, поддающихся первому движению гнева. Когда они находятся в разгоряченном настроении, ими овладевают внимательные бездельники, находящиеся в их свите и очень ловко умеющие превращать частную ссору в государственное преступление. Таким-то образом случается, что лучшие государи, поддаваясь минутной прихоти, забывают о благодарности, которой они обязаны своим вернейшим слугам, и подрывают свою славу в настоящем и будущем.

Петр Шафиров был родом еврей. Мы, собственно, не знаем его родины; но, вероятно, он был из Голландии, где его встретил Петр и привез в Россию. Здесь он был окрещен в греческую веру; при этом торжественном обряде сам монарх заступал место крестного отца и дал ему свое крестное имя Петра[42]. Вероятно, при этом же, хотя мы и не знаем по какому поводу, получил он фамилию Шафиров.

Вначале юный прозелит получил незначительное место в имперской канцелярии, куда монарх определил его, чтобы видеть, не ошибся ли он насчет его способностей. Успех соответствовал ожиданиям Петра. Шафиров оставался недолго на этом месте. Его верный и проницательный взгляд, его точное суждение и живость в исполнении даваемых ему поручений помогли ему получить вскоре высшие почетные места. В 1711 году он заведовал в русском управлении германскими делами, которыми очень интересовался Петр I, сам желавший стать немецким имперским князем. В том же 1711 году Шафиров находился как подканцлер с императором на Пруте. После того как Екатерина, Шафиров и Остерман согласились относительно средства спасти императора и его армию, оба эти великие сановники, Шафиров и Остерман, отправились в турецкий лагерь к великому визирю, поднесли ему несметные подарки и своим красноречием окончательно спасли императора и армию.

После возвращения туркам Азова русская армия могла удалиться. Шафиров должен был отправиться как заложник в Константинополь и оставаться там до исполнения трактата. Так как он там находился как бы в плену, без дела, то воспользовался этим досугом, чтоб усовершенствоваться в итальянском языке. Потом он был еще русским послом при турецком дворе, который он покинул в первые месяцы 1714 года, чтоб возвратиться в Петербург. Здесь он был принят с радостью только одним императором. В том же 1714 году этот монарх сделал его действительным тайным советником и пожаловал ему Андреевский орден. С этого времени ему стоило огромного труда сохранить милость императора. Враги его, которых у него было много и в числе которых были лица с большим весом, не могли свергнуть его, пока император был убежден в его полезности.

Этот монарх продолжал еще долго относиться к нему с неизменным доверием. Шафиров был один из тех, которые подписали в 1718 году смертный приговор царевичу. Петр поручал ему самые важные, сложные и обширные дела. Так, например, он назначил его генерал-почтмейстером Российской империи – место, требовавшее большой и тяжелой работы, так как нужно было еще создавать почтовые учреждения в главных провинциях России.

Немногие русские сановники оказали империи и лично государю столь великие услуги, как Шафиров. Петр лишь короткое время был еще убежден в этом. Когда Петр I должен бы был оказать наибольшее доверие барону Шафирову и защитить его от нападок врагов, он забыл ту благодарность, которой он был обязан этому великому государственному мужу. Главной причиной опалы Шафирова были частые ссоры его с Меншиковым. Они с самого начала были отъявленными врагами и часто жестоко попрекали; друг друга в присутствии многих лиц. При этих перебранках Шафиров всегда был более ядовит, чем Меншиков. Вице-канцлер сказал однажды князю, что если бы зависть Меншикова была бы лихорадкой, которую он мог бы передать другим, ни один богатый русский не остался бы в живых. Такие сцены происходили почти ежедневно и в высшей степени возбудили мстительность Меншикова. Скоро встретился повод отомстить.

Во время похода Петра I в Персию в 1722 году между Шафировым и Меншиковым возникли препирательства из-за правительственных дел. Зная убеждения барона Шафирова, можно догадываться, что в этом споре право было скорее на его стороне, чем на стороне Меншикова. Но Меншиков своими умными и злыми наговорами, которые императрица должна была поддерживать всем своим значением, сумел совершенно возбудить императора, по возвращении его в 1723 году, против Шафирова. Впечатление наговоров было так сильно, что Петр совершенно забылся. Редко видели его таким взбешенным, как при этом случае. Несправедливые оговоры Екатерины и Меншикова так сбили с толку императора, что он считал барона Шафирова вполне виноватым. Он приказал арестовать этого великого государственного мужа и взять у него орден и шпагу. Потом Шафиров был предан суду, и после краткого следствия, которое Меншиков сумел направить, он был приговорен к смертной казни. Шафиров, судя по обвинению, утаивал деньги, подделывал подписи и не радел о почтовом ведомстве. На дрянных санках привезли его на Лобное место, чтоб обезглавить. Лучшая голова в государстве лежала уже на плахе, чтобы отделением от тела быть устраненной из ряда живых, когда кабинетский секретарь Макаров прокричал о помиловании и объявил несчастному, что он должен отправиться в ссылку. Шафиров, который уже ожидал смертного удара, не порадовался этому помилованию и охотно предпочел бы смерть печальной жизни в ссылке.