Два месяца спустя она, в виде внешнего знака своей власти, возложила на себя Андреевский орден. До того времени она была единственной дамой, которая носила учрежденный Петром в честь ее орден Св. Екатерины[36] на белой ленте. Теперь Екатерина пожаловала этот орден своей дочери Анне, которую она сочетала браком с герцогом Голштинским Карлом Фридрихом, предоставя юной чете большие выгоды.
Не вдаваясь в подробное изложение истории царствования Екатерины, заметим только, что она довольно мудро вела вначале, под руководством Меншикова, государственное управление. В первое, по крайней мере, время продолжали работать по большей части по планам, которые были выработаны и приводились в исполнение при Петре. Но природное нерадение этой государыни было очень велико. Она, наконец, ни о чем не заботилась и все предоставила своим любимцам. Нация заметила происшедшую перемену, и, по мере того как менялись принципы государственного управления, менялось и расположение народа, которое доходило в конце царствования Екатерины до ропота.
Частная жизнь этой государыни была совершенно неправильна. Она предавалась крайним излишествам, особенно в питье. Рассказывают[37], что она очень любила есть обыкновенное печенье, которое называется крендели или бублики, намоченное в крепком венгерском вине. Ближайшим последствием этого являлось опьянение, но, в конце концов, эта неестественная пища вела к водянке. Так как Екатерина находилась в зрелом возрасте, то, при осторожном образе жизни и при целесообразном лечении, эта болезнь могла быть легко прервана при самом ее возникновении. Но случилось не совсем так, как следовало. Императрица хотя и принимала лекарства, но беспорядочно; равным образом она на короткое лишь время изменяла свой образ жизни, но скоро и часто стала нарушать диетические правила, предписанные ей врачами. Тем не менее, состояние здоровья монархини, обладавшей крепким телосложением, не могло ухудшаться с такой быстротой, как оно действительно ухудшалось. Постоянно замечалось все более и более полное расстройство всего ее организма. Причина столь быстрого хода болезни не могла быть натуральной. Люди, близко стоявшие ко двору, втайне полагали, что причина такого полного разложения была искусственна. Если справедливо, что драгоценные дни Петра I были преступным образом принесены в жертву эгоизму, сладострастию, корысти и властолюбию, то можно поверить, что и дни Екатерины равным образом были сокращены по причинам, которые мы только что указали.
С 1726 года князь Меншиков стал замечать, что при продолжительном царствовании императрицы Екатерины он потеряет всякое значение. Эта государыня выказывала большую привязанность к своим детям, особенно же она любила герцогиню Голштинскую и ее супруга. Дело доходило до того, что даже в правительственных делах она спрашивала у них совета и делала с ними различные распоряжения, ничего не говоря Меншикову. Такое вмешательство представлялось князю просто преступлением. Он опасался возраставшего влияния голштинской фамилии, которое наконец могло привести к его падению, и хотел предупредить такую случайность. Ему могла помочь только перемена правителя. По смерти Екатерины на престол должен был вступить Петр II. Вот этот-то момент и хотел он приблизить, так как при несовершеннолетнем государе Меншиков мог властвовать безраздельно. Таким образом, он решился ускорить смерть императрицы. Это не более как догадка, но она не лишена вероятности. Необходимо вспомнить одно выражение, сказанное Меншиковым в момент отправления своего в место ссылки. «Я сделал, – сказал он, – большое преступление; но юному ли императору наказывать меня за это преступление?» Нельзя ли эти слова объяснить так, что он виноват в смерти императрицы и что Петр II должен бы быть ему благодарен за это? Вероятно, поэтому Екатерину постигла кара мести и именно от преступной руки того самого человека, который два года пред тем был ее соучастником.
Способ, которым Меншиков привел в исполнение свое новое преступление, должно быть, был следующий. У императрицы была привычка, составлявшая последствие ее дурного воспитания: всякого из придворных, являвшихся к императорскому столу в маленьком обществе, она хлопала по карману и требовала от него конфет. Это же она делала преимущественно с Меншиковым, который все еще пользовался большим значением и ежедневно находился в обществе императорской фамилии. Однажды, как рассказывают, он дал императрице, потребовавшей свой обычный атрибут лакомства, засахаренные и отравленные фиги. Яд был искусно приготовлен. Он действовал тихо, но верно. 16 мая нового стиля 1727 года открылся, как утверждали, нарыв в легких, а 17 мая вечером, в 8 часов, умерла Екатерина[38], на 42-м году жизни. Тело ее погребено в крепостной церкви рядом с ее супругом.
Нам остается еще сказать о качествах и особенностях этой знаменитой государыни, из чего многое было уже сказано в этом кратком очерке ее жизни. Слава о ее изумительной красоте произошла, вероятно, от того впечатления, какое она сделала на графа; Шереметева, на князя Меншикова и на императора Петра I. Но еще большой вопрос, одобрила ли большая часть мужского рода такой приговор этих трех лиц. Вероятно даже, что общее мнение было бы не в пользу Екатерины. Она вовсе не была такой красавицей, которая всем нравится. Судя по изображениям, которые можно еще видеть в императорских дворцах и которые еще, быть может, польстили ей, она очень далека от идеала женской красоты. Живых глаз и колоссальных грудей еще недостаточно, чтоб стать совершенством.
Что же касается ее духовных свойств, то особенно прославляют ее ум, ее любезность и твердость, с которой она проводила свои планы в исполнение. Она выказала свой ум преимущественно в 1711 году, на Пруте. При том несчастном положении, в котором находился Петр I со своей армией, государь был близок к отчаянию. Екатерина, Остерман и Шафиров обсуждали, как быть, и остановились на том, что должно постараться подкупить визиря Ассема или, как мы его обыкновенно называем, великого визиря. Екатерина отдала все свои драгоценности и набрала взаймы все наличные деньги, которые только могла достать в лагере под свое обеспечение и которыми можно было располагать. Уже после того, как это средство удалось и Петр был спасен от поражения, она открыла императору всё, что сделала, и император обещал ей быть вечно благодарным за это. Равным образом и при других замечательных событиях в жизни этого монарха она представила ему доказательства своего ума, более подробное изложение которых принадлежит истории Петра I.
Жаль, что так пренебрегли вовсе не обыкновенными способностями императрицы. Екатерина не умела даже писать. Царевна Елизавета должна была каждый раз подписывать имя своей матери. Хотя она и говорила по-латышски, польски, русски, немецки и по-голландски, но ни на одном языке не говорила хорошо, а лишь сносно.
Впрочем, как только Екатерина получает значение в истории, она, по своему благоразумию, тотчас же подчиняет свои личные мнения готовности содействовать намерениям императора и скрывает свои взгляды под тем одобрением, которым она сопровождала все его деяния. Таким образом, она не только совершенно пригнетала свою волю и мнения Петра делала для себя законом, но, несмотря на свой ум, незаметно приучила себя никогда не действовать по собственным убеждениям, а всегда по указаниям других. Даже во время ее царствования, в единственное время своей жизни, когда она могла все вести по своей свободной воле, она отдается руководству сперва Меншикова, потом своих детей и их приверженцев.
Из всего этого видно, как трудно определить настоящий характер этой государыни. Если же вспомнить, что ей, при ее известном и при той власти, которую она имела над императором, так легко было находить моменты, в которые она могла придать многим его поступкам более полезное направление; если подумать, что она, напротив, в моменты вспышки скорее возбуждала, чем умеряла гнев императора, то нельзя воздержаться, чтоб не приписать ей, по крайней мере, нечувствительности. Это особенно ясно видно из ее малого сочувствия к царице Авдотье, с которой очень дурно обходились и печальная участь которой по смерти Петра была скорее ухудшена Екатериной, чем сделана более сносной; из ее преступного равнодушия к поступку Петра I со своим несчастным сыном – такому поступку в жизни этого государя, который очень трудно, быть может, никогда нельзя будет оправдать; и, наконец, из ее малой любви к своей родине, причем она, даже после брака с императором, вовсе не заботилась о своих родственниках, которые сами первые должны были напомнить ей о ее обязанностях.
