— Что тебе нужно, слуга императора? — спросил полководец, немало удивленный отвагой этого женоподобного существа.

— Я служу василевсу Ираклию, да продлятся его дни до годов Мафусаиловых, и государыне императрице Мартине, сиятельный спахбод[44]. Но то, что я скажу тебе сейчас, известно только мне. И, если захочешь выслушать, это будет известно тебе тоже.

— Ты замыслил измену? — сощурился полководец.

— Нет, — покачал головой Стефан. — Просто то, что я тебе скажу, есть великая ересь. Священники проклянут меня, если узнают. Они не жалуют предсказателей. Есть один колдун далеко на севере. И он прислал весть. Ему было видение о тебе и твоем будущем, сиятельный.

— Говори! — напрягся командующий. — Я очень надеюсь, что ты не безумец и не станешь шутить подобными вещами.

— У этой вести есть цена, сиятельный. И она немалая.

— Сколько? — брезгливо сморщился Шахрвараз. Ему стало скучно. Еще один жулик, который хочет продать ему предсказание. Но, поскольку жулик был евнухом Ираклия, пусть скажет. Шахрвараз еще успеет раздеть его, побить палками и выгнать из лагеря.

— Ты вернешь Животворящий Крест, который хранится в Ктесифоне. Его не отдают под разными предлогами.

— Но как я смогу его отдать? — растерялся полководец.

— Сможешь, если мы заключим договор, — уверил его Стефан. — Тебе предсказано великое будущее.

— Я тебя слушаю, — кивнул Шахвараз. — Считай, что мы договорились.

— Предсказание таково! — нараспев начал говорить Стефан. — Тебе, Хорем, именуемый также Фаррухан Шахрвараз, надлежит отправиться к городу Ктесифон и стать царем царей Персии.

— Что??? — выпучил глаза старый воин. — Но как ты…? Да как это возможно? Я же и сам собирался…

— Тебе надлежит взять в жены царевну Борандохт, именуемую также Буран и править совместно с ней. Она внучка императора Маврикия, и ваш брак будет освящен богами.

— Буран взять в жены? — задумался Шахрвараз. — Да, может получиться. Ее мать Мария весьма уважаема. Она дочь римского императора, как-никак.

— Это не все, — продолжил Стефан. — Вы должны править вместе, иначе ты очень скоро погибнешь.

— Как я погибну? — напрягся полководец. — И когда?

— Этого мне неизвестно, — с сожалением ответил Стефан. — Да, я думаю, это и неважно. Важно то, что ты станешь царем царей, если отдашь Крест Господень, и он до Пасхи окажется там, где ему надлежит быть. Персия наказана за то кощунство, что позволила себе в отношении этой святыни.

— Эй! — хлопнул Шарвараз в ладоши, а когда телохранитель просунул голову в дверь, сказал. — Начинайте собирать обоз. Мы выдвигаемся через три дня. А ты, слуга императора, поедешь со мной. Если я не стану царем царей, то ты станешь на голову короче.

— Конечно же, я поеду с тобой, великий царь, — хладнокровно ответил Стефан. — Кто-то же должен доставить святыню в Иерусалим. Пусть это буду я.

Апрель 630 года. Нейстрия.

План Б Новгородского князя оказался и, впрямь, весьма недешевым. А если быть точным, он оказался безумно дорогим. Сотня норманнских кораблей окружила остров Ситэ, на котором стоя Париж, и каждому из ярлов казна простила половину платежей за них. Но у князя было одно условие — Париж. Этот город должен пробыть в осаде до конца лета. Возьмут его ярлы или не возьмут, князя Самослава не интересовало. Если возьмут, хорошо, тем быстрее будут погашены долги.

Походным конунгом был выбран ярл Эйнар, как самый знаменитый из всех людей моря. Викинги (а их теперь именно так называли в родных землях), допустили промашку. Патрули франков заметили их, когда они вошли в устье Сены, и пока корабли петляли по изгибам ее низовья, города вдоль реки уже были готовы. Зерно спрятали, скотину угнали, а войско, собранное для похода в Бургундию, потянулось к Парижу. Король Дагоберт, подобно своему великому предку Хлодвигу, переехал жить именно сюда. Он просто не мог бросить самый богатый город своей страны. Франки стояли на берегу, викинги разместились на островах Сены, изредка делая набеги за едой, а горожане в ужасе смотрели со стен на хищные обводы драккаров, поминая всех святых, что могли упомнить.

Король Дагоберт скрежетал зубами, но ничего сделать не мог. Он был скован по рукам и ногам, и у него оставалась лишь одна надежда на успех. Всего одна. Очень скоро его собственное войско разорит страну хуже любого неприятеля. Ведь тут были не только парижские франки, но и франки из Австразии, тюринги, алеманы, саксы и даже наемные отряды сербов. Он ждал…

Добрята вышел с двумя тысячами всадников в глубокий рейд по тылам франков. Пешее войско осталось в районе Орлеана под командованием Виттериха, а аварская конница ушла на север, к городу Мо, разоряя все селения, что попадались на пути. Даны и норвежцы уже обложили Париж, а огромная армия франков топталась вокруг, опустошая окрестности. До сражений у них дело не доходило, если не считать таковыми мелкие стычки, когда и франки, и викинги приходили грабить одну и ту же деревню. Продовольствие на день пути от Парижа уже было съедено огромной толпой воинов. Но, если норманнов было всего около трех тысяч, то Дагоберт собрал больше сорока, и это оказалось полной катастрофой.

План Б был незатейлив и прост, как топор. Норманнские ярлы берут в осаду Париж, а конное войско по гигантской спирали разоряет всю округу, лишая армию франков пропитания. Буквально через месяц — другой воины Дагоберта окажутся в ловушке, где на две недели пути нельзя будет найти ни зернышка. И тогда гигантская армия, набранная с бору по сосенке, потечет назад, но уже другим путем, ведь там, где они прошли раньше, все уже было съедено. Они пойдут через север Нейстрии, потому что бургундское войско стоит на границе. Оно не пропустит разрозненные отряды германцев вглубь страны. Так уже бывало не раз, полвека назад, когда беспощадно резались короли Хильперик и Сиберт, два родных брата, сложивших свои головы в этой бессмысленной бойне.

Таков был план, он был выверен до мелочей и согласован самим князем и командующим войском Деметрием. Когда молодой король, собрав знать Бургундии, пояснил им его суть, убеленные сединами мужи лишь одобрительно закивали головами, признавая мудрость своего повелителя. Вот так заранее проигранная война была выиграна, не начавшись, а в войско короля Хильдеберта потекли отряды бургундских фаронов и добровольцы из горожан. Им всем не терпелось пограбить богатые города Австразии и Нейстрии.

Добрята ушел в поход вместе с конницей, сопровождаемый двумя десятками лейдов. Хан Октар прозрачно намекнул, что воины должны видеть своего короля, иначе, что же он за король, если отсиживается в Орлеане и щупает девок, пока они за него умирают.

В первый день они прошли всего двадцать миль. В этих местах было много нетронутых деревень, откуда зерно повезли на юг на отнятых у крестьян телегах. Все, что всадники не могли увезти, съедали, рассовывали по седельным сумкам или попросту жгли. Столбы пожарищ и тела убитых указывали на путь короля Хильдеберта лучше любого проводника. Нетронутая вилла стала их пристанищем на ночь, а ее богатые подвалы привели воинов в самое лучшее расположение духа. Они, говоря простым языком, напились. Нетрезв был и сам король, и когда один из лейдов растолкал его на рассвете, он даже не сразу понял, что происходит.

— Король, всадники уходят, — сказал хмурый воин из баваров, по имени Храмн. Его имя переводилось с германского как «ворон». Он и был таким, хмурым, недобрым, с хриплым голосом.

— Что? — не сразу понял Добрята. Он приподнялся на локте, нечаянно придавив какую-то девчушку, которую взял себе на ночь. Та пискнула от боли, но заплакать не посмела. Там, на улице, было еще много воинов, и ей придется несладко, если поймают. Она так и не решилась уйти, даже когда король закончил развлекаться с ней.

— Пошла вон! — бросил ей Добрята. Он понятия не имел, что это за баба. Он вообще мало, что помнил из вчерашнего вечера. — Как уходят? Куда? Октар где?