Великобритания была заинтересована в том, чтобы руками Японии ослабить имперскую Россию. И поэтому она с удовольствием строила за деньги России японский флот, чтоб тот в конце концов разгромил Россию. Россия заплатила японцам за Китай огромную контрибуцию, на эти деньги японцы построили тот флот, который утопил русский в Цусиме. То есть, не выплати Россия этой контрибуции, у Японии не было бы флота. Но император Николай Второй, которого расстреляли потом в доме инженера Ипатьева, это все дело организовал.
Возвращаясь к сюжету романа, Коковцев возвращается в Россию и все–таки женится на Ольге. Он быстро продвигается по карьерной лестнице: проходит восемь чинов от простого моряка до контр–адмирала флота. Жили с Ольгой они в достатке, вроде и любили друг друга, но Окини–сан Коковцев забыть не мог. Узнав, что у него от Окини родился ребёнок, Коковцев не раз отсылал деньги в Японию на воспитание сына. От Ольги в России также рождается сын в год Тора, по идее должен был быть всегда счастлив в отличии от девочек, рожденных в этот год, но оказалось иначе. На этой ноте с двойной, успешной жизнью Коковцева заканчивается первый возраст Окини–Сан. С одной стороны неразрешенный любовный треугольник, а с другой стороны — полный успех по службе у Коковцева.
Первый элемент судьбы связан со сменой убеждений. Убеждения — это внутренние догмы, которые руководят нашим сознанием и поступками. У большинства людей жизнь подчинена строгим шаблонам, которые заковывают судьбоаналитическое «Я» в определенные рамки, не давая чувствовать себя свободными в принятии решений. Изменение убеждений в сторону эффективности позволяет стать успешным. А сам процесс открывает внутренние резервы человека, о которых он и не догадывался. Мы не рождаемся с готовым набором убеждений, а сами формируем их. Когда человек получает первый опыт, он долго размышляет о нем, в более позднем времени умозаключения об этом превращаются в убеждения. Как только появилось убеждение, оно начинает управлять нашим восприятием. Они настолько становятся привычными, что застывают и перестают осознаваться. И тогда через призму этих убеждений человек воспринимает мир, а по сути, он постоянно ищет подтверждения им, и ничем другим не занимается. Он в некой ловушке разума. Убеждения имеют тенденцию становиться намного более универсальными и категоричными, чем понимание. А это печально, ведь человек отвергает даже сам факт того, что надо разбираться и понимать. Зачем напрягаться? Ведь есть уже заранее сформированные убеждения. Сформировавшись, они могут даже мешать человеку воспринимать противоречащие им факты или новые убеждения. И когда, допустим, у женщины сформировалось убеждение, что «все мужики сволочи», она всю жизнь будет искать этому подтверждение, и что интересно, она будет находить его, но не потому, что действительно «все мужики сволочи», а потому что будет притягивать к себе, как магнитом, именно таких. Вот почему важно на первой стадии проработать со своими убеждениями. Тот, кто не в состоянии менять убеждения на эффективные — не станет успешным. Война очень хорошо меняет убеждения человека. Не изменив убеждений, нельзя выполнить долг, нельзя изменить судьбу.
Коковцев был капитаном 1 ранга, когда грянула русско–японская война 1905 года, и он на кораблях балтийской флотилии вышел в море, к берегам Японии на подмогу другим русским флотам, которых теснили японцы у берегов Китая. Хотя не должен был туда попасть, на Тихоокеанскую эскадру, ведь в планах было возвращение из Москвы в Санкт–Петербург. Эскадра приняла печальный бой у берегов Японии — Цусимский бой. Погибли почти все корабли и тысячи людей, но Коковцев выжил и попал в плен. В плену он встречает второй раз свою любимую и узнает о гибели сына от Окини–сан при Цусиме — так начинается второй возраст Окини–сан. Оказывается, его старший сын от Ольги тоже погиб в этом бою. Весь рок заключался в том, что корабль, на котором мичманом служил сын Коковцева от Ольги — Георгий вел бой с кораблём, на котором служил сын Коковцева от Окини–Сан. Вышло так, что один его сын погубил другого. Чем интересно Цусимское сражение? Способом ведения войны. А выглядит грубо это так: ты стоишь за броневым листом возле пушки — в тебя стреляют, ты стреляешь в ответ. По сути, тебе нужно стоять на двух ногах и ждать, пока тебя убьют, пока вражеский снаряд попадет в корабль.
Что это напоминает? Это очень напоминает мензурное фехтование в Хайдельберге на саблях и шлегерах. Основной принцип поединка состоял в обмене ударами, не сходя с места. Дуэлянтам запрещалось не только покидать позицию, но и уклоняться корпусом от уколов соперника. Их можно было лишь парировать при помощи собственного оружия. При фехтовании шлегерами неподвижными оставались и сами руки фехтующих, движения производились только кистью. Целью поединка являлось нанесение рубящих ударов по голове соперника — единственной открытой части тела фехтовальщика. При фехтовании саблей им разрешалось двигать всей рукой, а не только кистью. Эти жесткие правила были приняты всеми студенческими братствами в 50‑х годах XIX века.
Так воспитывалась стойкость в европейских университетах — то качество, которое способно влиять на судьбу человека, каждого из людей, которые считали себя причисленными к европейским тайным обществам. По сути своей, мензурное фехтование было изобретено с целью как раз воспитания стойкости. Она в судьбе человека играет крайне важную роль на втором этапе цикла, это то, что формирует курсовую устойчивость. Способность не испугаться — является в судьбе вторым ключом. Мы получаем очень интересную вещь: у кого сдавали нервы, тот и проиграл сражение. Сказать, что у русских сдали нервы — нельзя, что у японцев — тоже.
В романе есть поучительный диалог, состоявшийся в госпитале Сасебо, между японским адмиралом Того и прооперированным адмиралом Рожественским.
«Адмирал Того оправдывал сдачу кораблей Небогатовым:
— Наши офицеры считают, что им необходимо погибать заодно с кораблями, и за это вы, европейцы, подвергаете нас, японцев, суровой критике как варваров. Но здесь вы смешали два понятия. Небогатов, окруженный мною с тридцати двух румбов, поступил именно по европейским канонам: он пожертвовал кораблями, желая сохранить жизни экипажам своей эскадры. Не можете же вы, европейцы, требовать от европейца Небогатова, чтобы он сделал себе харакири! Мы, японцы, смотрим на сдачу Небогатова вашими же глазами, не стараясь применять к его осуждению наш моральный кодекс «бусидо».
— Скажите, адмирал, — спросил Рожественский, — если бы на месте Небогатова оказался японец, сдался бы он?
И вот тут адмирал Того скрыл презрительную усмешку:
— Нет! — отвечал он. — Когда ваши войска взяли у наших Путиловскую сопку, командир, ее защищавший, жестоко израненный, ночью дополз до своего штаба, и тут офицеры живым зарыли его в землю, как недостойного жизни и службы под знаменами нашего микадо… Так повелевает кодекс «бусидо»!»
Какой смысл возвращаться живым, если тебя все равно закопают? Какой смысл трусить на поле боя, если все равно делать харакири? Вот она основа стойкости и курсовой устойчивости. Впоследствии мы видим, что этот базовый символ давным–давно использовался в Европе. В Ндрангете — это клятва крови, у Каморры — крещение и сопричастие, в Мафии — это посвящение. То есть, все эти символы не дают возможности вернуться живым, никому. Либо с победой, либо мертвым. Римское «либо со щитом, либо на щите», или–или, третьего не дано — давным–давно отпечаталось в европейской истории. У кого на войне по–другому, те и проигрывают сражение. И у кого в гражданской жизни по–другому — тот проигрывает жизнь. Ведь Коковцев проиграл жизнь, в третьем возрасте Окини–сан он сказал:
«Я поставил на русских, вот и проиграл».
По сути, все, кто поставил на русских, все проиграли — все три войны. Потому что подобного рода вещи, как харакири и кодекс «бусидо» — базовые символы, являются нецивилизованными. Харакири — откуда тут цивилизованность? Но это заставляет человека быть стойким, исключает возможность быть иным. А русский человек в царской России может 5 тысяч человек сдать в плен, он допускает возможность поражения. У японцев в тот момент времени «либо победа, либо смерть» — остальное все исключено. Именно поэтому, во время Второй мировой войны Сталин издал приказ № 227 «О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций» или в просторечии «Ни шагу назад!». Он запрещал отход войск без приказа, вводил формирование штрафных частей из числа провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости — отдельные штрафные батальоны в составе фронтов и отдельные штрафные роты в составе армий, а также заградительные отряды в составе армий. Все, кто побежали, попали под пулемет. Какой смысл бежать с поля боя, если тебя все равно убьют? Это то же самое харакири. Если вы не научитесь делать себе заранее харакири, то вы ничего в жизни не добьетесь. Ежедневные припадки среднестатистического человека «мне сложно / я боюсь / мне страшно / я никогда таких задач не выполнял», говорят о том, что он крайне цивилизованный человек. В этом случае надо срочно регулировать уровень своей цивилизованности. Потому что самурай принимает харакири как обыденность, он считает, что так должно быть. А для цивилизованного человека харакири — это дикость. В 1917 году к власти в России пришли нецивилизованные. Все удивляются, как Красная армия победила Белую гвардию? Ну, ничего удивительного, потому что Красная армия была нецивилизованная. Троцкий сформулирует кредо военного строительства по–новому: «Нельзя строить армию без репрессий», и введет римскую децимацию для Красной армии. Хрестоматийный пример нового подхода — расстрел каждого десятого солдата из 2‑го Петроградского полка (всего 41 человек) в августе 1918 г. Этот полк оставил позиции под Казанью, чем подверг угрозе весь фронт. Вместе с рядовыми были расстреляны командир и комиссар полка — большевик. Эти драконовские меры были во многом вызваны критической ситуацией во время боев за Казань, а дисциплина начала укрепляться. Это русская рулетка: побежал взвод — каждого десятого расстрелять. Так было с римскими легионами: сначала человека секли плетками, а потом отрубали ему голову. И был случай, когда героически проявивший себя во время сражения легионер, сражавшийся до последней капли крови, попал под децимацию, являясь членом отступившего с позиции легиона. Он обратился к главнокомандующему римскими войсками с просьбой о том, что он дворянин, и сечь его это незаконно. Тогда главнокомандующий принял решение, что действительно дворянина сечь незаконно, достаточно его просто обезглавить. То есть, все равно всем отрубили голову.