Малышка Шарлотта и впрямь вошла в помещение. Это была невысокая, кукольно-хрупкой комплекции девочка с мрачным и решительным выражением лица. Красотой Шарлотта удалась в мать, только слегка расширенный и вздёрнутый кончик носа напоминал в ней об отце. Шарлотта привыкла к всеобщему повиновению, поэтому смотрела на окружающих, в том числе и на родителей, несколько свысока и с нескрываемой ленцой. Для девятилетней девочки у неё были слишком холодные и безучастные глаза, и в своём коротеньком белом платьице с рюшами она казалась похожей на Спящую Красавицу.
— Шарлотта, дитя моё! — воскликнула миссис Флэнаган и протянула к дочери руки. — Подойди ко мне, пожалуйста.
Шарлотта посмотрела на мать искоса, с искоркой сдержанной насмешки в глазах, и неторопливо подошла. Она никак не отвечала на материнские ласки, но покорно поворачивалась и позволяла проверить аккуратность своего костюма и причёски. Пока миссис Флэнаган, в глазах у которой так и висела восторженная пелена, рассматривала своё дитя, мистер Флэнаган переключил внимание на гувернантку, ту самую Мэри Джеймс, которая с выдержанным спокойствием и тактом хорошей прислуги стояла в дверях. Если бы к ней так и не обратились, Мэри Джеймс дождалась бы, пока Шарлотту тщательно осмотрят, и увела бы ту в сад на прогулку. Хозяева практически никогда не снисходили до Мэри Джеймс, и нельзя было сказать, чтобы Мэри Джеймс это причиняло неудобства. Обслуге полагалось привлекать к себе как можно меньше хозяйского внимания и говорить только тогда, когда спросят. Смиренно потупившись, Мэри Джеймс ждала свою воспитанницу, даже не представляя, какие известия на неё сейчас обрушатся.
— Кхм, — прокашлялся мистер Флэнаган, и супруга тут же вонзила в него свой нордический взгляд. — Мисс Джеймс…
Гувернантка тотчас встрепенулась. На ее лице мелькнуло и сразу же пропало удивление.
— Да, сэр?
— Как вы знаете, — сказал мистер Флэнаган, — в последнее время я подумывал над переездом в Америку.
Мэри Джеймс покивала, хотя ни о чём таком она, обслуга, знать не могла. Впрочем, Мэри Джеймс была хорошей обслугой и понимала, что с хозяевами нужно всегда соглашаться.
— Да, сэр, — уважительно сказала она.
— Двенадцатого апреля в Нью-Йорк отплывает пароход «Уайт Стар Лайн», этот нашумевший «Титаник», — произнёс мистер Флэнаган словно бы в некоей задумчивости.
На самом деле краешком узкого тёмного глаза он пристально следил за реакцией Мэри Джеймс, но та, к её чести, оставалась непоколебима и абсолютно безэмоциональна. Миссис Флэнаган на миг прекратила вертеть и тискать Шарлотту и тоже напряглась.
— Да, сэр, — наконец, произнесла Мэри Джеймс тоном, что свидетельствовал об её искреннем внимании.
— Мы отплываем через три дня, — огорошил гувернантку мистер Флэнаган и, сочтя, что на этом его заботы закончились, уверенно откинулся на спинку своего кресла.
Самообладание Мэри Джеймс неожиданно изменило ей. Она широко раскрыла глаза и похлопала ресницами. К великой радости миссис Флэнаган, на миг она показалась растерянной.
— Хорошо, сэр, — сказала после долгой паузы Мэри Джеймс, — счастливого вам плавания!
— Вы отправляетесь со мной, мисс Джеймс, — мистер Флэнаган выпрямился.
Мэри Джеймс снова остолбенела. Прежде, чем она успела озвучить свои возражения, мистер Флэнаган уверенно зарокотал:
— Вы не можете отказаться от проявления моей доброй воли, мисс Джеймс. Я уже купил вам билет во втором классе, если бы вы были хоть немного благодарны моей семье за всё, что я для вас сделал, вы уже давно меня поблагодарили бы.
Миссис Флэнаган степенно кивнула. Шарлотта переводила непонимающий взор широко раскрытых глаз с отца на гувернантку, и её губы в некоем беспокойстве подрагивали. До того, как Мэри Джеймс стала её гувернанткой, Шарлотта успела переменить их трижды или четырежды. Мэри Джеймс ей нравилась, и Шарлотта вовсе не желала разлуки.
— Прошу прощения, сэр, — негромко, но чётко сказала Мэри Джеймс, — я очень благодарна вам и вашей семье за всё добро, что вы сделали для меня, и за работу, которая приносила мне лишь удовольствие, но я не могу последовать за вами в Америку. Я предупреждала вас о том, что, к сожалению, я не имею прав и возможности отлучаться из Англии надолго.
Мистер Флэнаган слегка раздражённо махнул рукой. Куда только пропали его сомнения, неуверенность и смутный страх? Он говорил и жестикулировал так уверенно, словно бы родился на корабельной палубе и за всю свою жизнь ни разу не ступал на берег.
— Разве это необходимо обсудить в деталях? — спросил он гувернантку тоном, каким разгневанные старые девы вопрошают у кошек, отчего они удумали справить естественные надобности в неподходящем месте. — Я помню о ваших семейных обстоятельствах. Поэтому вы должны быть мне ещё более благодарны. Я купил билеты и для вашей сестры.
Мэри Джеймс снова захлопала глазами.
— Это большая честь для нас, сэр, но Лиззи…
— Я уже сказал вам о благодарности, мисс Джеймс, — посерьёзнел тон мистера Флэнагана, и Мэри Джеймс тут же исполнительно оборвала свою речь.
— Да, сэр, — сказала она, — благодарю вас, сэр.
— Передайте сестре, что она должна собрать свои вещи и быть готовой к отплытию. Она должна будет сама нас найти, вы понадобитесь мне рано утром, и после я уже не смогу вас отпустить, — продолжал мистер Флэнаган.
— Да, сэр, — покорно сказала Мэри Джеймс, — я поняла вас, сэр. Лиззи справится.
— Я рад, — мистер Флэнаган удовлетворенно похлопал себя по колену.
Никогда ещё он не испытывал такого бурного душевного подъёма, и он сам не мог ответить себе на вопрос, когда же его обуял такой восторг: он был одним из тех немногих, кто весьма критически относился ко всем замыслам «Уайт Стар Лайн» после нелепого происшествия с «Олимпиком», старшим братом «Титаника». Мистер Флэнаган радостно заключил, снова раскрывая газету:
— Радуйтесь и улыбайтесь, леди, мы покорим Америку!
* * *
Обычно Мэри Джеймс возвращалась домой поздно. Бывало и так, что она вовсе домой не возвращалась. В дни особенно важных торжеств наподобие годовщины коронации его величества, визитов почётных гостей и дней рождения членов семейства Флэнаган мисс Джеймс находилась на дежурстве при детях даже глубоким вечером, плавно перетекающим в ночь. На случай, если Мэри Джеймс срочно потребуется Шарлотте, которая не знала ни границ, ни приличий, у Флэнаганов дома была оборудована небольшая комнатка: там Мэри могла бы прикорнуть до утра.
Но в этот день, хотя он, несомненно, был для семейства Флэнаганов важным, Мэри отпустили домой. Она должна была собрать вещи и предупредить сестру о скором отплытии.
— Суматошно будет, мисс Джеймс, — уважительно сказал один из слуг мистера Флэнагана, Дик, помогая Мэри забраться в кэб.
Мэри вяло покивала. Она не любила приключения, путешествия и новизну; идея мистера Флэнагана её не только не вдохновляла, а даже и тревожила.
— Вероятно, — негромко откликнулась она, — доброй ночи, Дик. Благодарю за помощь.
— Доброй ночи, мисс Джеймс, — Дик неуклюже раскланялся и отошёл от кэба. Лошади вздрогнули под хлёстким ударом кнута, кэбмен весело расхохотался, и кэб запрыгал по мостовой, поворачивая за угол.
Особняк Флэнаганов приветливо моргал Мэри окнами, пока кэб не обогнул его и не влился в вечернюю вереницу экипажей, что спешила по просторной улице. Мэри жила вдали от богатых и вычурных кварталов, где всё дышало снобизмом и выхоленной за века самоуверенностью. Мистер и миссис Флэнаган, как порядочные и респектабельные люди, проживали в Белгравии: этот район ещё со времён регентства славился как место обитания британской элиты и сливок общества иммигрантов. Белгравия должна была благодарить за свой подъём Ричарда Гросвенора, второго маркиза Вестминстера, ведь именно он выхолил главные площади района. Вдалеке мелькнули чёрные на фоне сизого закатного неба шпили Вестминстерского аббатства, торопливо прокатился сбоку ещё один кэб. Обычно, если Мэри поздно возвращалась домой, она дремала, наслаждаясь редкими минутами одиночества. Но неожиданное решение мистера Флэнагана взволновало её так, что всякая сонливость с неё слетела. Путешествие через Атлантику представлялось Мэри не волнительным и романтическим опытом, а тяжёлым испытанием, перенести которое ей пришлось бы, поскольку мистер Флэнаган уже купил для неё и для Лиззи билеты.