— Юль?.. — прошептал я, сделав к ней шаг, но она выставила руку, а второй провела по волосам.
— Почему?
— Что почему?
— Почему ты прощался с ними? Почему просил Ваню поддерживать меня? Почему именно сегодня? Почему сейчас?!
— Юль…
— Я спрашиваю, почему?! — крикнула она, взглянув на меня, и мне стало жаль ее.
Я прикрыл глаза, тяжело выдохнул и подошел к ней, обнимая. Аромат сирени. Тепло ее тела. Тихие вздохи и руки, которые так сильно обнимали меня, боясь отпустить. Она боялась этого дня. Боялась, но обещала, что будет со мной до самого конца, будет держать меня за руку, так же как когда-то я держал за руку бабушку. Нет. Я не позволю Юле пережить подобное. Это будет слишком больно.
— Ты же не уйдешь… прямо сейчас? Ты же… скажи, что я просто неправильно поняла что-то. Марин, тебе плохо, да? Давай… давай я сделаю тебе укол? Точно! Укол… Или в спальню, я сейчас все принесу! — она собиралась бежать на кухню, за шприцем, но я ухватил ее за руку и покачал головой, на что ее губы задрожали.
Юля прикрыла глаза, приложила ладонь к губам, но тут же взяла себя в руки. Сколько же в ней было сил. Шумно выдохнув, она взяла меня за руку и потянула в спальню. Уже давно стемнело, и Юля, будто бы ничего не произошло, собиралась ложиться спать. Подготовила постель, погладила Боню, который так и требовал к себе внимания. Я сделал вид, что все, как обычно. Шумно выдохнул, лег в постель и взглянул на Юлю. Она сразу же легла рядом, обнимая меня. Чувствовала ли что-то? Скорее всего, да… Все чувствовали, но молчали. Будто бы молчание что-то решало. Будто если мы не будем говорить об этом, то оно не настанет. Но нет, нам нужно было поговорить… Последний… серьезный… разговор.
— Юль, — убрав прядь волос, прикрывающих ее лицо, я заметил, что она плачет.
Опять… В последнее время она часто плакала. По поводу и без. Эмоции переполняли ее, и мне будто бы даже было это в новинку. Нет… мне было страшно. Я видел, что она не справляется. Я видел, как она подолгу смотрела в одну точку и не отзывалась. Она уже думала об этом, но боялась принять. Как только принимаешь смерть близкого, становится легче. Правда. Да, боль никуда не уйдет, но станет легче. Дышать можно будет полной грудью, пусть и каждый вдох будет напоминать о боли… со временем привыкаешь…
— Ну… — я улыбнулся, поглаживая Юлю по щеке. — Я еще не умер, не нужно меня оплакивать. Я же жив? М?
— Я не хочу…
— Не хочешь говорить со мной?
— Нет… не хочу, чтобы ты… — она села, вытерла слезы и взглянула на меня. — Сегодня день нашей свадьбы, и я не хочу, чтобы этот день… был… таким… Марин, ты же понимаешь, что еще очень рано? Мы не успели… Ты говорил… Море… поедем на море, погуляем по музеям, а… — ее голос сорвался, слезы катились по щеками, но Юля продолжала, взяв мою ладонь в свои руки. — Очень рано… Мы не успели насладиться семейной жизнью. Не успели увидеть того, о чем мечтали… Ты не можешь так просто взять и бросить меня…
— Юль…
— Нет… Я понимаю, что тебе тоже тяжело… Тяжелее, чем мне, но… Пожалуйста… Скажи, что все то, что ты говорил Ване, Киру с Филом… Скажи, что ты не прощался с ними навсегда… Максимум… До завтра, да?
Слышать правду порой больно, но лгать, зная, что нас ждет — было не лучше. Я поманил ее, чтобы вновь легла, и она сделала это, прижимаясь настолько сильно, что у меня защемило в боку.
— Почему ты молчишь? — она шептала, наверное, все еще пытаясь казаться сильной. — Почему не хочешь сказать, что все не так, как… как выглядит. Тебе же не плохо! Ты же улыбался друзьям, ты не жаловался… Марин, давай сделаем тебе укол, ты поспишь… и все пройдет. Давай?! Пожалуйста…
— Знаешь, мне всю жизнь говорили о том, что у меня ничего никогда не получится, о том, что я неудачник и не добьюсь того, о чем мечтаю. С самого детства я был ничтожеством, и принимал это за норму. С самого детства до момента, как ты ворвалась в мою квартиру… Когда мы познакомились… в тот день я узнал, что мне осталось жить месяц, представляешь?! Всего лишь месяц. Тридцать дней. Я собирался опустить руки, бросить все, лишь бы это поскорее закончилось, но… благодаря тебе эти «тридцать дней» стали шестью месяцами. Юль, моя жизнь за полгода стала ярче, чем за все прожитое время. Я не жалею ни о чем. — Я выдохнул, продолжая перебирать ее волосы и решая, что сказать, чтобы ей потом было легче. — Поначалу, мне было страшно, что если ты привыкнешь ко мне… то потом будет больно. Теперь, я знаю, что будет больно, но только подумай, сколько прекрасных воспоминаний ты мне подарила. Просто… вдумайся… Ты осуществила все мои мечты. Все.
— Но это не значит, что я готова тебя отпустить…
— Ты же знаешь, что я всегда буду рядом с тобой. Пока ты меня помнишь — я рядом… Главное, пообещал мне, что не наделаешь глупостей, после того, как… это произойдет, хорошо?
Она молчала, и мне это безумно не нравилось. Я знал насколько упрямой иногда Юля бывает, и это молчание меня терзало.
— Юля!
— Я поняла тебя… — отозвалась она.
— Пообещай, что как бы больно тебе не было, ты не натворишь глупостей. Ты будешь жить и радоваться жизни так же как это делала рядом со мной, хорошо?!
— Я поняла.
— Ну нет, — я усмехнулся, понимая, что она просто на зло мне решила спорить… в такой момент. — Посмотри на меня.
Юля вновь села, провела руками по лицу и взглянула на меня. Растрепанная, с красными глазами, пересохшими губами, она смотрела на меня и… не понимала, что уже все… Ничего нельзя исправить. Уже нечего исправлять.
— Пообещай, что ты будешь такой же, как и в день, когда мы познакомились. Улыбнись мне… Все не так страшно, как кажется. Никто из нас не вечен.
— Ты говоришь улыбнуться в момент, когда… мы прощаемся… Ты нормальный? — она показала головой и провела рукой по лицу.
— Со дня нашего знакомства я всегда восхищался тем, как стойко ты выдерживала… да абсолютно все, что происходило со мной! А теперь вижу только слезы. Юль. Не хочу, чтобы ты плакала. Не хочу, чтобы из-за меня ты страдала. Знаю, что много прошу от тебя, но… просто так нужно.
— Думаешь, что я выполню последнее твое желание? Так вот знай… нет! О, Господи… какая дура… — она обхватила голову руками, попыталась сдержаться, но я слышал, как из ее груди вырвался хрип, а несколько слезинок упали на постель. — Марин, милый, я не могу… не могу улыбнуться… Я не могу спорить, но и не могу улыбнуться. Мне больно. Страшно. Прошу, давай сделаем укол.
— Юль, — я вновь притянул ее к себе, целуя в соленые от слез щеки и обнял покрепче. — Все хорошо. Успокойся. Я возможно, что это всего лишь такой день. Может быть все обойдется. Но знаешь что? В моем кабинете, в сейфе лежит коробка, в которую я сложил все самое важное. Как только случится то, что… случится, открой ее. Я слишком труслив, чтобы рассказать тебе про то, что написал завещание и оставил тебе небольшое такое послание. Ой, я проболтался?
Юля рассмеялась, сквозь слезы, но этого я и добивался. Она улыбалась. Снова улыбалась, и от этого мне стало еще больнее. Я сломал ее. Сломал ее стержень, который все это время держал ее. Проведя рукой по ее волосам, я глубоко вдохнул аромат ее тела… сирени, и похлопал по постели рядом с собой, подзывая Боню. Он сразу же весело виляя хвостом запрыгнул к нам, облизывая то Юлю, то меня.
— Ты написал завещание?! — вдруг удивленно переспросила Юля, приподнявшись и взглянула на меня.
— Мне просто стало страшно, что Лена со своим сыном может претендовать на квартиру и все, что у меня есть. А так… все достанется тебе. Здорово, да?
— Ты дурак.
— Не хочу соглашаться. А знаешь, что?! Мне уже получше. Ты была права… давай сделаем укол, поспим немного. — Улыбнувшись сказал я, на что Юля кивнула, собираясь как можно скорее принести мне шприц.
— Ну вот! А ты спорил! — почти пропела она, целуя меня, и выбежала из комнаты.
Время подходило к концу. Рухнул храм, который отчаянно пытался выстоять под гнетом навалившегося на него ненастья. Я провел рукой по лицу, понимая, что этот тот самый момент, когда уже не должно ничего тревожить и волновать. Боня лизнул мою ладонь, требуя ласки, но сил у меня уже не было. Я провел пальцами по его морде, которой он уткнулся в мою руку.
