— Ты какой-то странный. Может лучше останешься дома или давай я с тобой поеду?

— Нет. Пойми, мне нужно одному встретиться с ним. Я хочу один, Юль… не волнуйся, хорошо?

— Ладно. — Недовольно озвучила она, возвращаясь к телевизору и подзывая к щенка.

Я оделся, проверил по карманам таблетки на случай «если вдруг что» и вышел из квартиры. Дорога до кафе занимала минут десять, если идти быстрым шагом, но с другой стороны чем ближе я подходил, тем больше понимал, что не хочу. Я не хочу видеть лицо бывшего одноклассника, с которым мы теперь были на равных, если считать болячки. Раньше все было по-другому, а теперь я должен показать, что я лучше, что больше нет того закомплексованного мальчишки, над которым каждый мог глумиться. Хотя, пару часов назад я так и не показал то, что вырос, стал умнее и просто молчал, иногда вбрасывая обыкновенный словесный понос. Если бы не Юля, я бы сдался, но теперь… нужно было держать себя в руках и отвечать самому. Я готовился к этому столько лет, и теперь докажу, как они все были глупы.

Перейдя дорогу и сделав несколько глубоких вдохов, после которых в голове помутнело. Не хватало еще упасть в обморок и не прийти на встречу, тогда Кир уж точно подумает, что я трус. Я взялся за ручку двери и потянул на себя. Она резко вырвалась, дверь распахнулась, ударив мне по лицу. Звон в ушах, боль и жжение — все смешалось. Схватившись ладонью за нос, я согнулся, крича в ладонь от боли. Кто видел это со стороны мог подумать, что я симулирую, но они не понимали, не чувствовали и не знали подробностей.

— Засранцы мелкие! — услышал я голос Кира, после чего кто-то похлопал меня по плечу. — Ты как? Ох ей… Плохи дела.

— Нужно промыть нос. Давай, идем. — Голос Филиппа я слышал отдаленно, будто через подушку.

Нет, только не это я не могу отключиться. Нужно выпрямить спину, и сделать вглубокий вдох. Тело не слушалось, кровь стекала по руке, и я начал паниковать.

— Марин?! Эй, приходи в себя. Все хорошо, сейчас все пройдет. — Фил пытался успокоить, в то время, как Кирилл побежал за машиной.

— Я слабак, — усмехнулся я, наконец-то собравшись с силами и разогнулся, опираясь спиной о стену и и запрокинул голову.

— Не-а. Кир бы давно уже тут разлегся и выл, как привык, а ты молодец.

Я усмехнулся, качая головой и принялся шарить по карманам, ища платок. Ладонь становилась липкой от крови, и было безумно неприятно. Раньше, если бы я увидел подобную картину на улице, подумал бы что какой-то алкаш упал и разбил себе нос. Но не подумал бы, что это все настолько страшно и неконтролируемо. Никогда бы не подумал, что человек тяжело болен и только поэтому все так. Можно просто выйти в магазин за чем-то нужным и важным, получить дверью по носу и истечь кровью. Или просто выйти из дома и умереть… сесть на лавку, переходить дорогу или просто стоять, смотря на витрину, и внезапно умереть. Страшно. Чем больше я думал, тем сильнее чувствовал «прилив». Шумело море, волны омывали берег, а я стоял и смотрел, как все медленно меркнет перед глазами.

— Коля, у него кровь! — крикнула мама, подбегая ко мне и хватая за плечи, в то время, как отец продолжал чистить свежевыловленную рыбу, сидя в огороде на перевернутом ведре.

— Он парень, это нормально. Подрался с кем-то?

Я кивнул и взглянул на маму, вытирая кровь рукавом. Только она понимала, что я не дрался, а мне вновь избили. Меня ненавидели на подсознательном уровне. Куда бы я ни пришел, где бы не появился впервые — все словно чувствовали отвращение ко мне. И в этом я не виню бедность или то, что мой отец сидел в тюрьме — нет. Просто мы жили среди тех, кто не мог нас понять, кто не жил в нищите и не собирал мелочь на будку хлеба или пачку макарон. Я боялся. Каждый раз боялся, что кто-нибудь из тех, кто пытался меня ударить, кто бил и пинал — скажет, что я никчемный, жалкий нищеброд. И этим страхом я не мог поделиться ни с кем. Отец всегда говорил, что мы живем, как средний класс. Мама — отвечала, что есть те, кто живет хуже нас, а бабушка… она лишь смеялась и говорила, что на все воля Бога.

— Идем, я приложу, что-нибудь холодное. Бедный мой малыш. Коль, я сейчас вернусь. — Сказала мама, приобнимая меня за плечи и ведя в дом.

— Ир, ну что ты с ним, как с маленьким? Парню десять лет!

— Не лезь. Я сама знаю, что ребенку нужнее. А у тебя ни капли жалости к собственному сыну! — бросила мама, заходя в коридор. — Не бойся, хорошо? Сейчас холодное что-нибудь приложим и все будет хорошо.

Все будет хорошо… Будет…

Можно только представить… За тобой гонится стая диких зверей, ты бежишь, пытаешься убежать и оказываешься у обрыва. Дикие звери дышат в спину, желая набить брюхо, а впереди… тоже ничего хорошего, и ты думаешь, борешься за жизнь. Пытаешься взвесить все за и против, пытаешься найти хоть одно оправдание, хоть одну какую-то маленькую грань, перешагнув которую твоя жизнь станет лучше. Ты должен сделать выбор. Очень сложный. Либо ты твердо стоишь на земле и пытаешься избежать всех трудностей, либо делаешь шаг в пустоту и погибаешь даже не пытаясь спастись. Я пытался убежать от диких зверей… от чертовой болезни, что преследовала меня все это время. Пытался сбежать, но не получалось, и единственный выход — это сделать шаг и упасть в пропасть, которая изменит все. В нее падают только те кто потерял веру в себя. Кто потерял смысл жизни и решил все бросить, но я не хотел бросать. Я стоял на месте и не мог сделать выбор. Долгое время меня мучили боли, и я устал от них, но теперь в моей жизни было все, чего лишиться я был не готов.

Яркая вспышка света заставила меня открыть глаза. Какое-то время я видел перед собой лишь блики: белые, черные и серые. Все мелькало, но постепенно складывалось в единую картину — больничная палата. После того, что случилось накануне вечером — это было очевидным. Первой мыслью было: «Чем они меня накачали?». Я не чувствовал тела. Меня будто бы парализовало. Паника охватила меня, и я стал задыхаться. Это необъяснимое чувство, когда хочешь сделать глубокий вдох, но воздух не идет. Лёгкие свело, я уже мысленно прошелся со всеми и… с Юлей… Жаль, что я не послушал ее, и уехал. Она не заслужила того, чтобы быть далеко от меня в этот момент. Больнее узнать подобное от кого-то, нежели увидеть самой. Или же… я путался в мыслях. С одной стороны я безумно хотел, чтобы она была со мной рядом до конца, но не мог так с ней поступить. Как она будет жить после… увиденного?

— Чертов ты, гаденыш! — услышал я ее голос и хотел повернуть голову, но это оказалось слишком сложно. — Я так испугалась… так испугалась…

Ее ладони легли на мои щеки. Она гладила меня по волосам, говорила, что все будет хорошо, и я успокаивался. Моя болезнь будто бы уходила прочь, когда Юля была рядом. Я не чувствовал боли и страха, смотря в её глаза. Она и только она придавала мне сил жить дальше. Я хотел бы сделать её счастливой, хотел бы чтобы она радовалась каждому Дню рождения, каждому празднику, хотел быть с ней в миг счастья и годы грусти, но не мог. Силы с каждым днем покидают мое ничтожное тело, я становлюсь беспомощным, и мне страшно, что наступит время, когда я превращусь в овощ. Буду лежать и следить за Юлей одним только взглядом и мучиться от мысли, что ей больно.

— … — хрип, что я издал вместо слов испугал ее, но я взял себя в руки, делая вид, что просто нужно откашляться.

Уверенно сев на постели, я взглянул на капельницу, к которой был привязан и сморщился, чувствуя, как от движений игла царапает кожу. Приложив руку ко рту, я кашлянул и попытался вернуть голос, но он будто бы исчез. Юля заботливо набрала мне стакан воды и поднесла к моим губам. Она готова была ухаживать за мной, как за ребенком. Маленькая, светловолосая девчонка теперь была в роли мамы. Это выглядело безумно… просто безумно. Больше я не мог подобрать слов. Взяв из ее рук бокал, я сделал пару глотков и сморщился от «немой» боли.

— Болит? Что болит? Марин?! Я позову доктора. — Юля собиралась броситься к двери но я вовремя ухватил ее за руку и покачал головой, не желая сейчас видеть перед собой кого-то в белом халате. — Тебе больно? Скажи, что болит?