Я покачал головой, прислушался к звукам на лестничной клетке и закрыл дверь. Серега прошел на кухню, сел за стол, громко поставив бутылку.

— Наливай!

— Да я… и не планировал… я же…

— Давай, не мямли, как всегда. А че за пакеты?

Я шумно вздохнул, достал из шкафа стакан и поставил перед бывшим другом. Он уже был навеселе, от него несло алкоголем, и стало очень интересно, что его привело ко мне. Вряд ли он пришел бы, чтобы поздравить меня с моей первой книгой.

— Прикинь, я совсем случайно нашел твой адрес в записной! Думаю, дай-ка приеду. А чего один стакан? Давай второй! — он поднялся, прошел к шкафу и достал ещё один, потом долго разбирался в том, как открыть бутылку. — А че с лицом? Откуда синяк?

— Да так, ерунда…

Не понимал его намерений. Что ему было нужно? Почему он так яро собирался меня напоить? Надоело одному? Я стал разбирать пакеты и поглядывал на время. Юля должна была уже вернуться, но я бы не хотел, чтобы к ее приходу Есенский был все еще тут.

— Так и что у тебя случилось? — спросил я и тут же получил в руки стакан с крепким алкоголем.

— Вот! — он залпом влил в себя виски и протянул мне свою книгу.

— А что не так?

— Что не так?! — взорвался Есенский. — Ты серьезно? Ты глянь, как эти придурки мелко мое имя напечатали! Они бы вообще убрали его с обложки! А мы с ними договаривались! Уроды!

— Действительно. — Выдохнул я и в пару глотков осушил стакан.

Очень было неприятно от того, что я к своей мечте шёл столько лет, а этот тупоголовый жалуется на мелкий шрифт. После первого стакана разум словно помутнел. А дальше все шло, как… шло. Мы с Серегой говорили о работе, потом разговор зашел о детстве, а там и о моей болезни. Мы выпили чуть больше половины бутылки, Серегу унесло, да и меня тоже. В голову лезли отвратительные мысли.

Я сидел на подоконнике у открытого окна, курил и рассказывал о лечении своей болячки, когда на кухне появилась Юля. Она скривилась, взглянув на Есенского и перевела взгляд на меня. Мне стало одновременно неловко и неприятно от того, что Юля мало того, что задержалась, так еще и ворвалась в мою квартиру без спроса. Я не знал, как объяснить Сереге о том, почему эта девчонка вечно рядом. Может быть потому что она уже стала мне близким человеком? К тому же после того, что было между нами, мы точно стали ближе. Мой опьяненный разум не давал возможности правильно мыслить.

Юля подошла к окну, закрыла его и выхватила у меня из рук сигарету, поворачиваясь к Есенскому.

— Что тебе тут надо? Тебе рядом с ним медом намазано? Зачем ты приперся? — с напором начала Юля, потом затушила сигарету и уперев руки в бока. — Ты его напоил? Тебе на улицах собутыльников мало? Пошел отсюда!

— Марин, это кто? Ты себе завел домашнего питомца?

— Серег, давай не будешь грубить, — сказал я, соскочив с подоконника и чуть не упал.

— Бери теперь свои ноги в руки и вали отсюда. — не унималась Юля, а на все мои попытки дотронуться до нее оказались безрезультатными.

— Ты вообще знаешь кто я такой?

— Мне наплевать, кто ты такой! Но знаешь что?! Одно мое слово, и ты вылетишь из своего тухлого издательства, а в другие тебя попросту не возьмут! Я уж точно позабочусь об этом!

— Слушай сюда! — Есенский резко поднялся на ноги, склонившись над Юлей, отчего я испугался, что он может ударить ее. — Ты вообще знаешь, что я его друг? С детства! Мы с ним и через огонь, и через воду, а ты… кто ты такая, чтобы что-то мне указывать?!

Он ткнул пальцем ей в грудь, и это меня разозлило.

— Так, Серег, давай отсюда. Тебе пора. — Я отодвинул Юлю в сторону и взял Есенского под руку.

Я сам еле стоял на ногах, но должен был показать, что никому не позволю так с ней разговаривать. Она заслуживает уважения.

— Вот как? Друга на бабу? — возмущался Серега надевая ботинки.

— Давай молча.

Юля стояла в дверях кухни и наблюдала за нами, а я мечтал выкурить еще одну сигарету, потому что меня начинало подташнивать от выпитого количества.

— Да она тебя бросит, как только узнает, что ты вот-вот сдохнешь! На квартиру позарилась, ты ж глянь на неё! Как она могла на тебя глаз положить? — шепнул мне Есенский, выходя из квартиры, на что я грубо вытолкнул его на лестничную клетку и закрыл дверь.

Перед глазами все плыло. Становилось все хуже, но мне предстоял еще разговор с Юлей, а это было куда страшнее.

Вернувшись на кухню, я снова сел на подоконник и взглянул на Юлю. Она продолжала стоять там, где стояла и молча на меня смотрела. Может быть ждала, что я начну извиняться? За что? Есенского я выставил за дверь, а то, что мы немного выпили — это… касалось только нас с ним и нашей, когда-то закончившейся, дружбы.

— Теперь я понимаю, почему у тебя до сих пор нет семьи. — Внезапно выдала Юля, присев на стул, на котором пару минут назад сидел Серега. — Ты делаешь только то, что хочешь ты… и, к сожалению, это никак не исправить. Я не знаю, что мне сделать, чтобы ты хоть чуточку прислушивался ко мне.

— Я не собираюсь отчитываться.

— Я не собираюсь отчитывать! Марин, ну ты же сам понимаешь насколько все серьезно… А этот козел что тогда в больнице строил из себя не пойми что, и теперь пришёл к тебе же домой и заставил тебя пить! А если тебе, не дай Бог, сейчас плохо станет? Укол делать нельзя! Ладно… я вижу, что до тебя я сегодня не достучусь. Поеду домой, раз уж здесь мне не рады!

Она вышла из кухни, а я снова испугался, что она уйдет надолго. Спрыгнув с подоконника, я поспешил за ней. Юля и правда собиралась уходить. Уже надела шапку и наматывала шарф на шею. Взглянув на меня, она продолжила одеваться, а я будто бы забыл все слова разом. Стоял и смотрел. Я вёл себя, как козел. Самый настоящий. Она могла подумать, что я жду момента, чтобы закрыть за ней дверь. Но я тоже стал собираться.

— Ты куда? — удивилась Юля, взглянув на меня.

— Хочу прогуляться с тобой. Исполнить восьмое желание.

«8. Хочу покормить уточек на пруду».

— Со мной? Я собираюсь домой, если ты не заметил. Марин, я не понимаю тебя! У тебя отношение ко мне меняется так быстро, что я просто не успеваю тебя понимать! — она развела руками и поправила шапку. — Ты ведешь себя, как… как мужлан! Если тебе хорошо — ты держишь меня рядом, если плохо… стараешься избавиться от меня.

— Юль… — мне стало стыдно, я присел на тумбу и попытался скорее прийти в норму, чтобы ответить что-нибудь.

— Я уже говорила тебе о том, как я отношусь к тебе. Я доверяю тебе полностью, но если ты этого не ценишь…

— Я ценю!

— Нет. Если бы ценил, то не пытался бы скорее приблизить конец. Марин, ты болен.

— Ты все время мне об этом напоминаешь!

— Нет… — Юля подошла ко мне, сразу же обняла и прижалась щекой к моему лбу. — Я просто боюсь, что твои эти… встречи с «друзьями» могут тебе навредить. А я же не могу быть вечно рядом с тобой…

Первую зиму без отца нам пришлось тяжело. Мама сильно заболела. Мне приходилось работать вместо нее, а потом идти в школу. Я просыпался рано, часа в три ночи, чтобы все успеть. Бежал на работу. До шести утра как раз со всем управлялся, прибегал домой, переодевался, собирал портфель и бежал в школу. Иногда я заходил в школьную библиотеку, где никогда никого не было, прятался за последний стеллаж и плакал. Все тело болело после работы, одноклассники ненавидели, маме не становилось лучше, а я не мог ничем помочь. Если бы отец был жив, он бы объяснил мне, как нужно сделать так, чтобы было правильно, но его нет, и я не знаю, что делать. Было страшно потерять еще одного дорогого человека.

Однажды вернувшись домой из школы, я увидел, что мама сидела с бабушкой на кухне. До этого дня, она ни разу не вставала с постели. Я обрадовался, что ей стало лучше. Сразу же обнял, пытался сдержать эмоции, но слезы сами по себе потекли по щекам.

— Милый, не плачь… жизнь — сложная, но интересная. И даже если в ней случаются горести, не время вешать нос. — Ласково говорила она, обнимая меня и проводя теплой рукой по моим волосам. — Ты же большой мальчик, ты же понимаешь, что я не могу быть вечно рядом с тобой…