— Вы… вы не поможете мне? — из уголка её правого глаза вытекла одинокая слеза.

— Не могу. Дура лекс суд лекс. Закон суров, но закон. От меня там ничего не зависит. Я мог бы взять деньги, что-то пообещать, но на самом деле это было бы простым воровством. Я не хочу в этом участвовать. До свидания.

Я хотел закрыть дверь, но она сделал шаг вперед, заступив одной ногой в квартиру.

— Постойте! — воскликнула она. — Но мне ясно дали понять, что если вы…

— Вас обманули. Это не тот случай, — жестко сказал я. — Прощайте.

Она отступилась, и я смог закрыть дверь. Повернул замок — и замер в ступоре.

Я не обманывал Валентина. Я действительно был добрым. Может быть, именно поэтому те, кто нападал на меня или Аллу, были ещё живы, а эта женщина, хорошая мама нехорошего мальчика, могла предлагать мне деньги в зыбкой надежде отмазать своего половозрелого дебила от гарантированной тюрьмы, а не готовила его похороны. Интересно, кто мог её надоумить прийти ко мне с кучей ценностей, собранных в одну кучку?

У меня похолодело в груди.

Я схватил телефонную трубку, чертыхнулся, положил трубку на место, побежал в нашу комнату, достал из сумки небольшую записную книжку, вернулся в прихожую…

— Егор, кто это был? — Алла вышла из кухни и смотрела на меня с беспокойством. — Я слышала, как она предлагала тебе деньги… и вы говорили про Родиона…

— Это была его мать, — коротко бросил я, набирая нужный номер и проклиная техническую отсталость этого времени. — Хотела сына вытащить.

— Но ты…

Я жестом попросил я замолчать и с нетерпением начал считать длинные гудки, которые пришли с той стороны.

Тут в дверь настойчиво постучали. Алла попыталась пройти мимо меня, чтобы открыть, но я остановил её.

— Не надо, это чужие… — тут телефон наконец соединился с абонентом, знакомый голос произнес короткое «алло», и я торопливо проговорил: — Валентин, это Егор, ко мне пришла мать Родиона, который у нас стрелял, принесла деньги и ценности, чтобы я написал заявление, что не имею претензий к её сыну. Я ей отказал, в квартиру не пускал, ничего у неё не брал. Но к нам сейчас стучат в дверь — именно стучат… думаю, либо ваше ведомство, либо смежники. Мне открывать?

***

Я не знаю, каким чудом Валентин сразу врубился в ситуацию. Но он не стал ничего переспрашивать, а лишь сказал «да» и посоветовал тянуть время, после чего отключился. Я вспомнил, что понятия не имею, где он живет и сколько ему до нас добираться. Но решил сделать так, как он сказал. И повернул замок.

На лестничной площадке стояла внушительная толпа — двое мужчин в штатском, у которых только что на лбу не было написано «оперативный состав», а один держал в руках тот самый кожаный портфель. Были ещё три милиционера в форме — старший был старшиной. А за их спинами неловко перетаптывались мужчина и женщина в домашней одежде; им, видимо, предстояло быть свидетелями, и одним из них был наш сосед Алексей, который мне даже махнул рукой. Я тоже его поприветствовал, но быстро перевел взгляд на одного из оперативников, который показался мне чуть менее опасным.

— Добрый день. Что вам нужно?

— У нас постановление на обыск в этой квартире. Ты тут живешь?

Я покатал в уме варианты ответа.

— Да, живу. Покажите постановление, пожалуйста. И удостоверение тоже… по телевизору говорили, что у сотрудников милиции обязательно надо спрашивать удостоверения.

В моём будущем я бы не успел договорить это предложение. Скорее всего, меня бы положили на пол где-то на первом упоминании «удостоверения». Но сейчас время было другое, а этих ребят сдерживало присутствие понятых, которые могли и не согласиться просто наблюдать явное нарушение закона в его бытовом понимании.

Поэтому тот оперативник, к которому я обращался, просто улыбнулся.

— Мы не из милиции, — сказал он и мазнул передо мной чем-то очень похожим на удостоверение; во всяком случае, золотые буквы на обложке точно присутствовали. — Майор Лозовский, КГБ СССР. Постановление здесь, — он постучал по папке, которую держал в руках. — Все подписи и печати в наличии, не сомневайся.

— Хотелось бы посмотреть, — осторожно сказал я. — Мы ничего не нарушали.

— Все вы так говорите, — негромко пробурчал его напарник. — У нас есть обратная информация.

— Другая, — автоматически поправил я. — Другая информация.

— Умничаем? — недовольно поморщился первый. — Постановление, значит, хотим? Вот, смотри.

Мне под нос сунули раскрытую папку, где действительно находился желтоватый лист очень официального вида с крупной надписью «Постановление» на самом верху и несколькими подписями и фиолетовыми гербовыми печатями внизу.

Но больше ничего я прочитать не мог — то ли у майора дрожали руки, то ли это был специальный прием для обезвреживания слишком дотошных «клиентов». Формально он ничего не нарушал и показывал документ, а то, что мелкие и плохо пропечатанные машинописные буквы размывались в глазах, ещё надо было доказать.

— Вы позволите? — я протянул руку. — У вас всё дрожит, читать невозможно.

— Не положено! — рявкнул второй. — Из его рук читай!

— Я просто придержу, чтобы… — начал я.

— Не положено!

Милиционерам позади, кажется, было весело — наверное, они не каждый день видят, как их коллеги из более грозного ведомства попадают впросак. Правда, я не считал, что эти комитетчики куда-то попали — напротив, это я был в очень интересном положении, которое могло привести к чему угодно. Мать Родиона — а я не сомневался, что эти два визита связаны между собой — не имела возможности чего-нибудь подбросить нам в квартиру. Но вот эта сладкая парочка могла сделать что угодно — квартира у нас большая, что и где там находится, не знает, наверное, и Алла, так что было делом техники засунуть пачку меченых денег в одну из книг на полках в коридоре, а потом найти их.

В том, что эти ребята не уйдут просто так, я тоже не сомневался. Но я точно знал, что рано или поздно они войдут. И, скорее, сделают это, невзирая на любые мои уловки. Но мне нужно было тянуть время. И поэтому я упрямо сказал:

— Положено! В процессуальном кодексе обговаривается, что постановление об обыске должно быть предъявлено гражданину и, в случае необходимости, разъяснено ему, — я не знал, есть в этом кодексе такая статья, но надеялся на лучшее. — Кроме того, там есть пункт про то, что перед обыском гражданину дозволяется пригласить адвоката. У меня будет такая возможность?

Я понятия не имел, где я буду искать адвоката вечером в пятницу, но рассчитывал на то, что мне дадут позвонить, и я смогу набрать номер Михаила Сергеевича. Он тоже сейчас не помешает.

— Сюда смотреть! Глаза не закрывать и не отводить! Руки на столе держать!

Голос был громкий и противный и настолько властный, что не выполнить эти требования было невозможно. Но если положить скованные тяжелыми ржавыми кандалами руки на стол было легко, то вот смотреть на бьющий прямо в лицо морской прожектор, который по какому-то недоразумению назывался настольной лампой, и не закрывать при этом глаза или хотя бы не пытаться отвести взгляд, было решительно невозможно.

Я попытался объяснить это обладателю голоса и не преуспел. Рот не желал открываться, язык не ворочался, и я смог выдавить из себя всего лишь некое невнятное мычание. В ответ неведомая сила уронила меня на пол, который я так и не смог рассмотреть — слишком резким был переход со света в темноту, — а потом вздернула обратно и я снова оказался перед источником света.

— Смотреть!.. Не закрывать!!.. Не отводить!!!.. Держать!..

Я с усилием положил руки на стол и опять посмотрел вниз, туда, где должны были быть мои ноги. И снова оказался на полу, а потом опять взлетел вверх, к лампе.

— Смотреть!.. Не отводить!!!.. Держать!..

На этот раз я даже не смог выполнить несложное вроде упражнение с руками, которые тоже куда-то делись — или же перестали мне принадлежать, как перестала мне принадлежать возможность говорить. И снова последовали недолгое падение вниз и быстрый взлет обратно к свету.