В конце концов, мораль этой истории об областях «ок» или скорее о сосуществовании «ойл»-«ок» в том, что называется сосуществованием. Согласно с этим, в эпоху тандема «Матиньон-Елисейский» дворец одна половина Франции правит с благословения другой половины (посмотрите на самые последние социологические опросы, благоприятно высказывающиеся об этом соотношении; они достаточно красноречиво свидетельствуют об этом). По аналогии можно сказать, что долгое время области «ойл» (то есть примерно, как минимум, сорок департаментов) управляли областями «ок» (около тридцати департаментов), и второй партнер не очень возражал против такого сосуществования старого типа, в которое он тоже активно вносил свой вклад и из которого извлекал самые разнообразные выгоды. Признаем, конечно, что эти выгоды не всегда полностью компенсировали недостатки: централизацию, чрезмерную, излишнюю, в частности, идущую из Парижа, ради выгоды областей «ойл» и др. Нынешнее превосходство левых сил плюс ко всему дает некоторые преимущества областям «ок», поскольку традиционные бастионы «синистризма» во Франции находятся, до некоторой степени, больше на Юге, нежели на Севере. Достоинство Юга в том, что там перевес на стороне левых сил, не столь значительный как на Севере, но, тем не менее, он есть, он традиционный, и, вероятно, просуществует длительное время.

В 2000 году Окситания представляет собой такую картину: около тридцати департаментов, 13 миллионов жителей[320] (среди которых много пенсионеров, приехавших с Севера). С другой стороны, согласно цифрам, достоверность к оторых всегда можно гарантировать, и которые точно представляют собой, во многих случаях, «потолок» скорее, чем среднее количество или нижнюю отметку, «от 2,5 до 3 миллионов человек говорят (?) на различных разновидностях окситанского языка, от 5 до 6 миллионов человек его более или менее понимают (?)». Окситания также основывается на городах, таких как По, Монпелье, Бордо, Орийяк, Лимож, Клермон-Ферран, Баланс, Авиньон, Марсель, Ницца, и его особенность — в диалектном разнообразии, и эти диалекты делят язык, как призма, изучающая лучи света: итак, существует североокситанский диалект, который включает в себя лимузенский (иногда дорогой трубадурам) и овернский; затем провансальско-альпийский, сразу к югу от франко-провансальской зоны, скажем, в общем, непосредственно к югу и западу от Баланса. И еще есть южноокситанский или среднеокситанский диалект, который по существу или в противоречии между собой включает в себя лангедокский и провансальский диалекты (прибрежные), к этому добавляется «нисар» (диалект жителей Ниццы) на крайнем юго-востоке. И наконец, на западе, отличающиеся особой оригинальностью гасконский и беарнский диалекты[321].

Реальная и чисто лингвистическая обстановка связанная с окситанофонией или, скорее, окситанофониями, многочисленными, поскольку язык разделен на региональные диалекты, в 1991 году изменилась в худшую сторону: тогда, в начале последнего десятилетия XX века, даже в XXI веке в «Лангедоке-Руссильоне» хорошо понимают язык «ок» всего 11 % опрошенных, от 4 до 5 % опрошенных могут поддержать хотя бы короткую беседу, «и менее 2 % часто употребляют свои языковые знания в этой области». Здесь можно только сожалеть о путанице, которую допустили при опросе, между окситанским и каталонским языками, между Лангедоком и Руссильоном, но тенденция кажется все же достаточно ясной[322].

Обилие провинций, очень часто престижных (Прованс, Овернь…), из которых состоит область «ок», создает некоторые сложности в сфере политики и самоопределения. Поэтому ей трудно найти общий способ выражения… или скорее некую общность, в некотором роде выражающую интересы всего многообразия провинций. Однако, существуют партии или политические объединения, основанные на окситанизме, но мы не оскорбим их, если скажем, что их вес достаточно невелик, в любом случае, они гораздо менее значимы, чем исключительно культурные движения и организации, которые развились все на той же земле «ок», хотя и, так сказать, побочным образом.

Итак, до сих пор функционирует прямо с шестьдесят восьмого года ОРК (Окситанский Революционный Комитет), далекая ипостась левых тенденций 1960–1970 годов, сконцентрированная на воспоминаниях о «Gardarem lou Larzac». И еще есть одна «окситанская партия», главой которой является один из сельских мэров в районе Пюи-ан-Веле; он хочет быть федералистом в сообществе с басками, савойцами и др. и с малыми или не очень малыми народами Европы вообще. И наконец, НОП (Национальная Окситанская партия), основанная в Ницце в 1959 году, до сих пор представлена в Интернете и поддерживает «независимость Окситании». Гораздо более значимым, но менее причастным к политике в строгом смысле слова является Институт окситанских исследований, представленный своими подразделениями в разнообразных департаментах областей «ок». В Безье окситанская библиотека, основанная когда-то при очень активном участии Ива Рукетт, находится под патронажем того, что когда-то было МЦОД (CJDO) (Международный центр окситанской документации), а сейчас стало называться CIRDOC. Она представляет собой незаменимый источник для исследований, хотя и несколько спорный, что в наши дни признают даже некоторые из ее основателей. Только в экономическом районе Юг-Пиренеи свыше 300 предприятий включили в свое название слово «окситанский». В 1970-е годы, как это хорошо подметила Ирина де Чирикофф, окситанизм больше не уравнивался с антиевропейскими тенденциями, когда борцы этого движения были так враждебно настроены против вступления Испании и Португалии в европейское сообщество из-за возможности опасной конкуренции в овощеводстве и особенно в виноделии. Однако в наше время окситанисты стали в высшей степени европейцами. Итак, виноделы Лангедока стали массово покидать тот окситанский корабль-цистерну, на который некоторые из них, в том числе замечательный и приятный во всех отношениях Маффр-Боже, взошли несколько лет назад, в благоприятное для Ларзака время. Все те же виноделы продолжают, без всяких окситанских коннотаций, отныне отстаивать свои собственные интересы, выступая, например, против импорта вин испанского производства, как это было в августе 2000 года. Водителям грузовиков, на которых доставляются вина испанских производителей, приходится иногда несладко, когда они, только что преодолев Пиренеи, оказываются на дорогах французского Юга, и их то там, то здесь берут в оборот местные виноделы… Перспективы областей «ок» отнюдь не кажутся плохими: их департаменты практически все, на самом деле, фигурируют среди традиционно южных зон, где смертность среди рабочих и служащих лишь немного превышает смертность среди занимающих высшие должности и представителей свободных профессий (в отличие, например, от Бретани и Арморики вообще, а также Севера-Па-де-Кале, где различия, не в пользу менее благополучных групп, гораздо более ощутимы[323]). Итак, на Юге более демократические структуры, в наиболее социальном смысле этого прилагательного. И еще, если оставить в стороне Канталь, Крёз и Коррез, то во всех департаментах «ок», можно сказать, численность населения будет расти, стабилизироваться или оставаться на том же уровне (как в случае с Авейроном) на протяжении 2000–2020 годов[324]. Но будет ли это выросшее население через двадцать лет сохранять связи, достойные такого названия, с культурой «ок»? Ответ на этот вопрос, мне кажется, должен быть положительным, но исследователи, слушатели, деятели культуры, борцы всякого рода, с любой стороны, лингвисты, регионалисты, автономисты — все они действительно вправе задавать такой вопрос.

Сейчас мы подошли к некоторым выводам по поводу рассмотренных периферийных областей: