Бойцы фронта, по меньшей мере, те, кто занимался в основном интеллектуальной сферой, удачно манипулировали идеологическими сюжетами, иногда неуместными или избитыми, но это имело мало значения. Такие темы, как антиколониализм, которые уже сослужили свою службу в североафриканских и других районах, но, однако, были неприменимы в данных обстоятельствах. И еще они повсюду трубили о правах человека, закоснелой части гражданской Новой Религии мирового пользования, о которой упоминает Режи Дебре в своей прекрасной работе «Засилие» (Галлимар). И в этих условиях более специфическим образом задерживались на защите прав защиты, в пользу заключенных в тюрьму борцов, даже, и особенно, тогда, когда они пускали в ход порох чаще, чем это следовало бы. Многие чиновники с континента, столкнувшись с угрозами, предпочли покинуть остров (от этого только выиграли корсиканцы, получившие должности). Если говорить о частном секторе, можно упомянуть о несчастьях, не всегда смертельных какого-нибудь парикмахера, врача, и, более близко по времени, одного бретонского фермера: он имел неосторожность не увидеть разницы, которая, однако, сама собой напрашивалась, между островным положением «принимающей» страны и полуостровным положением его родной Арморики.
После того, как, угрожая бомбами или устраивая успешные поджоги, с Корсики изгнали достаточно большое количество семей с континента, уже никто не решается говорить в наши дни о знаменитом антикорсиканском расизме. Если расизм и существует, то, скорее всего, в обратном направлении, по отношению к многочисленным французам, которых Полифемы из ФНОКа сумели заставить уехать с большей или меньшей элегантностью, поставив их в известность о том, в какой опасной ситуации они окажутся, если предположить, что они с упорством будут обосновываться на Острове красоты. I francesi fora!
Пьер Паскини, мэр Иль-Русса, чьи слова мы тут передаем, недавно упоминал по поводу слогана IFF несколько цифр, ответственность за которые мы оставляем на нем, и приводил некоторые данные. «Никто ничего не сказал, — заявляет он, — когда многочисленные черноногие (их было 18 000, обосновавшихся на Корсике после их отъезда из Северной Африки) покинули Корсику; и когда 79 преподавателей, одни за другими, также были принуждены покинуть остров. Я не знаю ни одного корсиканского землячества, которое бы выразило свой протест. Все спрятались, говоря при этом: мы не занимаемся политикой»[187].
Неизбежное следствие: чтобы достичь своих целей, ФНОК пускал в ход артиллерию из взрывчатки и просто бомб, не говоря уже о револьверах, всегда готовых к «диалогам», которые были больше похожи на монологи (взять хотя бы главный «случай», убийство префекта Клода Эриньяка в 1998 году, убийство, совершенное, как кажется (?), человеком, связанным с областью Каргез, местом, которое в предыдущие периоды отличалось в противоположном смысле, смелым выражением своей позиции по поводу профашистских настроений). В течение 1980–1990-х годов на Корсике совершалось до 500, даже 800 террористических актов в год. Если экстраполировать это число на территорию всей современной Франции, то получится 200 тысяч терактов в год, или несколько сотен в день. Можно себе вообразить, как бы сопротивлялись этому наши сограждане…
Правда, люди ко всему привыкают. Правда также и то, что специалисты по статистике должны быть осторожными исходя из того факта, что цифры по Корсике искусственно (!) раздуты, благодаря особенно торжественным ночам террора, из-за которых подскакивают цифры, как, например, ночи на 22 мая 1983 года, которая одна ознаменовалась 54 террористическими актами, любезно предоставленными комиссару Бруссару, тогдашнему руководителю бригады «Неподкупных».
Сам по себе ФНОК крайне неоднородный (его Исторический путь, то более строгий, то более мягкий, чем Обычный путь, это то, что маркиза де Рамбуйе назвала бы «картой нежности»), итак, ФНОК удалось, по примеру того, что происходило в Ирландии и Стране басков, обеспечить себя легальным прикрытием, название которого менялось по мере запретов. С 1983 года речь шла о КДС (Корсиканском движении за самоопределение), созданном в Бастии в октябре того же года. Остается найти для этого легального-нелегального двуликого Януса, каковым является организация по борьбе за независимость, свежие источники денег, которые позволили бы финансировать, в частности, все виды деятельности, в том числе и террористической. Каждый из них во времена первого президентского срока Миттерана (я понятия не имею, как изменились тарифы с тех пор) мог принести от 3 000 до 5 000 франков господину, обычно юношеского возраста, который подкладывал взрывчатку, и бывали даже случаи злоупотреблений и такие, когда соображения личной мести иногда смешивались с «законными» взрывами политического характера. Фронту пришлось навести порядок в этой области и немного кодифицировать собирание революционного налога. Это мы уже говорим от себя, конечно, ни в чем не оспаривая чистоту намерений, часто экзальтированных и идеалистических, которые побуждали молодого террориста, получавшего (или нет) за свои действия треть или полмиллиона старых франков[188].
Итак, источники денег[189]: Европа, скорее обманутая в данном деле; французский государственный бюджет, чьи местные налоги и субсидии иногда пускались на подпольную десятину, но тщательно подсчитывались; и наконец, доходы от туризма и других видов деятельности экономического порядка, отмеченные вышеупомянутым революционным налогом. Инвестиции в сельское хозяйство, культуру, профессиональное обучение и туризм (опять же) могли таким образом стать очень плохо скрытым объектом финансового обогащения и превращались от этого в «фонтаны молодости» и рога изобилия comucopiae для Фронта в качестве официозной и склонной к насилию организации. Приводили даже случай, когда один местный архивариус из Министерства культуры хранил в архиве всякого рода документы, среди которых материалы по оружию и схемы управления «Сопротивления»; впоследствии они послужили, после их изъятия, материалами для полиции. Фронт, таким образом, проявляет себя как одно из действующих лиц, не единственное, конечно, в политической жизни на острове и даже, до определенного предела, на континенте. Я говорю об одном из действующих лиц, поскольку Фронт конкурирует, на местной и региональной сцене, с театром теней кланов, продолжающих существовать и вести свою игру до некоторого предела; конкурирует также с некоторым числом честных политических деятелей, продолжающих выполнять свою работу как можно лучше или делать как можно меньше плохого, насколько это в их силах. Также происходит, наконец, соревнование с повседневной жизнью избирателей и попросту сотнями тысяч жителей острова и миллионами туристов на летний период. Для них жизнь течет в достаточно нормальном и часто очень приятном русле на Корсике, где есть все или практически все, чтобы быть счастливым, начиная с климата и пейзажей. Короче говоря, такая обстановка, как мы говорим, могла бы послужить предметом увлекательных исследований социологов и этнологов, если бы достаточно многочисленные человеческие жизни не приносились бы каждый год в жертву этому «спорту», и не только жизни таких знаменитых бандитов, как Леччиа и Контини, которые были убиты в своей камере в пересыльной тюрьме Аяччо силами ММ. Алессандри и Панталони — в июне 1984 года как следствие не удачного дела об убийстве борца Ги Орсини. К тому же это был благоприятный случай для «удачного акта насилия» по отношению к тюрьме Аяччо, совершенного быстро руководителями, приближенными к ФНОК, которые до того момента пользовались меньшей известностью, — такие, как Лео Баттести и Жан-Батист Ротили Форчиоли.
Кровавый «взлом» тюрьмы в Аяччо дал повод для размышлений о том, что касалось одного из основных требований националистов. В частности, г-на Таламони[190], который требовал размещения корсиканских политических заключенных в исправительных учреждениях, расположенных на территории острова. Если бы Леччиа и Контини не были бы «приближены» вплоть до Аяччо, если бы их посадили в Флёри-Мерожи или в какую-нибудь другую континентальную тюрьму, возможно, они еще наслаждались бы в наши дни светом дня…
