Просёлок перегораживал металлический шлагбаум. Охраны возле шлагбаума не было. Как только подъехала головная машина, шлагбаум сам собой открылся, пропуская кортеж.

— Смотрите, Алексей Николаевич! — негромко сказал Померанцев, показывая в окно.

Метрах в двадцати от просёлка огромный лось задумчиво жевал сочную болотную осоку. Услышав шум, зверь поднял рогатую голову и проводил машины печальным взглядом.

— Вот бы осенью сюда на охоту махнуть! — мечтательно сказал Померанцев.

— Махнём, Николай Владимирович! — ответил Император.

Через двадцать минут просёлок упёрся в высокий деревянный забор с глухими воротами.

Ворота открылись.

Возле створки навытяжку стоял охранник в летнем камуфляже. На его плече висел автомат.

Водитель передней машины коротко посигналил охраннику.

Ещё пять минут — и кортеж выехал на берег чистого лесного озера. Пологий берег, заросший травой, спускался к узкой полоске песчаного пляжа. На зеркальной воде плавали широкие листья кувшинок. Кое-где торчали островки тростника.

У самой воды стоял огромный бревенчатый дом, крытый металлическим шифером. Прямо от веранды в озеро тянулся длинный пирс, на котором была устроена беседка. В беседке едва заметно дымил мангал.

Император вылез из машины и с удовольствием потянулся, оглядывая окрестности.

К запаху сосен и лип примешивалась едва уловимая горчинка дыма, которую подчёркивал дразнящий аромат жареного мяса.

— Хорошо, Николай Владимирович! — прищурившись, сказал Император.

— Хорошо, — согласился Померанцев.

Он уже доставал из багажника удочки и кофры со снастями.

От беседки по пирсу, чуть прихрамывая, спешил пожилой, но ещё крепкий мужчина.

Император махнул рукой и пошёл навстречу мужчине.

Они встретились возле дома.

— Здравствуй, Алёша! — с улыбкой сказал мужчина Императору.

В углах его глаз лучились морщинки.

Алексей Николаевич обнял хозяина.

— Здравствуй, дядя!

Золотой закат тонул в тёмной воде. На его фоне отчётливо выделялась чёрная полоска леса на противоположном берегу озера.

Лёгкие поплавки из гусиных перьев неподвижно висели в расплавленном золоте.

— Давно ты ко мне не заглядывал, Алёша! Я тебя весной ждал, на щуку. Всё государственные дела?

Сергей Александрович Трубецкой с доброй улыбкой поглядывал на Императора.

Он, и в самом деле, приходился Императору дядей. Но лишь по отцу.

Дед Алексея Николаевича, Император Александр Пятый после смерти жены близко сошёлся с молодой вдовой князя Трубецкого. От этой связи княгиня Трубецкая и родила сына Серёжу.

Император признал сына. Поскольку законных детей у покойного князя не было, сын Императора и княгини унаследовал его титул и фамилию. В своё время об этом случае много говорили в обществе. Но сошлись на том, что Император поступил благородно — не позволил угаснуть старинному роду.

— Как там Петербург? Не утонул ещё?

Это была любимая шутка Трубецкого. Сам он уже двадцать лет безвылазно сидел в своём поместье под Корелой — рыбачил и проводил время за чтением и бесконечным разбором старых шахматных партий.

В Петербург Трубецкой выбирался не чаще одного раза в год. Всеми столичными делами рода занимался его сын — молодой князь Иван Сергеевич.

В детстве будущий Император Алексей и княжич Иван крепко дружили. А дядю Алексей Николаевич считал вторым отцом. Имея свободное время, дядя много возился с наследником престола.

Потом между отцом и дядей вышла какая-то размолвка. Алексей не знал подробностей дела — отец ему ничего не рассказывал. И дядя Серёжа тоже молчал. В один день собрался и переехал из петербургского дворца в глушь карельских лесов.

Вновь племянник и дядя увиделись только на похоронах Императора Николая. С тех пор князь Трубецкой часто принимал молодого Императора в своём поместье. Но от переезда обратно в Петербург отказывался наотрез.

— Так что у тебя случилось, Алёша? — спросил Сергей Александрович.

Выслушав рассказ Императора, дядя задумчиво покачал головой.

— Бывал я у графа Стоцкого в Каменке, бывал. И теплицы те видел. Но о том, что граф такими погаными делами занимается — не знал. Значит, мечтал покойник матрицу свою усилить?

Трубецкой вытащил снасть из воды. Насадил на крючок свежего червя и лёгким движением забросил обратно в воду.

— Вот как бывает, Алёша — кажется, знаешь человека давно, а он возьмёт, да как выкинет фортель! А к сыну графа присмотрись. Я думаю, что парень о делах отца ничего не знал. Говоришь, сидит в училище безвылазно? Занимается?

— Преподаватели докладывают, что старается, — сказал Император.

— Вот и хорошо. Ты не спеши, проверь его. Если не виноват — дай титул, разреши вступить в наследство. Сейчас другое важнее. Надо тебе этого мага найти. А ты уверен, что это не граф покойный наколдовал?

— Стоцкий с таким делом не справился бы, — ответил Алексей Николаевич. — Был у него маг — Роберт. Но мастер Казимир клянётся, что это не он.

— Казимир? — усмехнулся Трубецкой. — Как же, помню. Надёжный человек, но самолюбивый. Такой если ошибся — ни за что не признается. Будет на своём стоять до конца. Давай-ка, по рюмке? Сам настаивал — на смородиновом листе.

Трубецкой легко поднялся и подошёл к складному столику, который стоял тут же, на пирсе. Разлил по стопкам водку, вернул бутылку в ведёрко со льдом.

— Иди, Алеша! Возьми огурчик, закуси! Моя экономка сама солила.

Император выпил, с удовольствием хрустнул малосольным огурцом. Огурец пах чесноком и укропом.

Трубецкой кивнул, с улыбкой глядя на Императора.

— Значит, у тебя есть способ проверить — кого этот маг заразил? Так проверяй, не откладывай. Всех проверяй — и слуг, и придворных. Это дело нешуточное — государственной изменой пахнет.

— И твоего сына тоже проверять? — нахмурился Император.

— Ваньку? Его — в первую очередь! Я сыну верю, как себе. Но это магия! Кто знает, у кого за столом он пировал.

— Дядя, — попросил Император, — приезжай в Петербург. Мне сейчас надёжные люди рядом нужны.

— В Петербург? — с сомнением протянул Трубецкой.

И прямо взглянул в глаза племяннику.

— Приеду. Раз ты просишь, Алёша — приеду и помогу.

Поплавок на тёмной воде дрогнул. От него во все стороны пошли лёгкие круги.

— Гляди, Алёша, клюёт у тебя! Подсекай, не упусти!

Император вскинул удилище и ощутил на другом конце натянутой лески приятную тяжесть бьющейся добычи.

— Не спеши, аккуратно вываживай! Сейчас я её сачком возьму!

Трубецкой опустил в воду подсачек на длинной ручке, и Алексей Николаевич осторожно завёл в него рыбу.

— Есть!

Тяжёлая серебристая рыбина, путаясь в частой сетке, неистово забилась на досках пирса. Рыба тяжело разевала рот, топорща алые грудные плавники.

— Голавль! На килограмм, не меньше! Молодец, Алёша! Вот мы его со сметаной зажарим.

Урядник Серафим Петрович Тихонький всю ночь не спал. Болела голова — виски будто сдавило железным обручем.

Урядник часто вставал, пил из ведра холодную воду, черпая алюминиевым ковшом. Свежая колодезная вода казалась затхлой, отдавала гнилью.

«Все мы тут гниём, а не живём!» — с неожиданной злостью подумал урядник.

Мысль была чужой — раньше Серафим Петрович всегда любил свою деревню. Здесь он родился и вырос, отсюда уехал на учёбу в Петербург. И вернулся при первой возможности с огромной радостью.

Односельчане уважали Тихонького — он представлял власть и делал это строго, но по закону и справедливости.

Скрипя половицами, Серафим Петрович бродил по пустому дому. Прижаться бы сейчас к жене, уткнуться лицом в горячее родное тело… Но жены не было — уехала на неделю в Петербург, погостить у родителей.

— Сука! — оскалился урядник. — Гуляет там, перед столичными козлами хвостом крутит!

Тихонький даже не удивился этому выводу, хотя очень любил жену и раньше ни в чём её не подозревал.