– И тебя не сожрали крайгэ?

– Это такие чёрные твари с огромной пастью и крыльями?

Девушки испуганно шарахнулись.

– Так одна хотела, но какой-то странный звук её отвлёк и она убежала.

– Голос Тиулэ! Это мог быть только Голос Тиулэ!

– Так его нет на Границе, он сейчас в столице!

Девушки суетливо начали обсуждать неведомого для меня Тиулэ, а я откинулась на большую подушку, правда, по ощущениям, набитую чем-то вроде соломы, но с настоящей наволочкой, пахнувшей чистотой, и прикрыла глаза. Вот и общение с аборигенами налаживается! Не всё так плохо! Но тут же вспомнилось: хлев, темнота, боль, и пыхтящее на мне тело, и улыбка тут же сошла с моего лица.

И я для себя решила: даже если попробуют заставить, участвовать ни в каком отборе я не буду! Я не собиралась ублажать голодных мужиков. Воспоминания об изнасиловании иногда захлёстывали меня, вызывая рвотные позывы, и это придавало мне уверенности в себе.

Эти двое, Лэнг и Эндор, их имена навсегда останутся в моей памяти, говорили что-то о том, будто не знали, что доркхайя может тоже принимать их тёмную энергию, а, значит, таких, как я, обычно не трогали. Что заставило мужчин так жестоко со мной поступить, я не знала. Я была, как слепой, только что родившийся котёнок, который ничего не знает и не понимает в мире, в котором он очутился.

Ещё день "проболев" в своём новом жилище, я встала и решила выйти из него: одиночество всегда меня угнетало. Я вышла из комнаты и увидела коридор, по обеим сторонам которого располагалось множество дверей. Каменные стены были без окон, и свет давали небольшие овальные светильники, которые работали на непонятном для меня принципе.

Я подёргала соседнюю дверь, но она оказалась закрытой. Одна из девушек, которая в последний раз приносила мне еду и питьё, обмолвилась, что днём здесь обычно нкого не бывает, и я направилась дальше по холодному каменному полу. Мои ноги оставались босыми. Я, наверное, смогла бы купить себе обувь на те деньги, что мне оставили насильники, но я ничего не собиралась у них брать: для меня это было неприемлемо!

Коридор закончился ещё одной дверью, за которой оказалась винтовая лестница, та самая, что я видела во дворе. Это подтвердил и многоголосый шум, раздававшийся где-то подо мною.

Быстро спустившись во дворик, я увидела опять те же самые хозяйственные работы, в которых я принимала посильное участие. И теперь я собиралась сделать то же самое. Мне хотелось быть полезной и не выступать в роли нахлебницы и балласта.

Я подошла к группе женщин, стоявших возле огромного чана и полоскавших бельё.

– Добрый день, подскажите, пожалуйста, где Крамма!

– А ведь и правда, разговаривает, как госпожа…

– Сразу видно, что не в деревне родилась…

– Вот тебе и доркхайя…

Одна из женщин показала мне рукой на кухню, и я пошла туда.

– Что, отлежалась? Ничего, девка, от этого ещё никто не умирал! – хохотнула Крамма в ответ на моё вежливое приветствие. Я смолчала, ведь не объяснять же ей, что могла и умереть… – Ты хорошо поработала со Смилтэ, иди опять к ней, она режет овощи на похлёбку.

И я обрадовалась такой возможности пообщаться со знакомой уже мне девушкой и постараться выспросить всё про неведомый для меня выбор. А ещё вызнать, как можно его избежать.

От Смилтэ я узнала немногое: сифэйны будут выбирать себе тирай для поддержания стабильности завтра вечером, перед сном. Смилтэ щеголяла сегодня не в сером платье с воротником, как большинство, а была в красном платье с красивой вышивкой.

– Смилтэ, тебе не жалко надевать такое платье для работы на кухне?

– До выбора я должна быть в нём, чтобы остальные сифэйны знали, что я уже занята…

– У тебя уже есть сифэйн?

– Да, меня уже выбрали… – и девушка замолчала, не давая больше развить мне эту тему, а через какое-то время добавила, – я рада, что ты разумна. Все доркхайи – как животные, их разума хватает, чтобы при помощи ошейника слушаться приказов их хозяев-миэров, ну а ты заговорила…

Теперь настал черёд молчать мне: я не могла рассказать пока никому всей правды про то, что это тело – не моё, и я никакая не доркхайя.

Так, молча, мы крошили на огромном столе разнообразные овощи. Одни из них были теми самыми твёрдыми "грушами", одну из которых мне дали на обед в первый день, другие – похожими на баклажаны фиолетовыми цилиндриками, из которых приходилось выковыривать большие колючие семена, и ещё много-много интересного я разглядела на кухне, стараясь всё запоминать и откладывать в своей памяти. После полудничанья Смилтэ спросила у меня:

– А почему ты не приняла дары тех сифэйнов, что брали тебя? твои ноги нуждаются хотя бы в локанках…

Я сначала молчала, потому что не знала, что ей ответить, как объяснить человеку из другого мира свою, земную мораль. Наврядли местные смогли бы оценить мои рассуждения о чести и достоинстве. Смилтэ удивлённо поглядывала на меня, и я ответила ей так:

– Я не тирайя, и никогда ею не стану…

Девушка поняла меня и больше таких вопросов не задавала.

Вечером все женщины и девушки отправились в купальни, которые располагались внизу, в каменных подвалах крепости, рядом с единственным источником воды. Там, в небольшом помещении, стояла огромная лохань, исходившая паром. Я посмотрела, как происходил процесс помывки, и старалась всё повторять, чтобы не выделяться своею безграмотностью.

Сначала каждая тирайя брала себе небольшое деревянное корытце, затем черпала им из лохани немного горячей воды, а потом из бочки, маленьким ковшиком, разбавляла её до приемлемой температуры. Потом раздевалась до нага и поливала себя малюсеньким черпачком. В качестве мыла тут использовалась какая-то травяная настойка. У каждой она была своя, в маленьком флакончике, прикреплённом к поясу. Девушки намыливались ею, распространяя по купальне запах цветов и скошенной травы. У меня такой настойки не было, и я решила со временем узнать, где они её берут. Если придётся её покупать на то, что дают за "услуги" мужчины, то мне придётся обходиться без неё!

Смилтэ, оживлённо намыливавшая своё пышное тело, увидела, что я просто поливаюсь водой, стараясь оттереть с ног въевшуюся грязь.

– Возьми! – я попробовала отказаться, но она сказала: –  Завтра я покажу тебе, как варить тронгэ, сваришь свою, отдашь! Без неё нельзя омывать тело, могут завестись вирги…

Скорее всего, она имела в виду каких-нибудь местных паразитов, которыми мне обзаводиться не хотелось. И я приняла маленький стеклянный флакончик. Это был первый стеклянный предмет, который я держала в руках в этом мире, поэтому я действовала очень осторожно: намылила лицо, волосы и тело, спустившись к ногам. Мысль о том, что мыльный раствор можно сварить самой, очень взбодрила меня.

И тут я услышала шум. Посмотрев туда, откуда он раздавался, я увидела несколько мужчин в синем, которые вошли в купальню и расхаживали по ней, разглядывая обнажённых девушек.

Вот козлы! Искупаться не дадут спокойно!

Я стала быстро ополаскивать волосы, прячась за другими. Девушки опять восприняли это странно: они перешёптывались и хихикали, поворачиваясь к мужчинам то задом, то передом, показывая себя во всей красе. Один из мужчин подошёл к нашей группе купальщиц и внимательно начал оглядывать Смилтэ. Та, единственная из всех, прикрыла свою большую грудь руками.

– Убери руки, тирайя! Дай мне тебя получше разглядеть! – и я по голосу узнала того самого Лэнга. Меня заколотило: колени ослабли, а руки затряслись. Глаза стали наполняться слезами, а в груди появился удушливый ком. Поэтому я пропустила то, что произошло дальше, но увидела только, как голова Смилтэ дёргается, как от удара, и она начинает заваливаться на меня.

Не успев понять, что происходит, я кинулась на мужчину, крича во всё горло:

– Мерзавец, скотина! Сукин сын! Ублюдок!

От того, что тот не ожидал от меня такой реакции, ему несколько раз попало от меня по лицу, но потом меня схватили за талию и оттащили от него. Но глаза Лэнга уже стали наливаться бешенством.