— Что это? — не понимал Ганс, почему у его подчиненного такое довольное лицо.

— Это вещественное доказательство пребывания здесь грузовиков с золотом. Я отобрал эту чеканку у местного жителя, — доложил литовец.

— Наши визави рассчитывались здесь золотыми червонцами за провиант и, причем совсем недавно.

Потрясенный такой новостью Шнайдер, в знак благодарности, обхватил руками плечи парня.

— Ты молодец! — потряс он Шульца.

— Все к машине! Мы должны догнать колонну! — радостно залепетал обер-лейтенант. Полуторка рванула с места, быстро, насколько это возможно, набирая скорость. Все диверсанты вглядывались вдаль в надежде увидеть хвост колонны. Пока все было безрезультатно и только в очередном поселке все резко изменилось. Путь им преградил танк. Недовольный происходящим Шнайдер выскочил из кабины.

— Что тут черт подери, происходит? Уберите технику и дайте проехать! — начал орать старший лейтенант. Из-за Т-26 вышел военный средних лет, с наспех перебинтованной головой. На белой материи были видны проступившие сквозь бинт пятна крови. Вид у полковника, а это был именно полковник, был весьма уставший.

— Чего орешь, старлей?

— Мне надо в Вязьму. У меня срочное дело, — взяв под козырек, ответил Ганс.

— Вот и хорошо, что в Вязьму. Пойдешь со мной в сводном отряде. Немцы на шоссе прорвались и мне поставлена задача, выбить их оттуда, — спокойно произнес военный.

— А я при чем? У меня другие задачи, — попытался Шнайдер избежать участи вступать в бой со своими.

— У нас у всех одна общая задача, победить фашистов. Становись в колонну. Сейчас будем выдвигаться.

— Никуда я не поеду. Это самоуправство. Я вам не подчиняюсь. И вообще, вы знаете, кто я? — полез Ганс в нагрудный карман за документами.

— Мне плевать кто ты! Сейчас ты подчиняешься мне, потому-что я старший по званию, и твоя задача следовать со мной и выбить немцев с шоссе, — заорал на него старший офицер.

— Вы пойдете под суд за самоуправство! — не сдавался командир диверсионной группы. Сзади грузовика подкатил броневик. Скрипнули петли броне двери, и из бронеавтомобиля вылез лейтенант в рабочем комбинезоне и с танковым шлемом на голове.

— Товарищ полковник, ваше приказание выполнено. Я раздобыл БА-10 с экипажем и полным боекомплектом, — доложил замазанный в мазуту лейтенантик.

— Молодец Быков! Пойдешь замыкающим. Нам в помощь пришли особисты, — кивнул он на группу Шнайдера.

— Вы не имеете права командовать нами, — настаивал Ганс.

— Вы ответите за это!

— Отвечу старлей, отвечу. Если надо будет, то и под суд пойду, но только сейчас ты поможешь мне выбить немцев, а потом можешь жаловаться. Если откажешься выполнять мои приказания, то суда не дождешься. Я тебя сам шлепну. Быков, проследишь за нашими друзьями. Если они дрогнут в бою или попытаются сбежать, то сам знаешь, что надо делать, — ответил военный. Такого отношения к особистам Шнайдер еще никогда не встречал.

— Да кто вы такой? — не сдержался он, чтобы не задать вопрос.

— Я полковник Калюга. Слышал о таком? Нет? Тогда еще услышишь, — сказал военный и отправился в голову колонны.

— Этот полковник, что контуженный на всю голову? — поинтересовался Ганс у танкиста.

— Есть малехо, — с какой-то нежностью в голосе ответил лейтенант.

— Ты, что и впрямь по нам стрелять будешь? Ты хоть понимаешь, с кем имеешь дело? — теперь уже на молодого лейтенанта переключил свое внимание Шнайдер.

— А я то, что? Полковник приказал, — пожал плечами младший офицер.

— Идиот! — единственное слово, найденное в словарном запасе у Ганса, способное дать характеристику собеседнику. Что на уме у этих неадекватных людей Шнайдер не знал, и поэтому пришлось играть по правилам полковника. Долго ждать боестолкновения не пришлось и хоть диверсанты по большей части только имитировали ведение боя, но и без их участиясводный отряд разгромил разведку вермахта. Дальше, больше. Калюга вступил в бой с основным отрядом немцев, и снова удача была на его стороне. Хорошо хоть никого из ребят Ганса не зацепило. Шнайдер разрабатывал план, как ему под надуманным предлогом покинуть сводный отряд. Идти в открытую конфронтацию с полковников он побаивался. Таких отчаянных военных, которые не трепетали перед карательными органами Советского Союза, он в своей практике не встречал. Но удача благоволила не только контуженному Калюге, но и самому Шнайдеру. Когда на дороге появился санитарный ЗИС, сердечко у обер-лейтенанта приятно екнуло. Стоило ему взглянуть на документы водителя и последние сомнения улетучились. Это была машина «золотого конвоя». Значит, колонна не попала в руки вермахта и не была разгромлена по дороге. Они прятались где-то совсем рядом. Остальное дело техники. Он подсадил в кузов ЗИС-5 своего человечка и, выведя временно из строя полуторку, отстал от сводного отряда по техническим причинам. Как только танк с броневиком скрылись за поворотом, Гюнтер быстро восстановил работоспособность грузовика, и они ретировались подальше от взбалмошного полковника. Мест, где могли спрятаться красноармейцы, сопровождающие сокровища Смоленского банка, было не так много и среди них ближайшая деревенька Относово. Днем туда соваться Шнайдер не собирался. Как не крути, но численного перевеса в людях у него не было и конвой можно было взять только неожиданной атакой и желательно в ночное время. Значит, стоило подождать наступления сумерек. Красную ракету, выпущенную Шульцем, они увидели издалека. Гюнтер повел автомобиль по направлению сигнала, и они попали на малоприметную дорогу. По ней и добрались до леса, где их ждал литовец. Гюнтер погасил фары и выключил мотор. Парни выпрыгнули из кузова и окружили товарища.

— Что там? — спросил Ганс.

— Пять машин на кордоне лесника. Близко не подходил. Судя по всему их человек восемь-десять. Практически, как и нас, — доложил разведчик.

— Тебя хоть не видели? Неприятностей не будет? — переживал обер-лейтенант.

— Не видели, точно.

— Это хорошо. У нас преимущество во внезапности и огневой мощи. Где часовой видел?

— Слышал. Он с девкой на стоге сена кувыркался, — ухмыльнулся Шульц.

— С девкой? — переспросил Ганс.

— Откуда там девка?

— Дочь лесника, наверное, — пожал плечами Шульц.

— Генрих, возьмешь часового на себя. Шульц покажет, как к нему подойти. Постарайся сделать все тихо, — распорядился Шнайдер.

— Что с девкой делать? — поинтересовался здоровяк. Шнайдер удивленно посмотрел на подчиненного.

— Я тебя не узнаю. Ты стал задавать глупые вопросы, — назидательным тоном произнес обер-лейтенант.

— Я все понял, — виновато опустив глаза, ответил Генрих.

— Гюнтер с Фрицем, обойдете дом с тыла. Если что-нибудь пойдет не так, не дайте никому сбежать, — дальше распределял роли офицер.

— Остальные со мной. Постараемся работать тихо, не поднимая шума, действуя ножами. Оружие применять, в крайнем случае. Не хочу, чтобы на шум перестрелки примчался контуженый полковник Калюга, — ухмыльнулся сам себе Ганс. Ступая практически беззвучно, диверсионная группа выдвинулась за Шульцем. Немцы шли к дому лесника, чтобы окончательно поставить точку в этой гонке за «золотым конвоем».

Володька стащил с себя белый халат и брезгливо отправил его в мусорное ведро. Затем он подошел к зеркалу и пристально посмотрел на свое отображение. Н-да! Вид не очень-то. Темные круги под глазами от недосыпания, густая рыжеватая щетина на лице. Не мешало бы побриться. Включил на кухне чайник и, нырнув в холодильник, отрезал себе приличный кусок колбасы. Только собрался сделать себе бутерброд, как откуда ни возьмись, нарисовался их домашний кот Кузя. Он мог целый день дрыхнуть на подоконнике, но стоило только скрипнуть дверям холодильника, как Кузя был тут как тут. Пришлось поделиться колбасой и с Кузьмой. Бутерброд и горячий чай придали бодрости. Присел у компьютера и прошелся пальцами по клавиатуре, формулируя вопросы, на которые так хотелось получить ответ. Относово это последняя точка, где видели машины конвоя. Что будет дальше? Расстреляют немецкие мотоциклисты на минском шоссе или прорвутся в Вязьму, чтобы раствориться в массе попавших в котел войск? Какова их дальнейшая судьба? Если верить Митюшину, то ценностей у них уже нет, и теперь они ни для кого не представляют особого интереса. Но данные о кладе Карпов просто обязан передать московскому начальству. Не бросит же он своих подчиненных? Колонна просто должна двигаться в Москву. Ключевое слово должна. Почему о ней нет ни каких данных в архивах? Все просто. Машины пусты и никакой информационной ценности не представляют. Кто станет документировать движение пустого автотранспорта? Логика в этом есть. Понятное дело, что в 1941 было не до того, чтобы отражать в каких-либо бумагах движение конвоя, но где информация о кладе в послевоенное время? Сайтов много, но ни одного официального сообщения, что золото найдено. А может оно так и лежит где-то в лесу? Вряд-ли бы советская пресса упустила такой момент, и не осветила возвращение золота государству. Снова алчные мысли стали заполнять сознание Владимира. Он открыл лунный календарь. Сегодня последний день полнолуния. Что-то ему подсказывало, что этот день, решающий в его путешествиях. Магнитные бури прошли, сегодня заканчивается лунный цикл и машины пришли в точку, после которой о них исчезла всякая информация. Не может же Митюшин притягивать его сознание всю жизнь? Жизнь! Может в этом и весь смысл? Пока Митюшин жив в своем 1941 и ему покоя нет. Сколько он еще протянет, чтобы эта невидимая нить, связывающая их между собой, разорвалась? А если Митюшин дошел до Берлина? Кузнецов отодвинул клавиатуру и поднялся из кресла. На этот вопрос могла ответить только Галина Николаевна. Когда она обработает его запрос? Сколько нужно на это времени? Кузя, утолив голод, снова умостился на окне. Володя прошел в ванную и, включив электробритву, стал елозить ей по своей щетине на щеках. Наверное, из-за жужжания бритвы он не сразу услышал звонок телефона. Это была теща. Звонила именно ему, а не дочке. Обычно все интересующие ее вопросы Галина Николаевна решала через Олю, а тут соизволила выйти именно на него. Начала как бы с простых вопросов, которые люди задают друг другу каждый день и никто особо на это не обращает внимание. Как дела? Как здоровье? Но в этих простеньких бытовых вопросах чувствовалась какая-то подоплека. Не иначе Олька все-таки пожаловалась маменьке на его состояние. Он, конечно, бодренько ответил, что все хорошо, но отображение в зеркале говорило совсем о другом. Только в конце их краткой беседы мать жены сообщила, что имеет информацию по его вопросу, но хочет поговорить о ней не по телефону, а при личной встрече. Вот же хитрые создания эти женщины. Олька явно ей наплела с три короба о его состоянии и, наверное, денег просила на московских врачей, но Галина Николаевна не поверила на слово и решила взглянуть на зятька сама. Рандеву назначили на завтра. Интересно Митюшин был повод или она действительно, что-то по нему нашла? Сидеть в четырех стенах квартиры не стал. Во-первых, потянет в сон, а во-вторых прогулка на свежем воздухе не повредит. Краткосрочный отпуск скоро закончится, а он кроме ночных кошмаров, так ничего от него не получил. Хоть по парку прогуляется. Домой не возвращался до самого вечера. Как говориться, нагуливал аппетит. Такое единение с природой принесло свои плоды. Вернувшаяся с работы Ольга сразу же заметила порозовевшие щечки мужа и блеск в его глазах. Володя помог Оленьке разобрать сумки с продуктами и даже выслушал, какие проблемные вопросы решал коллектив супруги на своей работе. Женушка принялась готовить ужин, а он как бы невзначай сообщил о звонке тещи. Олька и бровью не повела, сделав удивленное личико, вроде-бы и не говорила ничего мамочке. А может и вправду ничего не говорила, и он напрасно плохо подумал о своей жене? Вот и пойди, пойми этих женщин! О Москве пока не заикалась, будто бы откладывала эту тему на более подходящий момент. Чем ближе к ночи, тем заметней росло напряжение. Володька обещал Костику прийти в одиннадцать, поэтому стал загодя готовиться. Обустроил себе место на диване в зале, чем вызвал огорчение у Ольги.