— А! — сказал Пилу. — Это тоже грустно! А что вы делаете?
— Я делаю птиц.
— Птиц? Вот смешно!
— Это еще и трудно. Нужно много терпения.
— А каких птиц вы делаете? Птиц на тарелках, пряничных птиц для ярмарки или птиц на шляпки?
— Всяких. И настоящих тоже, тех, что на деревьях.
— Ой, покажи мне их, пожалуйста! Покажешь, и тогда я перестану грустить.
Тут он заметил, что обратился к ней на «ты», а ведь папа строго-настрого запретил ему говорить так со взрослыми.
— Ой, я хотел сказать: «Покажите, пожалуйста».
— О, мне можешь говорить «ты».
— А папа говорит…
— Ко мне это не относится. Постой, я иду к тебе.
Она вскочила на подоконник.
— Осторожно, не упади, — сказал Пилу.
Звонко рассмеявшись, она раскрыла большой черный зонт и пошла по веревке, изящно отставив пальчик, как дама за чашкой чая. При этом она постаралась не наступить на платок.
Войдя в комнату Пилу, она закрыла зонтик и прислонила его к стене.
— Вот и все!
— Вот и все! — восхитился Пилу. — А где же птицы?
— Видишь ли, сегодня я мало работала. Я стирала платок… Но кое-что я тебе принесла.
И она положила ему на ладонь крохотное розовое яичко.
— Понимаешь, это только для начала, для пробы. Вот уж завтра, хоть три часа потрачу, а покажу тебе настоящих птиц.
— Красивое, — немного разочарованно сказал Пилу.
Пилу сидел на кровати и держал яичко в руке. Ему уже почти не было грустно. Он взглянул на даму. Нет, конечно, он видит ее впервые. На ней серо-голубое платье, у нее светлые и легкие, как паутинка, волосы и румяные, налитые, как яблочко, щеки, которые так и хочется расцеловать.
Пилу находил, что она красива, как картинка, и даже гораздо красивее. У нее были тонкие, длинные пальцы, и на одном — кольцо с красным камнем величиной с вишню.
— Тебе по-прежнему грустно? — спросила она.
— Немножко, — ответил Пилу.
— Почему?
— У меня семейные неприятности. (Эту фразу он где-то слышал.)
— Неужели? — сказала дама. — Бедный котик!
— Я не котик, я человек, — сказал Пилу. И добавил: — Но по правде говоря, я бы не прочь стать котом. Вот было бы здорово! В школу не ходить! Ни тебе задачек, ни диктантов. Хочешь — спи целый день, хочешь — играй со спичками.
— Ну да, а ночью можно гулять по крышам.
— Это очень высоко! — возразил Пилу.
— Да нет! И потом, у котов никогда не кружится голова. Когда-то я и сама была кошкой. Если бы ты только знал, как прекрасны луна и звезды… Ну так как? Хочешь стать котом?
— Хочу, — сказал Пилу. — Я люблю звезды. А кот может их потрогать?
— Конечно! И я могу превратить тебя в кота. Обожаю превращения, превращ-щ-ения, превра-щ-щ-щ-ения. Погоди, сейчас увидишь.
Она сидела в кресле возле кровати и жужжала, как муха. Потом повернула кольцо-вишню и внезапно исчезла.
Пилу вытаращил глаза.
— Ты где?
С кресла послышалось какое-то мяуканье. Пилу нагнулся и увидел младенца.
— Ну и ну! — сказал Пилу. — Я же говорил маме, что не хочу сестренку!
У малыша были крошечные круглые глазки, широко раскрытый рот и реденький пух на голове.
— Я не люблю маленьких: они орут во все горло, все время просят есть, все пачкают. А ну, катись отсюда!
Но в кресле уже сидела светловолосая девочка с косичками.
— А так я тебе больше нравлюсь?
Пилу было намного приятней видеть перед собой девочку.
— Поиграем во что-нибудь? — спросил он.
— Балбес! Ты все испортишь! — сказала девочка.
— Папа мне уже сказал, что я балбес, — обиделся Пилу.
— Ой, прости, я не знала, — сказала девочка.
Он собрался было дернуть ее за косичку, но никакой косички уже не было: перед ним сидела красивая девушка, похожая на продавщицу из молочной лавки за углом. Пилу так и застыл с протянутой рукой. Не успел он прийти в себя от удивления, как перед ним в кресле снова оказалась улыбающаяся дама.
— …Превращ-щ-ения, превра-щ-щ-щ-ения, превращения… Видишь, я все могу.
— Да, это правда, — согласился Пилу. — Вот только маленький мне не понравился. Не превращай меня в маленького, ладно?
— Значит, ты хочешь быть котом?
— Да, — сказал Пилу.
Она еще раз повернула вишню. Пилу исчез, и тут же с кровати, мурлыкая, спрыгнул кот. Дама убрала пижаму Пилу под подушку, бережно взяла кота на руки и посадила его на водосточный желоб.
— Ну, беги! — сказала она. — К звездам — налево!
Пилу вовсе не удивился, оказавшись в новом обличье, он давно хотел стать котом. Он шел, задрав нос, по самому краю крыши. Все небо было усеяно звездами: одни звезды были желтые, маленькие, как блошки, другие белые, и только одна — красная. (Если только это не был огонек самолета.)
Несколько звезд сорвались с места и прошмыгнули по небу, тихонько шурша, точно мышь пробежала на цыпочках.
«Есть хочется!» — подумал Пилу.
Он остановился на самом краю неба. Внизу он увидел улицу и — подальше — школу под платанами. Посреди улицы неподвижно стоял еще один кот.
«В школу я больше не пойду! — подумал Пилу. — Вот повезло!» Другой кот мяукнул, Пилу ответил. Потом он растянулся на черепичной крыше. Было тепло, легкий ветерок ласково гладил его по шерстке.
«Интересно, узнала бы меня мама? — подумал он. — Вот бы посмотреть на себя в зеркало! Но на крыше наверняка нет никаких зеркал».
Он поиграл хвостом и ушами, пригладил усы, глубоко вздохнул. Замяукал во все горло и на все лады, так что вокруг стали открываться окна. Потом он зевнул.
По правде говоря, тут, на крыше, не так уж весело. Вот если бы тот кот пришел с ним поиграть.
Пилу наклонился и посмотрел на улицу.
Тут он услышал за спиной тихие шаги, обернулся, и вот, у самой трубы, он увидел огромную неподвижную тень и два горящих во тьме глаза.
«Что это?» — подумал Пилу и похолодел от страха.
Тень зашевелилась, оторвалась от трубы и медленно направилась прямо к нему. Это был старик с длинной бородой, в длинном пальто.
«Вот уж не думал, что по крышам гуляют старики. Чего я только сегодня не узнал!»
А тень все приближалась. Изо рта у нее вырывалось какое-то бульканье. Пилу встал и немного отступил назад. Чуть-чуть. Он был на краю крыши. Позади гулял по улице свежий ветер.
— Ах ты мой маленький, ах ты мой хорошенький! Ну иди ко мне! — позвал старик.
В руке у него был сачок, каким ловят бабочек, а за спиной — мешок. В мешке копошилось и мяукало, да-да, мяукало! Пилу задрожал.
Он не мог с собой справиться. Вдалеке он увидел знакомое окошко, совсем крошечное. Он хотел позвать на помощь, но вместо этого истошно замяукал.
Он увидел, как в окошке показалась дама, и услышал, как она закричала:
— Боже мой! Это Артур-живодер! Он засунет его в мешок и продаст аптекарю. Скорей, Пилу, пора превращаться. Кем ты хочешь стать? Колибри, бабочкой, крокодилом? Решай скорей!
Тень от сачка нависла над Пилу.
— Крокодилом! — закричал Пилу. — Крокодилом!
Он опять обрел человеческий голос. Услыхав, как кот кричит «крокодилом», старик чуть не свалился с крыши, едва успел ухватиться за трубу.
Пилу почувствовал, что становится мягким, тягучим. Он растягивался, как жевательная резинка. Небо перевернулось.
Он зевнул. Когда он закрыл рот, раздался стук — так хлопала крышка сундука, того, что стоял у них на чердаке.
«А я, оказывается, скрежещу зубами! А где же город? Кошки его, что ли, съели?»
Он был в пустыне. Посреди пустыни росла пальма. К счастью, в небе еще светила луна. С ней было не так одиноко.
Он было двинулся вперед, но что-то тянуло его назад. Он обернулся и увидел кусок города, который обрывался как раз в том месте, где начиналась пустыня. И в этом куске города он увидел кусок кота — лапы и хвост.
«Ну вот! Теперь я наполовину кот, наполовину крокодил». Половина кота тянула в свою сторону, половина крокодила — в свою. Никто не хотел уступать. Что делать? Из глаз Пилу потекли крокодиловы слезы.