БЕРНАР КЛАВЕЛЬ
Как запело дерево
Было январское утро. Чудесное утро — морозное, белоснежное, похожее на старых горцев с заиндевевшими усами и солнечными искорками в глазах. Всю ночь густыми белыми хлопьями падал снег. Потом, когда рассвело, сильный северный ветер расчистил небо. За домом, у подножия горы, крепко спал под снегом лес. От деревьев ложились голубые тени. Ели еще гнулись под снежными шапками, потому что ветер на рассвете не сдунул их — он только разогнал облака.
Там, на опушке леса, и жили у бабушки с дедушкой Изабелла и Жерар. Их серый домик с зелеными ставнями стоял в стороне от деревни, едва видневшейся в это утро на берегу замерзшей реки. Даже дороги, что вела в деревню через поле и луг, нельзя было различить. Дети пытались разглядеть ее из окна. Она была хорошо видна до первого поворота. Там стоял старый клен — он засох два года назад, и дедушка все никак не мог собраться его срубить. А дальше все сливалось.
Изабелла и Жерар смотрели, прижавшись носом к стеклу. Вдруг пролетела птичка, потом еще одна, а потом налетела целая стая и уселась на виноградные лозы. Посыпались комья снега.
— Им холодно, — сказала Изабелла. — Надо дать им зернышек или хлеба.
Она взяла горсть зерен; Жерар открыл окно.
— Закрой сейчас же, — крикнул дедушка, — стужа в дом заберется!
Дети засмеялись: ведь стужа не живая!
Изабелла бросила зерна на дорожку, которую дедушка расчистил, чтобы ходить за дровами. Бабушка раскашлялась, сняла с печки конфорку и сунула туда большое полено.
Когда окно закрылось, две птички слетели с винограда и стали клевать зерна. Остальные как будто побаивались, но все было тихо, и они тоже слетели, а те, что сидели на крыше, так и упали с нее камнем.
— Их всех ни за что не накормишь, — сказала Изабелла. — Вон их сколько летит.
— Ничего, накормишь! — крикнула бабушка. — А то ты им всё отдашь, а нашим курам что же останется?
— И если так дальше пойдет, — добавил дедушка, — ты к нам вообще всех птиц из леса приманишь.
Изабелла послушалась и опять подошла к окну. Некоторое время она стояла рядом с братом, протирая стекло, когда оно запотевало. Вдруг она схватила Жерара за руку и прошептала:
— Смотри, что там на дороге!
Жерар посмотрел вдаль. Там, за сухим кленом, по снегу шел странный зверек. Он был очень похож на заводного кролика, которого несколько лет назад принес Жерару Дед Мороз: так же подпрыгивал, так же раскачивался из стороны в сторону и то и дело останавливался. А еще у него была серая шерсть, тоже как у кролика, и длинные уши, сходившиеся над головой.
Это было так удивительно, что дети забыли про птичек. Разинув рот, они молча смотрели на странного зверька, у которого поблескивали глаза.
Кролик — а шел он только на задних лапках — подошел к садовой ограде, и видна осталась только его голова.
— Вроде к нам идет, — шепнул Жерар.
— Ага, обходит сад!
Кролик скрылся из виду; воцарилась долгая томительная тишина. Дети прислушивались, затаив дыхание. Вскоре на каменном крыльце послышались шаги. Птицы вспорхнули с таким шумом, что дети даже вздрогнули.
— Вы что-нибудь слышали? — спросил дедушка.
Дети кивнули.
— Кто бы это мог быть? — спросила бабушка. — Почтальону еще рано.
Бабушка и дедушка ничего не видели, а дети не знали, что ответить. Не могли же они сказать: «Это заводной кролик в человеческий рост пришел к нам сам по себе и топает ногами на крыльце».
На крыльце послышалось шарканье, и в дверь постучали. Бабушка и дедушка переглянулись, посмотрели на дверь. Постучали громче, и только тогда дедушка крикнул:
— Войдите!
Дверь медленно открылась. В кухню ворвался холодный ветер. Стужа все-таки забралась в дом: ее принес кролик на своей серой шкурке. Ведь это он стоял на пороге, остолбенев от тепла и запаха горящих дров в печке, на которой варилась похлебка из настоящих кроликов.
Бабушка бросилась закрывать дверь. И вот кролик заговорил человечьим голосом:
— Здравствуйте, здравствуйте. Я слишком рано к вам пришел, я понимаю, извините, пожалуйста…
Серая шкурка распахнулась, показались большие очки, потом красный нос, потом жесткие, как щетка из конского волоса, усы, потом лицо, заросшее седой щетиной — такой же, как у дедушки.
— Да это же Венсандон! — воскликнул дедушка. — Это Венсандон!
И правда, это был Венсандон. Но только когда он снял шапку с поднятыми ушами и шубу с воротником, закрывавшим почти все лицо, дети окончательно убедились, что это не заводной кролик, а человек. Они никогда его раньше не видели, но дедушка часто говорил им о своем старом друге.
Венсандон протирал очки, утирал слезы и бормотал:
— Я ничего не вижу. Я всегда плачу, когда вхожу в тепло с мороза. И очки запотели.
Но хотя Венсандон ничего не видел, зато мог говорить и слушать. Он сел у камелька рядом с дедушкой и стал вспоминать молодость. Дедушка тоже что-то рассказывал. Они перебивали друг друга, никто их не слушал, но видно было, что им очень хорошо.
Дети опять стоят у окна. Несколько упрямых птичек пытаются искать зерна на снегу, хотя там ничего больше нет. Вот по снегу проплыла тень: большая черная птица садится на сухое дерево. Жерар оборачивается:
— Дедушка, дедушка, на мертвом дереве орел! Скорее, дедушка, иди посмотри!
Дедушка и ухом не ведет, зато Венсандон встает и подходит к детям. Его круглые очки наконец-то высохли, и он может их надеть.
— Это не орел, а ворона, — говорит он. — А дерево это — клен, только оно не мертвое.
— Да уже два года, как мертвое! — кричит дедушка со своего кресла. — Все хочу его срубить — руки не доходят.
— Говорю тебе, не мертвое, — настаивает Венсандон. — Деревья никогда не умирают.
— Что ты мне сказки рассказываешь! — удивляется дедушка. — Ей-богу, уже два года на нем не было ни листочка. Говорят тебе: оно мертвое, годится только на дрова.
Венсандон смотрит на хозяев, но кажется, будто он их не видит, а видит что-то совсем другое — далеко-далеко, за краем снежной равнины.
— Я же вам сказал: деревья никогда не умирают, — говорит он. — И я вам это докажу. Да, докажу: я заставлю петь ваш старый клен.
Дедушка как будто не верит, но молчит. Конечно, Венсандон ему друг, он не хочет с ним спорить.
Дети смотрят друг на друга. Может, они ослышались?
Венсандон опять сел в кресло и продолжает свои рассказы. Он остается обедать и потом сидит дотемна.
Когда он уходит, дедушка провожает его до клена. Они ходят вокруг дерева, как будто в прятки играют. Оба маленькие-маленькие: ведь в сумерках все кажется меньше, а вид из окна похож на новогоднюю открытку.
Дедушка возвращается; дети кидаются ему навстречу:
— Ну что он сказал?
— Он уверяет, что дерево не умерло. По крайней мере, обещает, что оно запоет.
— Но как же, дедушка?
— Посмотрим. Пока это его секрет. Я ничего не могу вам сказать: он и мне ничего не объяснил. Поживем — увидим.
И как дети ни пристают к дедушке, тот молчит.
Прошло несколько месяцев. Снег растаял, а весенние дожди смыли со склонов последние следы зимы. Дети совсем забыли о Венсандоне, но однажды вечером, возвращаясь из школы, заметили: чего-то возле дома не хватает. Не было старого клена. От него остался только огромный пень, щепки, кусочки коры да опилки, похожие на забытую солнцем кучку снега.
— Это, наверное, дедушка срубил дерево, — сказал Жерар. — Как же так, ведь Венсандон обещал, что оно запоет!
— И ты поверил? — спросила Изабелла.
— Конечно, ведь это сам Венсандон обещал.
— А бабушка говорит, что сухое дерево поет только в огне.
— Не надо его жечь! — сказал Жерар. — Скорей! Бежим!
Они помчались домой, на бегу скинули ранцы у лестницы и кинулись к сараю — маленькому деревянному домику, который дедушка построил в саду.