– Слышала кое-что. Леди Стилран не умолкала многие месяцы.

– Ну, это наш последний шанс сохранить кровь д’Малвейнов в Каваносе, так что я буду болеть за вас обеих. Не дай Кавар, принц Люсьен женится на какой-то несчастной, запертой в авелишской башне.

Они хохочут в унисон. Я не поняла шутку, но, может, это и к лучшему, потому что звучит ужасно. Остальные господа, по-видимому, не достойны разговора – а может, они просто принадлежат к семьям, отвернувшимся от рода И’шеннрия из-за поклонения Старому Богу. Судя по их ехидным взглядам, скорее последнее. Я фокусируюсь на толпе. Несколько человек становятся возле странного металлического саркофага – один мужчина с длинными седыми волосами облачен во впечатляющую белую мантию. Мне не помешала бы маленькая медная подзорная трубка, но И’шеннрия так увлечена беседой с бароном, что я не отваживаюсь вмешиваться.

– Народ Ветриса! – громогласно заявляет седой мужчина, чем приводит меня в изумление. Он держит возле рта медную палку, которая каким-то образом усиливает его голос – очередное странное, но полезное человеческое изобретение.

– Сегодня да свершится ордалия – избавление от скрытого зла, врага Кавара и угрозы безопасности нашей великой державе!

Толпа ревет. Один из господ рядом со мной размахивает платком, точно флагом. И’шеннрия наклоняется ко мне и шепчет:

– Тот мужчина в белом – Министр Клинка, эрцгерцог Гавик Химинтелл. Глава стражи Каваноса и всей армии Ветриса.

– Похоже, в руках этого человека много власти, – замечаю я. И’шеннрия кивает.

– По мнению некоторых, слишком много. Они с королем сильно сблизились за последние шесть лет, король прислушивается к нему во всем. Он умен и опасен. Держись от него как можно дальше.

Я наблюдаю за эрцгерцогом издалека, но его голос по-прежнему оглушает.

– По милости короля, под руководством Верховного Жреца и благодаря работе Багровой Леди мы обнаружили в наших рядах ведьминского шпиона, замыслившего убивать и калечить ваших детей, мужей и жен!

Толпа отвечает разъяренным ревом. Мужчина высоко поднимает блеклый меч и обводит им толпу.

– Они вырежут ваши сердца из груди!

Люди ревут.

– Они проклянут вас, с помощью магии обратят вашу кровь в пепел, а посевы в камень!

Очередные одобрительные возгласы.

– Они осквернят святость нашего великого и достойного города ересью, и за это им положена смерть!

Эрцгерцог Гавик подает кому-то знак. Двое стражников выводят вперед юношу, моего ровесника. Он кажется голодным и испуганным. Рот его заткнут кляпом, запястья связаны. При появлении мальчика толпа приходит в неистовство. Люди скандируют «утопить ведьму», некоторые кидаются гнилыми фруктами. Я судорожно сжимаю перила, к горлу подступает тошнота. Так вот для чего этот саркофаг. Вот зачем он наполняется водой из длинной трубы сбоку. С каждым новым дюймом прибывающей воды седовласый мужчина взвинчивает толпу все сильнее. Больше фруктов, камней, палок. Гнилой персик попадает мальчику в ногу, и тот вздрагивает. Я смотрю на И’шеннрию, голова ее гордо поднята, а глаза не отрываясь следят за происходящим.

– И’шеннрия…

– Нет, – просто отвечает она, так тихо, чтобы не услышал стоящий рядом барон. Мое отсутствующее сердце сжимается. Я должна просто стоять здесь и наблюдать за чужой смертью? Не пытаться вмешаться? Для меня это все равно что убить его собственными руками – очередной труп в череде жертв моей жестокости.

Стражи приносят приставную лестницу и прилаживают ее к уже наполнившемуся металлическому саркофагу. Открывают крышку, и седой эрцгерцог указывает на мальчика.

– Утопить ведьму, во имя Нового Бога, во имя мира!

Стражники подталкивают мальчика к лестнице, и тот безумно извивается в последней попытке освободиться. Келеон, человек – неважно. Каждый ликует. А если и не ликует, то спокойно взирает на происходящее. Барон д’Голиев делает странный жест, дотрагиваясь сначала до век, а затем до сердца.

– Вода для ведьмы, – шепчет он, словно молитва сможет его защитить. – Огонь для их рабов.

Лицо И’шеннрии мрачно и невозмутимо. Никто не двигается. Даже не пытается. Я крепче сжимаю рукоять меча. Если я ничего не сделаю, он умрет, – но что я могу сделать? Я подвергну себя риску, меня бросят в темницу. Ноктюрна уничтожит мое сердце, вот и все. Я никогда не освобожусь.

В этот миг я осознаю с удивительной ясностью, насколько эгоистичным чудовищем являюсь на самом деле.

Я должна позволить ему умереть.

Не могу смотреть. Я зажмуриваюсь, чтобы не видеть, как мальчик делает последний шаг с лестницы. Воцаряется тишина, слышится лязг металла. Время еле тянется до тех пор, пока ликующие крики толпы не ставят точку в жизни мальчика.

Я забегаю обратно в бар, и меня рвет в ближайшую вазу.

– Этот город прогнил, – шиплю я, вытирая рот платком, который протягивает мне И’шеннрия.

– Все боятся, – поправляет она. – А страх превращает мудрейших и добрейших людей в глупых и жестоких.

– Тогда эрцгерцог Гавик самый жестокий и тупой из всех, – рычу я. Леди оглядывается, словно опасаясь, что кто-то может услышать, но возражать не пытается. – Зачем он проводит эти ордалии? И как часто?

– Раньше их устраивали каждые несколько недель, теперь – раз в несколько дней, – отвечает И’шеннрия. – Мы знакомы с юности, он всегда отчаянно ненавидел ведьм и весь их род. Его отца убили во время Пасмурной войны, а мать медленно угасала, пока в конце концов не покончила с собой.

– Это не оправдывает того, что он топит живых людей!

– Я и не говорила об оправдании, – мягко возражает она. – Просто боль порождает ненависть, а ненависть толкает на ужасные поступки.

– В Ветрисе не осталось ведьм, – шепчу я. – Они сами мне говорили. Тогда кем был тот мальчик?

– Человеком, разумеется. Бродягой, любителем звездного семени или беженцем из Пендрона, бегущим от гражданской войны. Эрцгерцог не слишком разборчив в выборе козлов отпущения.

– Неужели король не может его остановить?

– Король обо всем знает и, без сомнения, одобряет это.

– Почему?

– Чтобы удержать Каванос, конечно же. Он не похож на своего отца – народ его не любит. Поэтому он держит подданных в страхе.

Во мне разгорается огонь ненависти. Старое, давно знакомое чувство – именно ненависть заставила меня уничтожить тех бандитов. Ненависть опасна. Этот город – лучшее тому подтверждение.

К счастью, И’шеннрия выводит меня из бара обратно к карете. Она объясняет, как правильно носить цвета весны – розовый, зеленый и оранжевый, никакого красного и желтого, ленты и шифон обязательны, но я едва разбираю ее слова. Она все понимает и потому особенно настойчива, как будто уроки смогут отвлечь меня от только что увиденного. Меня все еще тошнит: и от города, и от того, с какой готовностью я пожертвовала этим мальчиком ради своей свободы.

И’шеннрия останавливает карету у ателье, и я оцепенело захожу внутрь. Даже не в силах восхищаться бесконечными рядами великолепных, отделанных рюшами платьев в витрине. Пожилой пучеглазый мужчина снимает мерки с каждой части моего тела, рассказывая, как чудесно мне подойдет бархат, и еще какую-то чушь. И’шеннрия напоминает мне поблагодарить его, а когда я не отзываюсь, отводит меня в сторонку.

– Ты должна оставить все, что случилось, в прошлом, если хочешь получить свое сердце, – шепчет она. – Ты леди, а леди всегда скрывает истинные чувства за непроницаемой маской вежливости.

– Они убили человека, – шиплю я, – у всех на глазах.

– И убьют еще, – шипит в ответ И’шеннрия, – если ты не опередишь их, впечатлив принца и весь двор этими платьями.

Я сглатываю и, едва она отходит, улыбаюсь портному.