– Простите, уважаемый. Вы и представить себе не можете, как быстро путешествие способно превратить человека в брюзгу.

Портной улыбается, кивает и возвращается к снятию мерок. Когда все закончено и И’шеннрия с портным переходят к выбору тканей для моего обширного гардероба, я выхожу из магазина и глубоко вдыхаю наполненный парами ртути воздух Ветриса. Крики, доносящиеся с площади, наконец-то отвлекают меня от мыслей.

– Вор! Стража, вор только что меня обчистил!

Я оборачиваюсь и вижу растерянного господина, глупо ощупывающего карманы золоченого жилета. Темная фигура, сжимающая в руках что-то золотое, стремительно удаляется прочь. Стражи в клацающих доспехах и с мечами наголо тут же кидаются за беглецом.

Может, я и не смогла остановить чистку, но поймать вора мне по силам.

Я подхватываю юбки и бросаюсь за ним прежде, чем Фишер успевает меня остановить. Вор ныряет в соседний переулок – как предсказуемо. Вот только когда я поворачиваю за угол, вора там нет. Я слышу крики стражников, лязг их доспехов разносится в разных направлениях. Если у вора имеется хоть капля ума, он будет держаться подальше от шума. Он выглядел рослым и крепким, так что перемахнуть через забор справа от меня наверняка не составило ему труда. Я с усилием подтягиваюсь и приземляюсь на другой стороне. Еще один переулок. Тупик.

– Не думаю, что золотые часы тебе понадобились для того, чтобы узнать, который час, – громко заявляю я. Черная тень выходит из-за груды мусора, и в едва пробивающихся между домами лучах солнца я замечаю кожаный доспех. Бесшумные ботинки, бесшумные перчатки. Лицо скрыто под маской и капюшоном; видны лишь глаза, словно заполненные тьмой, напоминающие два провала на полуночном небе. Он высокий и поджарый, двигается мучительно медленно и настороженно.

– Все нормально, я не стану звать стражников. Пока что. – Я поднимаю руки. – Еще несколько дней назад я сама была в шкуре преступника.

– Как ты узнала, где я? – Голос у него низкий. Я смеюсь, но вскоре замолкаю, видя, что он не разделяет моего веселья.

– О, прости. Ты серьезно? Это единственный подходящий переулок, достаточно узкий, чтобы спрятаться в нем от мечников, мечтающих засадить тебя в тюрьму. Не самое приятное место, уж точно.

– Я мог выбрать любой другой переулок, – настаивает он, раскручивая в руке цепочку от золотых часов.

– Ну, тут ты ошибаешься. Южный переулок в это время суток слишком хорошо освещен – тебя сразу заметят. Переулок с лавками, торгующими жареной рыбой, весь в дыму, что удобно, но там полно стражников. Остается только этот.

– Ты говоришь так, будто знаешь город, – усмехается он.

– Я знаю воров, – поправляю я. – И знаю, что умный вор никогда не станет красть у аристократа самую дорогую вещь. Золотые штучки достать труднее всего – они на шее или в нагрудном кармане. Так что ты либо глупый вор, либо охотишься скорее за острыми ощущениями, чем за сокровищами.

Его мрачные ониксовые глаза опасно сужаются.

– Теперь, когда ты меня обнаружила, почему бы не сдать меня?

– И что в этом забавного? – с улыбкой спрашиваю я.

Секунда напряженного молчания. Никто не двигается, между нами словно натянута невидимая струна. В воздухе висит невысказанная угроза, слышная лишь тем, кто скрывается в тени, ему и мне.

А затем струна лопается – вор убегает, а я бросаюсь за ним. Он перепрыгивает через кучу коробок с кошачьей грацией, и мне приходится напрячь все годами тренированные мышцы, чтобы повторить прыжок. Он, словно вода, струящаяся между камней, не мешкает на перекрестках и просачивается сквозь удивленную толпу, проскальзывает мимо труб водяной почты и под каменными арками. Я двигаюсь не так красиво, как он. Но моей грубой силы достаточно, чтобы не отставать – с трудом входя в повороты, раз за разом я стараюсь ускориться.

Вор влетает в стаю нектарниц, и птицы упархивают прочь. Меня на мгновение ослепляют красные перья, опадающие, словно кровавые снежные хлопья. Я вновь замечаю темную фигуру, лишь когда он ныряет в переулок, оканчивающийся величественным водным каналом, прорезающим улицы. Каналом, над которым возвышается фонтан с массивным мраморным змеем, извергающим изо рта воду. Дети, рабочие и бездомные собираются у воды, чтобы поиграть или смыть с себя сажу и грязь жаркого дня. Скользкая мостовая лишает равновесия меня, но не вора – он с легкостью взбегает по лестничным ступенькам. Я не могу потерять его сейчас. Поэтому хватаюсь за перила и втаскиваю себя наверх. Он неподвижно стоит наверху, выбирая между двумя дорогами.

Время замирает, звук моего тяжелого дыхания смешивается с радостными криками детей. Прозрачная вода струями вылетает изо рта змея, освежая мою разгоряченную и вспотевшую кожу. Давно я так не бегала. И давно не видела столько новых вещей. Возбуждение струится по моим венам – вот что значит быть свободной. Быть человеком. Я наконец-то вспомнила.

Вор оборачивается в мою сторону. Едва его черные глаза встречаются с моими, жизнь возобновляет движение, и он снова бросается наутек. Продолжая преследование, на последнем издыхании, с болью в боку, я понимаю, что мы движемся весьма специфичным маршрутом. Он бывает здесь часто – и знает город как свои пять пальцев. Перехватить я его не смогу, а вот догнать сумею. Направив остатки энергии в ноги, я удваиваю скорость. Кончики моих пальцев почти касаются его плеча, еще чуть-чуть…

Он уворачивается в последнюю секунду, и я спотыкаюсь. А когда поднимаю глаза, его нигде нет. Есть по крайней мере четыре варианта, куда он мог исчезнуть. Разум говорит, что он рванул в соседний проулок, но нутро подсказывает, что он затаился прямо за стеной слева от меня. Я хватаюсь за трубу, торчащую из стены, подтягиваюсь и, собрав последние силы, перемахиваю на ту сторону. А когда приземляюсь на ватные ноги, он уже там, в боевой стойке.

– Ты, – шипит он, тяжело дыша.

– Я! – совершенно запыхавшись, отвечаю. – Теперь, когда с представлениями покончено, может, завяжешь с преступной карьерой и вернешь то, что стянул?

Он фыркает.

– Я повстречал уйму самодовольных лицемеров за свою жизнь, но тебе определенно положен пирожок с полки.

– Хвала Новому Богу. А то ведь перевел бы хорошую выпечку.

– Шорох? – прерывает нас тонкий голосок. Мы одновременно оборачиваемся к маленькой девочке, чьи темные волосы спутаны, а платье все в дырах. Она примерно одного возраста с Кравом – не больше десяти-одиннадцати лет, – и на ней нет обуви. Вор немедленно подходит к ней, опускается на колени и протягивает часы.

– Вот. Я достал их. Ты сможешь загнать их в ломбарде за хорошую цену.

Она заглядывает ему через плечо и указывает на меня.

– Кто это, Шорох? Подруга?

– Преследовательница, – поправляет он.

Я почтительно кланяюсь. Девочка хихикает. Ее голос до боли напоминает мне голос Пелигли. Девочка направляется ко мне, но Шорох удерживает ее.

– Не надо, – говорит он. – Она может тебе навредить.

– Он прав, – легко соглашаюсь я. – Никогда не доверяй незнакомцам. Порой они оказываются грубиянами, очень часть вонючками, и к тому же могут обозвать тебя лицемеркой.

– Ты такая и есть, – настаивает он.

– О, я знаю. Но я все равно уязвлена.

Он поворачивается к девочке и что-то мягко говорит. Она смотрит на меня, а затем уходит с часами в ручке. Как только она удаляется, я продолжаю:

– Ты украл это для нее, так? Я недооценила тебя, Шорох.

Взгляд его темных глаз становится тяжелым и острым как нож.

– Зачем ты преследовала меня?

– Мне было скучно, а ты поднял большой переполох.

– Настоящая причина, – требует Шорох в попытке продраться сквозь ложь. Я улыбаюсь.

– Когда я вижу человека, делающего мое дело лучше меня, мне становится любопытно. Обидно, но любопытно. У меня не было выбора, кроме как последовать за тобой!

Я обхожу его по кругу и разглядываю с макушки до пяток, пытаясь определить, кто он на самом деле. Но передо мной лишь черная кожа, затянутые в перчатки сжатые кулаки, поджарое тело и эти полночные глаза с прищуром.