Он хладнокровно ответил, плюясь попавшей в рот кровью:

– Мы гуляли. На нас напали. Я очнулся недавно. Всего пару часов назад.

Тем временем, в центре Саппоро продолжался международный театральный фестиваль современного искусства. Какими-то невидимыми кружевами в воздухе вырисовывалась культура. Тонкая и мелодичная. Концептуально и едва уловимо. Она была созерцательной и неторопливой; каждый сантиметр пространства дышал мудростью и неспешностью, не признающими суету и небрежное отношение к настоящему моменту. Есть в этой изящной размеренности твёрдая собранность, решительность и непоколебимая уверенность.

Страну можно узнать по воздуху – в нём неповторимая мелодика речи и безмолвная музыка, которую можно услышать сердцем.

Весь центр Саппоро был разбит на театральные островки с участниками из разных стран. Сегодня, в отличие от предыдущих трёх дней, шли только уличные спектакли. Ветер раздувал тысячи листовок, где на карте города были распечатаны программки большого семидневного фестиваля.

Недалеко от рынка, на площади перед цветущим парком расположился какой-то идиотский кукольный спектакль из Италии «Панч и Джуди». Кто-то хохотал; другие попивали японскую колу и вполглаза наблюдали за спектаклем.

Рядом с телевизионной башней артисты из Франции разыгрывали импровизационные мини-спектакли. За ними с интересом наблюдали десятки зрителей. Закольцованная публика создавала арену. Зрители упивались страстью и юмором французских актёров.

Днём раннее все говорили о том, что уличные спектакли могут быть сорваны из-за непогоды. Это активно обсуждали на остановках, в транспорте, на работе и даже дома по вечерам. Но тучи были разогнаны японским богом ветров, а солнце целую неделю щедро освещало город.

Каких только постановок не было за эти дни! Но ни одна из них не сравнится с тем далеко вышедшим за рамки сцены грешным спектаклем, который устроил господин в чёрной шляпе. Недаром с этого фестиваля он увёз в Москву статуэтку за лучшую работу. «Самоубийство влюблённых на острове небесных сетей», финал которого был поставлен буквально в небесах через двадцать лет.

Ветер разгуливал по городу, раскачивая японские колокольчики у сувенирных магазинчиков. Они пели голосами стекла, керамики, металла, бамбука.

Утро. Под пьедесталом Джека в расставленных полукругом ящиках белели куриные яйца, точно шлифованные белые камни. Проблема не была бы столь проблематичной, если яйца были бы хоть чуточку свежее. Если облака рождаются чёрте где, то недостаток свежего воздуха рождается на этой театральной площади с сегодняшнего утра из-за несвежести яиц. В соответствии с их количеством собралась куча народу. Произошло это абсолютно случайно – по случаю абсолютной субботы. Старшее поколение негодовало по поводу того, что на месте памятника стоит какой-то молокосос. Молодёжи наблюдать этот номер было чрезвычайно интересно. Так даже лучше – считали они: трепет – самое дешёвое изобретение души.

Джек от совершенной безысходности обнаружил в себе харизму оратора, способного заинтересовать присутствующих. Этажи ближайших домов, точно ряды Колизея, раскрыли окна, чтобы услышать безумные речи закованного артиста. Даже верхний этаж правительственного здания обратил внимание на театральную площадь, блеснув приоткрывшимся окном. Весь город в этот день развеял скуку благодаря Джеку. Что именно он орал? Рядом с ним на пьедестале стоял пюпитр, (ох, и изобретатель этот Иосиф!) и, согнувшись, Джек декламировал строки из Библии, листая страницы кончиком носа. В перерывах он приветствовал всех собравшихся, как повелитель города. Откуда взялось это раскрепощение? Когда ты окружён толпой зрителей, то стесняться уже глупо. Библию он читал играючи, в сатирической манере. Но сначала жутко стеснялся и своей внешности, и своих внутренностей, и всего подряд, пока не понял: как ни стесняйся, ты всё равно крут, как вертикаль. Джек дурачился на славу, но иногда его раздражала усталость из-за кандалов. Он пламенно читал отрывки из Библии, и все четыре фасада древней театральной площади звенели эхом и громыхали от голосища величайшего оратора всех времён. Площадь трещала, будто была готова провалиться. И никто из горожан не знал, что большая часть Вселенной в этот момент находилась у них под ногами.

Тем временем, полным ходом шли репетиции в театре. Иосиф был сосредоточен на выпуске спектакля. Ну а Джек прославлял имя Господа в своих речах, и Библия звучала в его устах, скорее, как юмористическое радио. Джек изменился до неузнаваемости, сам не осознавая, насколько он крутой и талантливый. Это никогда не приходило ему в голову, потому что в голове закончилось свободное место. Конечно, бесы, как попугаи на обоих плечах, шептали ему о поводах для тотального расстройства и признания себя абсолютным дерьмом. Но они не знали, что Джек научен не верить в абсолюты. Конечно, подкатывали мысли о Розе, Максе, Марии. Но что тут поделаешь. Верное решение – пока расслабиться; другого решения не было. И Джек нашёл в себе силы отложить этот груз и ориентироваться по ситуации. Ну а пока – ситуация вполне весёлая. Пусть грустят идиоты, думал Джек. Действительно, лучший тест на идиотизм – это посмотреть на себя со стороны. Если ты грустен и серьёзен – значит, в этот момент ты конченный идиот; если весел, – значит, мудрец. И чем больше было людей под пьедесталом, тем интереснее было Джеку выступать. Он и представить не мог, что ему так понравится это делать. А Иосиф, идиот, пропускает такое шоу. Ему пока не снился Элвис, но стрелка его компаса объединила четыре стороны света в одну линию – в сторону Голливудских холмов. Именно там, в Калифорнии, ожидает раскрытия своей великой тайны волшебное Эльдорадо. То самое Эльдорадо, о котором говорил Элвис. И Джеку предстоит открыть людям эту великую тайну. На него с вершины театра смотрел белый Аполлон. Ах, как хотел бы он оказаться на месте Джека! Джек чувствовал эйфорию; он на кураже, по-шутовски взывал к Господу и просил прощения за всё человечество. И люди подхватывали его слова. Конечно, с юморком, а не всерьёз. Театральная площадь превратилась в место паломничества. Сюда стекались сотни людей. Джек превращался чуть ли не в богослова. Благо, церковь молчала. Оно и правильно, пусть светское общество насладится своим кретинизмом вдоволь – думали церковные кретины.

За Аполлоном наверху чернел не то человек, не то тень демона. Это был Иосиф. Выйдя на перерыв, он присел на гребне крыши, рядом со статуей. Пролетающие между ним и Джеком птицы сравнялись с ним цветом и размером. Казалось, они его либо унесут, либо заклюют. Поначалу он изрядно удивился, увидев громыхающую синхронными криками и смехом толпу, но затем с упоением стал слушать речи Джека, голос которого не утихал. Это было похоже не то на Афины, не то на Дельфы, где собирались люди послушать мудрость оратора или оракула.

Джек, увидев на крыше Иосифа, вспомнил о его просьбе и обратился к толпе:

– Уважаемые горожане! Я должен открыть вам величайшую тайну, которая пронесётся ударной волной над вашими причёсками и сдует шляпы. Ибо тайна эта весьма серьёзна, и скорлупа её крепка, как невежество планетарного масштаба. Крепитесь, друзья! Открываю секрет своего эпохального выступления. Я здесь для того, чтобы прорекламировать спектакль, который скоро пройдёт в этом театре. И главный режиссёр этого спектакля – наиредчайший душнила, давайте поаплодируем ему!

Иосиф засмущался, но ему было приятно. Джек продолжил.

– Я, честно говоря, не в курсе, будет ли этот спектакль гениальным или паршивым, как сам Иосиф, но, как бы то ни было, давайте подарим этому режиссёру мотивацию и похвалим его. Повторяйте за мной!

– И-ди-от! И-ди-от!

Толпа в три сотни глоток подхватила:

– И-ди-от! И-ди-от! И-ди-от!

Сегодня городские кинозалы были более пустые, чем обычно по субботам. Наконец-то в городе началась интересная жизнь и можно обсудить что-то крутое. Пока Иосиф не ушёл, Джек поспешил добавить: