Что если он погорячился из-за ревности; ведь интуиция нередко бывает дешёвой подделкой истины. Но он убеждал себя, что чувства ему верны, а недоверие к себе рождает лишь самоуничижение – а это худший из грехов. «Всё я сделал правильно». Он оправдывал себя тем, что милосердие – порок трусости.

Иногда в глубоких лужах на дороге стояли автомобили без возможности «плыть» дальше. Внутри жёлтой хонды на экранах окон проигрывались видеоленты городских видов, а в памяти уже известного нам пассажира играла плёнка его военного прошлого. Такому человеку должно быть прощено десять смертных грехов: он, рискуя жизнью, спас на войне многих ребят. Он был убеждён, что чем сильнее человек, тем меньше он способен испытывать вину, тем более от праведного греха. Но он не догадывался, хоть и был умнее многих, что чувство вины и сама вина, точнее ответственность – это разные вещи. В открытой форточке он умывал руки под холодными искрами дождя.

«А что, если сзади уже едет полиция? Что, если хонда сломается от гидроудара? Нужно пересесть на внедорожник». Он возвращался длинным маршрутом на нескольких такси, чтобы запутать возможное следствие. Из самого северного города основное направление было прямо на юг, в столицу Саппоро. Но он возвращался дугой, по восточному берегу Хоккайдо.

В сторону Курильских островов из Японии плыл пароход. На его палубе в бамбуковой корзине обливался дождём. укутанный в тёплую ткань младенец. Трёхмесячный мальчишка насквозь промок. Дождь не выбирает, на кого проливаться. Боги вели фотоотчёт вспышками в небе. Господин в шляпе возложил ответственность за жизнь мальчика на дождь, чтобы тот сам вынес приговор, как поступить с плодом измены: смыть ребёнка в море во время шторма, погубить его голодом и холодом или чудом оставить в живых.

Дождь лил недолго – остров грозовой тучи стремительно уплывал на запад. Морские прогнозы на утро были хорошими. День должен начаться с относительно спокойного моря, волнением чуть больше одного метра. И это даже с учётом прошедшего ливня. Ветер по прогнозу будет равен одному узлу.

Оставалась минута до полуночи, группа матросов в оранжевых комбинезонах собралась на мокрой палубе. Они орали, свистели, звали капитана. Это было похоже на бунт или на праздник. Старые и молодые морские волки освещались палубными фонарями, как если бы в безоблачном небе сияла луна.

Крепкая фигура капитана вышла из каюты и нависла тенью над дюжиной матросов. Они приветствовали его и поздравляли с днём рождения. Ильич спустился к ним. Моряки пожимали ему руку и обнимали. Свой корабль капитан знает и чует, если что-то идёт не так: перед тем, как спуститься, он увидел сверху белый предмет на скомканных сетях. Мало ли, что там может валяться. После поздравлений капитан подошёл ближе к белому комочку и в бамбуковой корзине увидел грудного ребёнка, рот которого был закрыт марлевым кляпом. К нему подошли и матросы.

– Хороший тортик, – сказал самый молодой.

Двадцать три матросских глаза в ночи висели над бедным малышом. Глаза его были как свечи, что вполне сочеталось с шуткой о торте. На корзине болтался привязанный пакетик, и внутри была надпись на английском: «Его имя Джек, из Нового Орлеана. Просьба его не возвращать и не сообщать в полицию. Иначе он будет убит».

Словно небо треснуло. Все обернулись на молнию, сила которой превосходила все предыдущие разряды над Охотским морем за последние двадцать лет. Грянул гром, точно в метре от матросов взорвалось ядро. Глаза мужчин снова нависли над мальчиком, как брюшки белых паучков.

– Джек, – сказал тот же молодой матрос. – Американский подкидыш из Японии в России.

Даже сам капитан за всю свою жизнь прошёл всего лишь от Южной Америки до Скандинавии. Его день рождения продолжился в роли няньки. Свои обязанности он поручил помощнику, а сам занялся ребёнком. Кожа младенца была тёплой, он ещё не успел замёрзнуть. Ильич обмыл его, обтёр сухими салфетками и укутал в мягкое одеяло. Мальчишка ревел. А кто вёл бы себя лучше на его месте.

– Счастливчик, – сказал капитан. – Счастливчик Джек. Ты больше никогда не увидишь бургеры, маленький янки.

Джек выпил пару ложек разведённого сухого молока.

Матросы принялись за работу. Освещение над неводом было включено. И уже через несколько минут в свете красного прожектора брызгались тысячи сайр. Рыбалка была удачной. На борт подняли несколько тонн добычи.

Здесь, как и в любой другой истории, достойной признания мирового масштаба, кто-то должен был усыновить Джека. Кто же? Конечно, капитан Ильич. Бравый Илья Ильич – сам морской дьявол. Ильичу было сорок два года. Его супруге с прекрасным именем Венера – сорок. Они как раз думали об усыновлении. Сам Нептун послал им это дитя.

Вообще, несмотря на серьёзность своего характера, капитан Ильич верил в знаки, астрологию и нумерологию. Ведь он – капитан судна, и дружба со звёздами у него налажена. В них он разбирался не хуже гадалки. Посчитав даты, он принял непоколебимое решение усыновить этого ребёнка.

Было важно, чтобы матросы не разглашали тайну. Не приведи Господь, чтобы его пришлось возвращать дьяволам, оставившим его на борту.

В эту ночь морской дьявол, капитан Ильич, снова собрал матросов и попросил хранить тайну этого ребёнка. Мужчины поклялись честью оставить её на дне морском, пока всемирная засуха не высушит весь океан. Среди туч приоткрылся кусочек неба, где первая звезда словно подмигнула команде. Это был хороший знак.

Капитан скрыл от матросов родимое пятно на груди мальчика – на случай, если кто-то всё же выдаст секрет. Это было бы явным признаком для опознания. Но никто из рыбаков никогда не раскрывал тайну, ведь на её сохранение каждый из них поставил собственную честь. А это слишком дорогая монета.

До острова Шикотан оставалось полпути, чуть больше сотни морских миль. Пару раз дно под пароходом тряхнуло. Море дрогнуло, слегка подбросив судно, и успокоилось. Ненадолго воцарилась тревожная тишина. Слава Богу, до конца рейса погода была почти идеальной. Радиооборудование исправно передавало сообщения, но лишь обрывками фраз. Такое спроста не случается; но по прогнозу нет повода для беспокойств. Команда к середине следующего дня почти добралась до цели – острова, где капитан жил с женой. Остальные матросы были из самых разных уголков страны. На судне они работали по полгода ради хорошей зарплаты. Сегодня как раз завершался их рейс, и все были довольными, хоть и устали от возни с рыбой.

Засуетились чайки. В тумане появлялся остров-призрак. Этот «буян» был словно диким неизведанным островом, куда ещё не ступала нога человека.

– Земля! – выдал свою любимую шутку старый матрос.

– Земля! – шутя, подхватили другие, как в старые добрые времена.

Они приблизились к острову и вошли в глубокую Крабовую бухту. Но родной остров не встретил капитана изумрудным пламенем зелени, как это бывало почти всегда по его возвращению. Здесь словно был судный день, опередивший прибытие капитана: остров встретил матросов в трещинах. Почти все суда в гавани лежали на боку и медленно исчезали в воде, как жир на сковородке. Электрические столбы лежали на земле. От прибрежных зданий остались только по одной или две самых крепких стены; и рядом лежали груды кирпичей и досок. За бортом, в бухте, плавали трупы и строительный мусор. Всё изменилось так быстро, словно для рыбаков в море время остановилось, а здесь – прошли десятилетия.

– Кто тебя обидел, Зелёная изумрудина? – паром выговорил капитан.

Тем временем в Японии, на десятом такси в Саппоро добирался господин в шляпе. Ирония судьбы в том, что новое имя «Джек» подошло его обладателю больше, чем золото Вавилону.

Этот господин инсценировал своё избиение и вернулся с перебинтованной головой. К жене он зашёл без мальчика, но в шляпе.

– Мария, – сказал он, и по его лбу из-под шляпы сочилась кровь.

Её мужа не было целых два дня после того, как он забрал ребёнка для прогулки.

– Ты где был? – в истерике закричала Мария. – Иосиф. Где ребёнок?