- Ладно, успокойся.- Эрвин вздохнул.- Если он это заявляет, у него должны быть доказательства. Свидетели или расписка. Как он по-другому может заявлять это? Сходишь в суд и всё узнаешь. Чем он доказывает факт этого долга, есть ли у него свидетели?- Пожал плечами.- Если у него этого нет, то его слово против твоего...- Хмыкнул многозначительно.- А что, большие деньги?

- Ну да, мне таких за всю жизнь не собрать, даже если я всё продам.

- Тогда ему будет выгодно давить на тебя через судью. Он найдёт и свидетелей и расписку.

- Что мне делать? Что мне теперь делать?- В глазах Ионы снова появились слёзы.

- Самое главное, не признавай своей вины. У тебя никаких расписок нет, ведь так? Свидетелей, кто видел деньги – тоже. Не соглашайся ни под каким предлогом. Хорошо?

- Ты мне поможешь?- На лице Ионы появилась надежда, она сама аж потянулась навстречу Эрвину.

- Я? Как я могу помочь? Я не юрист, сейчас я помощник кузнеца, а кузнецов ты не любишь...- Развёл руками с улыбкой.

- Да ну тебя!- Ткачиха тоже улыбнулась в ответ.

- Сходишь в суд и всё узнаешь.

Иона вздохнула, снова возвращаясь к своим переживаниям, поднялась на ноги, сокрушённо качая головой.

- Почему он сделал это? Я никогда не связывалась с ним. Я никогда, да и Кирк, я уверена в этом, не стал бы брать у него денег. Зачем он делает это? Почему именно я? Он же видит и сам, это любому известно, я и так бьюсь, как рыба из воды, зачем он ещё обвиняет меня? Какие я могу дать ему деньги? Где я их смогу взять? Зачем он выдумывает это?

Эрвин неторопливо пригладил пятернёй отросшие волосы, постучал костяшками пальцев по столешнице.

- Всё и так ясно,- ответил негромко.

- Что – ясно?- не поняла Иона.

- Ты – вдова, у тебя двое малолетних сыновей. У тебя нет мужа, нет того, кто бы защитил тебя. Он хорошо понимает это, у таких людей чутьё, он знает все твои проблемы и наживётся на тебе. Ты – женщина без мужчины, самое беззащитное существо.

Иона думала, поджав губы.

- А ты? Ты же рядом со мной...

Эрвин пожал плечами, отвечая:

- Я не скрываю, что здесь не на долго. Может быть, твой этот Калем как-то узнал об этом.

- О-о,- протянула горестно Иона и снова села, сложив руки на коленях.

- Ты одна против своих проблем. Пока ты вдова, пока у тебя нет мужа, только ленивый просидит в стороне и не попытается нажиться за твой счёт.

- Ты опять всё сводишь к одному, как старая сводница пытаешься свести меня с твоим Витаром.

Эрвин снова пожал плечами, словно говоря: «Как хочешь...» Потом всё же ответил:

- Он платит мне деньги за работу, он честный, работящий, его дочке нужна мать...

- Хватит!- Иона рубанула ладонью воздух.- Перестань! Меня сейчас ждёт суд и проклятый Калем, не надо на мою голову ещё и Витара с его кузней и дочерью-сиротой. Понятно?

- Более чем.

Эрвин отмахнулся от неё, давая понять, что тема этого разговора больше не интересует его, из-за пазухи достал свёрток, положил на стол.

- Давайте хоть поедим, что ли?- Обернулся к сыновьям Ионы.- Кит, Ян, идите сюда.- Принялся нарезать свежий хлеб.

Иона наблюдала за его руками, умелыми, сильными руками молодого мужчины. «Кто ты такой? Откуда ты взялся? Почему тебя искали? Что ты сделал? Преступник ли ты? Убийца, вор? Мне всё равно... Я хотела бы, хотела, чтобы ты остался, чтобы ты никуда не уходил, был всё время рядом... Эрвин...»

Перевела взгляд на оживившихся мальчишек, они тянулись к хлебу, восторженно смотрели на молодого человека, наверное, такими глазами, как и их мама.

ЧАСТЬ 10

Его отношение к ней, в самом деле, изменилось, настоятельница как в воду глядела. Барон Элвуд не повышал голоса, не поднимал рук, каждое утро справлялся о её самочувствии. Молодые служанки и горничные выполняли любую прихоть, до приезда Ании из монастыря отремонтировали её комнаты, несмотря на начинающуюся весну, каждый день топили камин, не жалея дров.

Ания, заметив все эти перемены, осмелела – потребовала у мужа сменить её камеристку: видеть рядом подлую Кору она уже не могла. Конечно, менять жене исполнительную и верную ему камеристку барон не хотел, но уступил желанию супруги.

Новая камеристка была моложе, недавно она овдовела и не имела детей: Господь забрал их ещё в младенчестве. Её звали Несса. Её покойный муж был в услужении барона Элвуда, сама Несса хотела бы уйти в монастырь, но барон пригласил её стать камеристкой жены, и она не смогла отказаться.

Несса окружила Анию материнской заботой и особым вниманием, ненавязчивым и незаметным, до этого времени незнакомым. Может быть, это тоже был личный приказ старого барона, но Ания была благодарна мужу за смену камеристки.

Целыми днями Ания вышивала, гуляла по саду, наблюдала за наступающей весной. Прилетали и вили гнёзда птицы, тяжело летали пчёлы и шмели, занятые вечным трудом, зеленели деревья и кусты, радуя взор. Она ловила себя на мысли, что часто думает о своём ребёнке, что хочет его не меньше своего мужа. Представляла себе, каким он будет, и мечтала, что воспитает его непохожим на его отца. В минуты тишины и покоя, когда сидела за вышивкой, Ания много думала о молодом бароне, своём пасынке. Она по-прежнему, как обещала, молилась за него каждый вечер, хотя и не знала, жив ли он, что с ним случилось. Мог ли барон-отец убить своего сына после всего?

Чем дальше уходили дни за днями, тем больше боялась она спрашивать хоть кого-то о том, что случилось в ту январскую ночь, тем глупее выглядели бы её вопросы после стольких дней. Она боялась проявлять интерес, боялась последствий, боялась реакции своего мужа. И она молчала, хотя незнание не давало ей покоя.

После Пасхи совсем неожиданно приехала баронесса Марин Доргская. Обняла Анию с искренним радушием.

- С вами всё в порядке, слава Богу.

Ания была рада её видеть, она уже и не надеялась встретиться когда-нибудь в жизни после всего, что было в прошлом. Но барон Элвуд ничего не сказал и молчаливо позволил баронессе остаться в гостях.

Целые дни молодые женщины не могли наговориться, было приятно видеть рядом молодое улыбающееся лицо сочувствующей баронессы. Говорили о многом и про всякое, но избегали одного – говорить о той ночи. Но мысли и вопросы не давали покоя. И как-то вечером Ания не выдержала, спросила:

- Что случилось тогда с бароном Орвилом? Вы знаете хоть что-то? Умоляю... Скажите мне,- перешла на шёпот под изумлённым взглядом баронессы,- я не знаю ничего, мне никто ничего не говорил и не говорит. Он ведёт себя так, будто его уже нет в живых, будто его убили по его приказу. Расскажите мне, что вы знаете...

Баронесса Марин оглянулась на дверь, будто хотела знать, не подслушивает ли их кто-нибудь из горничных, подобрав юбки, подсела к Ании поближе и прошептала:

- Конечно же, он не убил его, но пытался... Вы же помните ту ночь?- Ания кивнула, проводя языком по пересохшим губам.- Январь... Мороз... Он отдал вам свой котарди, у него был жипон...- Ания снова кивнула. Конечно, она помнила всё до мелочей.- Только жипон... Ваш супруг приказал выгнать его из замка, за ворота в том, в чём он был тогда...- Ания ахнула, опешив от такого поворота событий.- Барон надеялся, что он замёрзнет за эту ночь, и Господь заберёт его душу...

- О, пресвятая Дева,- невольно вырвалось в Ании.

Сердце невыносимо стучало, громоподобно отдаваясь в висках, в кончиках пальцев – везде! Как он мог так поступить со своим сыном? Как можно?

Дрожь невообразимым морозом прошла по телу, будто она сама окунулась вдруг в ту холодную, январскую ночь. Темнота. Одиночество. Боль. Невыносимый холод, холод, холод...

Он бросил своего сына, вышвырнул его на мороз. Изверг. Жестокий тиран, умеющий только делать больно.

Ания вспомнила, как раз в ту ночь она мёрзла в своей комнате, как просила смерть забрать её. Вспоминались слова Орвила, он надеялся, что отец даст ему коня и доспехи, что отпустит его хотя бы рыцарем, а он предал своего сына, выбросил своего ребёнка вон.