Выпущенный снаряд не пролетел и половины дистанции до Аида, а Изюм уже понял, что он промазал. Секирин просто сжал кулак и будто бы растаял в воздухе. А возник на два шага левее своей изначальной позиции. Во время этого маневра Макс ощутил, как его дара коснулся всплеск чужой боли, но это мимолетное веяние исчезло так же быстро, как и появилось.

— Сука вертлявая, — прошипел Виноградов, снова наставляя ракетницу на первого инфестата.

Но выстрелить уже не смог. Огромная чудовищная лапа мягко, но непреодолимо сильно сомкнулась на его предплечье, а затем настойчиво потянула вниз, вынуждая опустить оружие.

— Нет-нет-нет! — кричал Изюм, безуспешно колотя химеру свободной рукой и скаля зубы, как попавший в капкан волк. — Я все равно доберусь до тебя, мразота! Я сделаю с тобой то же самое, что ты сделал с Артемом! Я… я…

Аид же начисто игнорировал направленный в его сторону поток угроз и оскорблений. Он двинулся к Максу, зияя абсолютной эмоциональной пустотой подобно ожившему мертвецу. Ни капли гнева. Ни тени злости. Ни крохи раздражения.

— Ты все неправильно понял, Третий, — сухо проговорил Секирин, впиваясь своим ужасающим взглядом в лицо беглого инквизитора. — Артём сделал свой выбор сам, как и остальные. Все эти люди, пошли со мной добровольно. Они пожертвовали собой и приняли смерть, чтобы у вашего мира оставался шанс жить.

Некогда известный на всю Россию медиум обвел руками темноту, и Изюм в первое мгновение не понял, к чему был этот жест. Но потом из мрака ночи стали появляться все новые и новые звериные силуэты. Один, два… пять… восемь. Химеры, каждая из которых была как две капли воды похожа на изуродованного некроэфиром Артема, одна за другой появлялись в поле зрения спецназовца. Они неспешно блуждали на самой границе видимости, гипнотизируя совершенством своих тел и змеиной пластичностью. Но почему-то не нападали…

Чудовища взяли россиянина в кольцо, отрезая все маршруты к отступлению. И теперь единственный путь к свободе пролегал через Аида, силуэт которого сливался с окружающей его темнотой.

— Я удивлен, Максим, что ты тоже считаешь меня безумным мясником, как все остальные, — почти по-человечески покачал головой Секирин. — Видимо, ты слишком сильно изменился со времен нашей встречи. Либо же всегда был таким, но я в тебе этого не разглядел.

Мертвая хватка химеры на руке Изюма вдруг ослабла, а сам монстр извернулся на птичий манер и проникновенно заглянул своим звериным оком в лицо бывшему сослуживцу. И хоть его полыхающий нечеловеческим огнем глаз даже отдаленно не напоминал бойца, из плоти которого Аид сотворил это порождение некроэфира, но… Но что-то все равно царапнуло душу Максу. Пронзительно знакомо и невыносимо тоскливо. Такие ощущения у Виноградова возникали по молодости. Всякий раз, когда он посещал могилы старых друзей.

Он понимал, что Артем уже давным-давно мертв, что нет никакой надежды его увидеть снова. Но почему-то казалось, будто его старый товарищ все еще жив. Просто заперт в теле измененной нежити…

— Все-таки почуял? — вторгся в путаницу невеселых мыслей инквизитора голос Секирина.

— Что я должен почуять? — слегка хрипловато переспросил Изюм, с ненавистью смотря то на Аида, то на бесполезную ракетницу в ладони.

— Душу Артема.

Беглый спецназовец стиснул челюсти с такой силой, что затрещали кости под висками. Снова в нем восстало неуемное желание выстрелить Секирину в лицо. Но да как ты его подловишь, когда на охране стоит такая свита? Да и то, как инфестат увернулся от первого снаряда, о многом сказало Максу. Он вспомнил, как шестнадцать лет назад Аид специально распорол себе ножом ладонь, а затем попросил у одного бойца из армейского хозпакета иголку. Он уложил ее в порез, и прямо на глазах изумленных солдат глубокая рана затянулась за несколько мгновений. Никто из спецназовцев, будучи простыми людьми, не понял смысла этой манипуляции. Но теперь, став одаренным, Изюм наконец-то осознал… Сергей был единственным известным ему инфестатом, умеющим прыгать в «сотку» под действием собственной, а не чужой боли.

— Вижу, что ты не готов меня слушать, — вынес вердикт Аид, наблюдая за собеседником. — Наверное, мне не следовало тебе показываться.

— Ну так давай, загаси меня, и дело с концом, — зло предложил инквизитор. — Зачем тебе лишние свидетели? Сделаешь себе еще одну зверушку для круглого счета!

— Дурак ты, Третий. И не лечишься. В общем, понадобятся деньги, обращайся. У меня местных фантиков много.

Сказав это, Секирин в один прыжок, словно заправский циркач, вскочил на холку ближайшей химеры, умудрившись при этом не напороться на ее устрашающие шипы. А потом вся его неживая стая беззвучно растворилась в безмолвии южной ночи. Один только Артем на прощание по-дружески пихнул Изюма монструозным лбом в плечо, да тоже усвистал куда-то за ними.

И вот Макс остался совершенно один, вдали от смутно различимых огней небольшого города и в абсолютной тишине. Вокруг не виднелось ни малейших признаков того, что произошедшее с ним было реальностью, а не являлось галлюцинацией, навеянной охреневшим от жары мозгом. Огромные чудища не оставили на высохшей почве ни единого отпечатка лапы или следа от длинных шипастых хвостов. Будто и в самом деле пригрезилось…

Виноградов недоверчиво отщелкнул у ракетницы встроенную обойму, куда вставлялись продолговатые трубки снарядов, и убедился, что один из них отстрелян.

— Слишком реалистично, чтобы быть бредом… — проворчал себе под нос инквизитор, а затем молча зашагал в противоположную сторону от той, где скрылся Аид.

Два обгоревших до черноты куска плоти, оставшиеся от Широкова и его работника, уже давно перестали шевелиться, но я не спешил уходить с места казни. Объятый пламенем олигарх фонтанировал некроэфиром очень долго. Такую прорву энергии можно назвать возмутительно огромной. Пожалуй, я не покривлю душой, если скажу, что он сильнейший одаренный, которого я встречал когда-либо. С ним не смог бы потягаться даже тот инфестат, изловленный мной в Семёнове.

Не сговариваясь, мы с сослуживцами по чести разделили всю энергию смерти, исторгнутую казненным бизнесменом. Каждому досталось приблизительно одинаковая часть тьмы. Не могу предположить, сколько людей умерло, чтобы напитать Широкова таким количеством мрака. Десятки? Вряд ли. Скорее всего, сотни. А с учетом того, что львиная часть некроэфира сгорала в огне, может и тысячи. Но отныне я позабочусь о том, чтобы вся эта скверна не пропала напрасно, а служила во благо…

Но вот уже и тьма перестала литься из обугленных останков, а мой дар все равно не унимался. И дело было отнюдь не в том, что он реагировал на общество моих спутников.

— Что дальше? — нервно осведомился Кабриолет, которому, похоже, не доставляло удовольствия так долго торчать на месте двойного убийства. — Уходим?

— Пока нет, — мотнул я головой. — Кажется, мы еще не закончили…

Подчиняясь необъяснимому наитию, я протянул к трупу олигарха щупальце из энергии смерти. Я собирался проверить, способен ли его дар реагировать на тьму после проведенного аутодафе. Если да, то как его упокоить окончательно? И почему-то я совсем не удивился, когда разглядел, что к моему некроэфирному образованию настойчиво цепляется какая-то многолапая пакость, выбравшаяся из сожженного тела…

— Вы это видите? — привлек я внимание соратников, осторожно вытягивая из искореженных огнем останков Широкова нечто черное и бесформенное, похожее на пучок спутанных ниток. Размерами оно почти не уступало футбольному мячу или крупному мотку пряжи.

— Да… — шепотом подтвердил Умар, не сводя немигающего взгляда с неопознанной сущности. — И ощущаю, как ты его пугаешь, Факел.

Я недоверчиво покосился на напарника, но не стал просить уточнений. Салманов уже удивлял меня ранее аномальной чувствительностью своего дара. Так что все могло быть…

— Ничего не ощущаю, но вижу прекрасно, — подтвердил Кабриолет, хмуро взирая на ворох тонких прядей, повисший на моем некроэфирном формировании. — Напоминает гнездо пауков-долгоножек. Что это вообще за хрень и для чего она нужна?