⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Особенно ценны гравюры, приведенные в книге Кольба; их часто перепечатывали. Они на удивление правдивы, например точное и меткое изображение носорога (раньше было принято в сценах африканской жизни изображать индийских носорогов). Описания природных ландшафтов у Кольба значительно менее совершенны. Его внимание привлекали исключительно плодородные земли, а в остальном рассказ был скуп и фрагментарен; в лучшем случае он отмечал «колодцы с кристально чистой водой» или «благороднейшие овощи».

Ровно через шесть десятилетий после того, как Петер Кольб покинул Капскую колонию, немцы Рейнгольд и Георг Форстеры, совершавшие кругосветное плавание с Джеймсом Куком, встретили на юге Африки шведского натуралиста Андреаса Спаррмана (1747–1787). Они уговорили ученого принять участие в плавании, и тем самым окончилось его пребывание в Капской области, которое обогатило не только ботанику и зоологию, но и этнографию. Ведь Спаррман, до этого уже путешествовавший по Восточной Азии, был более образованным и опытным наблюдателем, чем Кольб. Он дополнил его сведения о нама и дал первую обширную информацию о бушменах¹⁶⁸. Швед описал очень бедную материальную культуру бушменов, но отнесся к ним с большим сочувствием: «То… что колонисты содержат рабов и делают с ними что хотят, воспитывает в них по отношению к бушменам определенную жестокость, которая заслуживает всеобщего отвращения… Ловля этих людей многими воспринимается как развлечение, хотя при этом хладнокровно рвутся святые узы, какими природа наделила супругов, родителей и детей… В состоянии дикости бушмены, без сомнения, пребывают длительное время; в этом состоянии они, видимо, существовали всегда, как и другие дикие [племена]… Но такое их нынешнее плачевное положение существует с того времени, как христиане-европейцы присвоили себе право на эту часть света и устроили здесь охоту за рабами» ¹⁶⁹.

Бушмены находились на первобытнообщинной стадии развития, занимались охотой и собирательством и кочевали группами от пятидесяти до ста пятидесяти человек в определенном, облюбованном данной группой районе.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Во время сухого сезона они разделялись на отдельные семьи с примерно дюжиной членов. Кроме копий, метательных булав, луков и стрел с каменными или металлическими, как правило отравленными, наконечниками, выменянными у нама или банту, у них почти не было другого оружия или домашнего скарба, который их только обременял бы. Несколько корзин, мешков из шкур, а также страусиные яйца, используемые для хранения питьевой воды, составляли почти все их имущество на временных стоянках, которые они защищали от ветра сплетенными ветками. Разумеется, было бы неправильно отделять эту материальную культуру, напоминавшую каменный век, от духовной. Оставленные бушменами наскальные рисунки, их ярко выраженная любовь к музыке и особенно их чарующие сказки и легенды говорят о необычном мышлении и воображении этого народа.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Военные сцены. Наскальная живопись бушменов (Южная Африка)

Рассказ бушмена производит поразительное впечатление: бушмен изображает дикого зверя, высматривающего добычу, потягивается всем телом, играет мускулами под кожей, словно подкрадывающийся к дичи лев, подражает всем повадкам животного, о котором рассказывает; он завораживает слушателя своими движениями, хаосом душераздирающих звуков, ужимок и гримас. Даже не зная языка, получаешь зримое представление от таким образом рассказанной истории. То, что люди, существование которых почти исключительно определялось длившейся сутками охотой или утомительными поисками клубней и кореньев, имеют такую всеохватывающую склонность к сочинительству, приоткрывает одну из тайн нашего человеческого возвышения. Когда Спаррман

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

посетил Капскую колонию, голландские поселенцы видели в бушменах только ненавистных похитителей скота и отстреливали их, словно зайцев, распространяя легенды о них как о тупоумном и свирепом народе. «Между тем ни готтентоты, ни эти бушмены, ни оседлые племена не расположены к насилию и мести», — утверждал швед. И если кто-то ему возражал, ссылаясь на то, что ученый никогда не был владельцем скота, то у него неизменно возникал вопрос, оправдывает ли благополучное существование коров и овец истребление многочисленных племен готтентотов и бушменов.

Третьим видным исследователем Африки того времени был шотландец Джеймс Брюс (1730–1794). Отправиться на Черный континент его побудили, вероятно, душевная травма, перенесенная в юности, а также неугомонный, эксцентричный характер. Брюсу, сыну состоятельного землевладельца, богатому, впечатлительному и одаренному молодому человеку, мир, очевидно, казался прочным и не требующим перемен: он так и не нашел слов для обличения ужасов работорговли, которых он не мог не заметить. Он предполагал посвятить себя теологии, однако отец настаивал на изучении юридических наук. Брюс избежал и того и другого и отправился в Лондон, чтобы стать служащим Ост-Индской компании¹⁷⁰. Там он влюбился в дочь виноторговца, женился и потерял ее через девять месяцев после свадьбы. Это случилось в Париже. Брюсу тогда было лишь двадцать четыре года. Он целиком отдался активной деятельности: изучал в Испании арабские рукописи, путешествовал по Западной Европе, а в 1762 году был назначен британским консулом в Алжире. Оставаясь в глубоком убеждении, что его ведомство никому не нужно, он продолжил свои путешествия и через шесть лет, будучи в Каире, вместе с итальянцем Луиджи Балуджани поднялся вверх по Нилу, к истокам священной реки. Обходными путями, переодетые в мусульманское платье, оба в 1769 году прибыли в эфиопский порт Массауа, а через год — в столицу страны Гондэр. Нельзя сказать, что встретили их там сердечно. Эфиопские владыки твердо придерживались политики изоляции. Кроме купцов, в основном греческих, европейцам крайне редко разрешалось посещать страну. В последний раз — в 1699 году — это был французский врач Шарль Понсе. Но Брюс (Луиджи Балуджани умер в Гондэре) кое-что умел, и это позволило ему предстать перед царским семейством. Он лечил от оспы и произвел очень хорошее впечатление своими знаниями, природным достоинством и благородным поведением — Брюс не увидел разницы между лондонским и эфиопским дворами. Лишь внешние проявления показались ему варварскими: непрекращающиеся феодальные раздоры, войны, солдаты, возвращающиеся домой с копьями, украшенными внутренностями побежденных врагов, зверский способ вырезания кусков мяса из живого крупного рогатого скота. Позже в Европе его сообщения о мерзостях гражданской войны никто не подверг сомнению, но о скоте, который так терзают, часто велись споры.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Уже в 1770 году вслед за эфиопской армией Брюс попал к водопаду Тис-Исат (Тис-Аббай), через который Голубой Нил вытекает из озера-истока, «Водопад был самым великолепным зрелищем, какое я когда-либо видел. Высота его значительно преувеличена. Миссионеры говорили, что высота падения воды составляет пятьдесят футов. Хотя измерение действительно очень затруднено… я смею утверждать, что она приближается скорее к сорока футам, чем к какой-нибудь иной величине. Вода в реке из-за дождей значительно прибыла и падала сплошной водяной массой шириной более половины английской мили. Она обрушивалась с такой неимоверной силой и с таким шумом и гулом, что я просто оглох и на какое-то время полностью лишился рассудка. Густая дымка или туман обволакивают водопад со всех сторон. Они висят и в вышине, и внизу над руслом, указывая его путь, в то время как самой воды совсем не видно. Это — одно из красивейших и великолепнейших творений, которым пренебрегают из-за лжи какого-то подлого, фанатичного священника» ¹⁷¹.