Эта скорбь превзошла все мои прежние огорчения, в глазах у меня стало темно.
— Поскольку хозяин еще не пришел, а у нас есть другие дела, мы уходим, — сказал я.
Тотчас же один из армян, приблизившись ко мне, прошептал на ухо:
— Вот уже неделя, как типография стоит из-за отсутствия бумаги. Будь благоразумен, не продешеви! А после заключения сделки дашь мне за услугу один туман.
— Очень вам признателен, — ответил я, — обязательно дам.
С этими словами мы вышли на улицу и вернулись домой. Через некоторое время в нашу комнату вошел смотритель караван-сарая и, посмеиваясь, заявил:
— Господин, да будет над вами благословение, глаз-то у вас зоркий!
— Почему же зоркий? — не понял я.
— Вы думаете, я не видел, как под предлогом покупки носков вы просидели битый час возле лавки чулочника Мухаммада Касима Кербелаи, не отрывая взгляда от красоты Гулам Али-бека? Что же, это не позор. Мы ведь тоже «не лыком шиты»!
Увидев, что втолковать что-нибудь этому дурню невозможно, я вздохнул и подумал: «Поразительное дело, люди в здешних местах сплошь безумны. Куда ни пойдешь, только и разговоров, что об этом самом обыкновенном юноше. И у старого, и у молодого мысли заняты только пустяками, им неведом мир со всем сущим в нем. В науке жизни ничего не понимают и не знают того, что великий творец, господин величия, создал их, дабы они взаимно дополняли друг друга, и что природой установлено любить женщин, а не мужчин.
Не пойму одного: как эти безнравственные люди не стыдятся своих безобразных поступков и всякого, кто даже в мыслях не имеет подобного, бессовестным образом прикидывают на свою мерку?
Нет, пока не свалилась на меня еще какая-нибудь беда, надо бежать от этих потомков племени Лота,[196] дабы избежать «похмелья во чужом пиру».
Итак, мы снова увязали наши пожитки, на этот раз для путешествия в Тебриз.
Краткий вывод из путешествия в Урмию. Люди этого города заняты лишь своими делами и заботятся только о себе. Можно утверждать, что единственное их занятие — это бесцельное шатание и пустословие. Они ничего не знают, да и не хотят знать о создании торговых компаний, о единении в крупных делах, что привело бы к расширению сферы торговли и увеличению богатств нации.
Родине и любви к ней в их сознании нет места. Они подчиняются лишь голосу своих страстей и постоянно ищут повода для наслаждений и развлечений. Они ровно ничего не знают о современном положении, о запросах времени и начисто лишены тех радостей, которые даруют людям просвещение и культура — духовная пища людей.
Мертвы, хотя как будто и живые,
Живут, но в сущности мертвы.
Собираясь на следующий день отправиться в Тебриз, мы пошли нанять лошадей. Мукари, которого мы попросили, сказал:
— Вам придется подождать дня четыре, когда наберется десять-пятнадцать путешественников. Тогда и поедем.
Волей-неволей пришлось, оставив задаток, вернуться домой.
В условленный день пришел возница и привел двух лошадей; мы, запасшись всем необходимым в дорогу, собрали вещи и отбыли в сторону Тебриза.
Караван на всем протяжении нашего пути двигался очень медленно, поэтому мы провели в дороге восемь дней и лишь на девятый день достигли Тебриза. Во время путешествия не случилось ничего, достойного упоминания.
Въехав в Тебриз, мы сразу обратили внимание на то, что кругом стоит какая-то жуткая и непонятная тишина. Среди путников поднялся горестный ропот, один из них, житель Урмии, сказал:
— Должно быть, в городе сегодня произошло какое-то важное и исключительное событие: во всех кварталах закрыты лавки, на улицах не видно ни пешеходов, ни всадников. Не у кого даже расспросить, что же случилось.
Проехав еще немного, мы увидели группу людей и спросили у одного из них:
— Эй, брат, что это происходит в городе? Отчего закрыты лавки и повсюду видны признаки какого-то смятения?
— Видно, вы ничего не знаете! — сказал он. — Народ разграбил дом начальника области, и теперь многим приходится скрываться.
— Какого-такого начальника? — спросил я.
— Губернатора.
— Как же это так... дом губернатора?..
— Эй, дурень, — в сердцах сказал он по-азербайджански и грубо выругался. — Ради моего здоровья, не приставай ко мне...
Мне еще не доводилось слышать столь мерзостных слов, но, оставив их без внимания, я снова спросил:
— Брат, заклинаю тебя богом, объясни, что происходит в городе?
— Баба, да говорят вам: население города разграбило дом начальника, губернатора области.
— До сих пор я видел и слышал, что в Иране всякие начальники и губернаторы грабят дома людей, — удивился я, — как же теперь народ разграбил один из их домов?
Закон вращения небес — неколебим в одном:
Сегодня ты еще в седле, а завтра — под седлом.
— Жизнь каждый день проявляется по-иному, всякому овощу свое время, — сказали наши собеседники и уехали.
И погонщиков, и путешественников охватил ужас. Я тоже был встревожен мыслью о том, куда мне направиться, если мой друг и знакомый, на которого я рассчитывал здесь, закрыл из-за этих событий свою лавку.
Итак, погонщик довез нас, напуганных и дрожащих, до квартала под названием «Хафт качал», или «Семеро лысых», где находился караван-сараи.
Погонщик постучал в небольшую дверь и позвал смотрителя. Тот вышел и впустил нас всех; как только мы вошли, он поспешно закрыл дверь. Нам с Юсифом Аму отвели одну комнату, и мы начали распаковывать вещи.
Бедный Юсиф Аму, опасаясь за нашу жизнь, дрожал как осиновый лист и, плача, говорил:
— Бек, давай уедем отсюда прямо в Египет. Нет у меня больше терпения выносить все ужасы и невзгоды этого путешествия. Боюсь, что не сносить нам головы из-за твоей страсти. Ведь с тех пор, как мы вступили на эту землю, ни одного дня мы не прожили спокойно. Уж и не знаю, что с нами будет.
— Я еще намеревался съездить в город Хой, — утешал я его, — но теперь даю тебе слово, что как только мы выберемся подобру-поздорову отсюда, то, невзирая ни на что, прямо направимся в Египет. А после этого все мои путешествия будут уже в твоей воле — куда натянешь поводья, туда и поедем.
Ночь мы провели в страхах. Утро не принесло ничего нового — базар и лавки города были закрыты, улицы погружены в тишину.
Наконец, мы выбрались из этого мрачного места и пошли в сторону базара, в намерении разыскать лавку нашего друга. После долгих расспросов мы нашли лавку и вошли в нее. Узнав меня, дорогой друг поднялся и. расцеловав мое лицо, с величайшей доброжелательностью начал расспрашивать, что с нами было.
— Мой братец каждую неделю пишет мне из Египта, — сказал он, — и справляется о вас, благополучно ли вы прибыли. Он очень почитал вашего отца. В последнем письме он настоятельно просил, чтобы я телеграммой известил его о вашем приезде.
Он позвал своего слугу, написал телеграмму: «Ибрахим приехал» — и вручил ее со словами:
— Отнеси телеграмму такому-то, передай ему мой поклон и скажи, чтобы он переписал ее по-французски, потом сдай ее на телеграф и быстро возвращайся!
Отдав эти распоряжения, он спросил:
— Где ваши вещи?
— Мы прибыли вчера, — ответил я, — город был в волнении, все лавки закрыты. Нам пришлось остановиться в караван-сарае, что находится в квартале «Хафт качал». Скажите, брат, что здесь произошло, из-за чего во всем городе переполох?
— Дорогой ага, ведь это Тебриз. Здесь всё, что хотят, то и делают! Потом я расскажу вам все подробности.
— Мне никогда еще не доводилось слышать, чтобы народ грабил дома правителей, — все же не удержался и сказал я.
— А вот в Тебризе всё, что взбредет в голову, то и творят.
В это время слуга вернулся с телеграфа, и хозяин послал его вместе с Юсифом Аму перенести наш багаж из караван-сарая в свой дом.
