Предоставим слово самой Мэри Турзилло: «Как и многие другие рассказы, „Прайд“ был вдохновлен теми временами, когда я преподавала в филиале университета штата Кент, в Трумбулле. Жители округа Трумбулл, Огайо, любят своих экзотических домашних животных. На одном из моих курсов учились две сестры, и они рассказали мне, что взяли на воспитание львенка, которому нравилось греться посреди улицы; машины были вынуждены его объезжать. Профессору философии, чтобы оформить опеку над маленьким сыном, пришлось отдать своего ручного питона. На сельской ярмарке девочку покалечил тигренок. У моего сына был друг, который работал разносчиком газет: проходя своим обычным маршрутом, он каждый раз сжимался от страха, оказываясь около клетки с животным. Самого зверя ему так и не довелось увидеть, но рычание оттуда доносилось душераздирающее. И, конечно, судебное дело, в ходе которого Железный Майк (Тайсон) безуспешно попытался отвоевать право оставить у себя Кению, белого бенгальского тигра, а вместе с ней и других крупных кошачьих, которые резвились на двадцати четырех гектарах его поместья в Саутингтоне, всего в паре миль от моего дома.

Чтобы лучше понять Джонси, я без конца наблюдала за разными скучающими, жуткого вида большими кошками в Буш Гарденс, в зоопарке Кливленда и других зоологических садах и размышляла о том, какую угрозу они представляют, сами того не сознавая. Метод атаки, который использует Джонси («перекатись и бей»), как мне кажется, могли использовать саблезубые тигры, чтобы вцепиться зубами жертве в горло. Однако дело еще и в том, что мой котенок по имени Махасаматман использовал тот же прием, когда играл с другой кошкой».

Слушайте, я тут ни при чем.

Все случилось очень быстро. Однажды в начале июля Кэролин принесла в магазин сэндвичи с бастурмой и тоник из сельдерея, и я показал ей пару книг: роман Эллен Глазгоу и собрание писем Ивлина Во. Она оглядела корешки и издала звук — нечто среднее между цоканьем и клохтаньем.

— Я знаю, кто виноват.

— Меня вот преследуют определенные подозрения…

— Мыши, Берн.

— Этих-то твоих слов я и боялся.

— Грызуны, — сказала она. — Вредители. Эти книжки теперь только в помойку выкинуть.

— Может, мне лучше их оставить? Может, они будут доедать эти, а другие оставят в покое?

— А еще можешь положить под подушку четвертак. Ночью прилетит Зубная фея и отгрызет им головы.

— Не очень-то похоже на правду, Кэролин.

— Ага. Не очень. Берн, подожди-ка тут. Никуда не уходи.

— Ты куда это собралась?

— Я быстро. И не ешь мой сэндвич.

— Ладно. Но…

— И не клади его туда, где до него смогут добраться мыши.

— Мышь, — поправил я. — Нет причин полагать, что их здесь больше одной.

— Берн, — сказала она. — Поверь мне на слово. Нет такого понятия, как «одна мышь».

Наверное, можно было бы и догадаться, что она затеяла, но, дожевывая свой бутерброд, я открыл томик Во. А где одно письмо, там и другое. Я все еще был погружен в книгу, когда дверь раскрылась, и она явилась вновь. В руках у нее была одна из тех маленьких картонных сумок с дырками для вентиляции… Ну вот эти, как дома в Новой Англии, похожие на солонки.

Такие, в которых носят кошек.

— О нет.

— Берн, послушай меня, всего минутку.

— Нет.

— Берн, у тебя завелись мыши. Твой магазин кишит грызунами. Знаешь, что это значит?

— Уж точно не то, что теперь магазин будет кишеть кошками.

— Не кошками, — сказала она. — Не бывает такого, чтобы мышь была одна. Но кошка — вполне. У меня здесь только одна, Берн. Всего одна кошка.

— Хорошо, — ответил я. — Ты пришла сюда с одной кошкой и можешь уйти с одной кошкой. Так мы не запутаемся.

— Но ты же не можешь жить бок о бок с мышами. На них ты потеряешь тысячи долларов! Они не остановятся на одной книге, не станут читать ее от корки до корки. Нет, кусочек отсюда, шматочек оттуда. Оглянуться не успеешь, как разоришься.

— А ты точно не преувеличиваешь?

— Точно. Берн, помнишь Александрийскую библиотеку? Одно из семи чудес древнего мира, а потом туда пробралась одна-единственная мышка.

— Мне казалось, ты заявила, что нет такого понятия, как «одна мышь».

— Ага, и великой Александрийской библиотеки теперь тоже нет. И все потому, что главный библиотекарь фараона не додумался завести кошку.

— Есть другие способы избавиться от мышей.

— Назови хоть один.

— Яд.

— Плохая идея, Берн.

— И что же в ней такого плохого?

— Забудь о том, насколько это жестоко.

— Хорошо, — сказал я. — Уже забыл.

— Не думай о том, как ужасно заглотить вместе с едой варфарин и чувствовать, как лопаются твои крошечные кровеносные сосудики. Не думай об ужасающем зрелище того, как маленькая теплокровная Божья тварь умирает медленной и мучительной смертью от внутреннего кровотечения. Забудь об этом, Берн. Если только сможешь.

— Уже забыл. Моя память чиста, как свежий снег.

— Вместо этого поразмысли о том, как десятки мышей будут умирать вокруг тебя, в стенах, и ты не сможешь ни увидеть их, ни добраться до них.

— Ну и отлично. Говорят же, мол, с глаз долой — из сердца вон.

— О дохлых мышах никто такого не говорил. Сотни мышиных трупиков будут разлагаться в стенах твоего магазина.

— Сотни?

— Бог его знает, сколько их на самом деле. Отравленная приманка неизбежно привлечет грызунов со всей округи. Вполне может быть, что все мыши за мили вокруг помчатся к тебе: мыши Сохо, мыши Кипс-Бей… Все прибегут, чтобы найти здесь свою смерть.

Я закатил глаза.

— Может, я немного и преувеличиваю, — призналась она, — но стоит одной мышке скончаться за твоей стеной — и запахнет жареным.

— Запахнет дохлой мышью, ты хочешь сказать?

— Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать. Может, твои клиенты и не начнут переходить на другую сторону улицы…

— Некоторые и сейчас уже так делают.

— …Но им вряд ли понравится находиться в магазине, где дурно пахнет. Может, они и заглянут на минутку, но полки осматривать не станут. Ни один любитель книг не согласится стоять и нюхать мышиные трупы.

— Ловушки, — предложил я.

— Ловушки? Ты хочешь поставить мышеловки?

— Да. Народ валом ко мне повалит.

— И какие же ловушки ты собираешься купить? С мощной пружиной? Рано или поздно ты проявишь неосторожность, устанавливая такую мышеловку, и она оттяпает тебе кончик пальца. Или такие, которые защемляют мышке шею? Ты приходишь с утра в магазин — и первым делом тебе надо убирать трупики?

— Может, эти новые, на клею. Как липкие ленты для тараканов от фирмы «Тараканий отель», только для мышей.

— Мыши въезжают в гостиницу, а выехать уже не могут?

— Да, суть в этом.

— Отлично. Бедный маленький мышоночек печально пищит, так проходит час за часом. Может, он предпринимает жалкие попытки отгрызть свою крошечную лапку и сбежать, как лиса в капкане — помнишь эти ролики в защиту животных?

— Кэролин…

— А ведь всякое может случиться. Кто ты такой, чтобы говорить, что этого не произойдет? В любом случае, вот ты приходишь, открываешь магазин и видишь мышку. Она еще дышит. Что ты будешь делать? Раздавишь ногой? Достанешь пушку и выстрелишь? Наполнишь раковину и утопишь ее?

— Ну, наверное, просто выкину ее в мусорку вместе с мышеловкой.

— Вот это называется милосердие! Бедняжка целыми днями будет задыхаться во мраке, потом придут мусорщики, швырнут мешок в кузов, и вот тебе бургер из мышиного фарша. Потрясающе, Берн. Раз уж так, почему бы не кинуть ее в мусоросжигатель? Почему бы не спалить несчастное создание заживо?

Я вспомнил кое-что.

— Из такой клеевой ловушки мышь можно вызволить. Льешь немного детского масла на лапки. Оно действует как растворитель. Мышь убегает, отделавшись легким испугом.

— Отделавшись легким испугом?

— Ну…

— Берн. Ты что, не понимаешь, что это будет такое? Ты выпустишь на волю мышь-психопата. Или она найдет дорогу обратно в магазин, или попадет в одно из соседних зданий. А кто знает, что она там натворит? Даже если ты отпустишь ее за многие мили отсюда, даже если отвезешь ее аж во Флашинг, ты все равно спустишь с поводка психически невменяемого грызуна, а ведь люди даже и не будут об этом догадываться. Берн, забудь про ловушки. Забудь про яд. Тебе все это не пригодится. — Она похлопала по переноске. — У тебя есть друг.