Мы движемся к хаосу ровным шагом, с сердцем, полным надежд, в мечтах о Земле Обетованной, где наука вознаградит наши тридцать миллиардов детей и внуков, сотни наций станут одним народом, и три расы сольются в одну. Сколько еще можно обманываться, ожидая прихода невозможного, и пренебрегать очевидным? Ибо, что бы ни случилось, человека не преодолеть.

Нас уже слишком много, а поскольку порядок не предусматривает чудес, мы никогда не сможем дать семи миллиардам человек — а именно столько нас может стать к ДВУХТЫСЯЧНОМУ году — то, чего мы не можем сейчас дать и половине от этого количества: эта мысль кажется ясной и очевидной, но в наше время ясные и очевидные мысли не в моде.

Европейский дух утратил свою остроту вместе с последовательностью, он доказал, что ему не подняться на уровень своих творений, когда передал их остальному человечеству. Африканцы и Азиаты наделяют новым смыслом заимствованные у нас слова, и они отомстят нам, пустив наш словарь на свои нужды и заставив нас сомневаться в себе.

Европа богата и слаба, История научила нас, что долг богатых — быть сильнее бедных, в противном случае — жди беды. Тем не менее наши духовные наставники и наши интеллектуалы испытывают такое острое чувство вины, что только упорствуют в ошибке, которая их пьянит, ибо она щедра, они боятся показаться Расистами — на случай, если наступит озарение. Но я уверен, что до озарения еще далеко и что Расизм еще о себе заявит.

Нам не избежать ни Голода, ни Расизма, а думающие иначе либо отрицают действительность, либо намеренно вводят в заблуждение. Мне не в чем упрекнуть человека с улицы, который становится всё более безразличным и считает себя довольным, индустриализация дала ему видимости счастья, пусть и мимолетного.

Мне не в чем упрекнуть человека с улицы, этого несчастного поневоле, которого способен разбудить только кошмар. Моя книга адресована не ему: я говорю с молодежью, которая бунтует в университетах против морали и порядка, слишком многие боятся этой молодежи, и мы знаем, что, если разразится война, она умрет первой.

Я обращаюсь к этим ритуальным жертвам, которыми порядок смерти пожертвует во имя морали, той морали, которую формирует жертва и питает кровь.

Я открываю им причины их бунта и оправдываю его, следовательно, я одобряю их и, тем не менее, советую подчиниться, ибо еще недостаточно быть правым, правым на века, нужно еще выжить в настоящем и дожить до того момента, когда будущее наступит.

Нет пользы от преждевременной правоты в мире, где мы еще не стали друг другу современниками. Нет пользы от преждевременной правоты и позорной смерти, как ее следствия.

Африканцы и Азиаты открыли национализм, и Расизм им не чужд. Эти люди идут по нашим стопам, и если мы дождемся того, что они захотят избавиться от заблуждений, мы станем или их вассалами, или их жертвами, наши женщины — их проститутками, а наши блага — их трофеями. Они не простят нам то, что унизив их, мы их затем не уничтожили. Они не простят нам то, что мы заставляли их отказываться от себя самих. Если они пожелают нас победить, они нас победят.

Мы преждевременно правы, а они заручились, с одной стороны, нашими наставниками под предлогом экуменизма, а с другой — нашими интеллектуалами под предлогом объективности: если мы упадем в эту ловушку, мы пропали.

Мы говорим о братстве, но забываем, что перед нами попрошайки и мстители, уродливые, грязные, развратные, жестокие и деспотичные, большие злодеи, чем худшие среди нас, и большие лжецы, чем наши самые закостенелые софисты.

Поэтому тот порядок, который мы ненавидим, и та мораль, которую мы презираем, устаревший порядок и неприемлемая мораль, которые мы так и не удосужились заменить, теперь, увы, нам придется защищать их с оружием в руках.

Ибо враг готовится к нападению во имя несостоятельной морали и под знаменами обреченного порядка. Я спрашиваю у всех: что мы противопоставим этим Варварам? Толерантность и широту взглядов? Они с хохотом разгромят нас. И если мы встанем на пути их армии с голыми руками и, нарядившись в цветы, станем рассказывать им о мире, они поступят с нами так, как поступили в Средние века Монголы, когда тридцать безоружных мужчин — буддистских паломников вышли к ним в надежде тронуть их сердца, — и Монголы, подивившись немного, их уничтожили.

И если мне скажут, что монголы стали буддистами, я отвечу, что паломники все-таки мертвы. И раз нам придется умереть, не будем же подставлять горло, не будем же умирать, ослепленные сантиментами, докажем противникам своим мужеством, что мы не хуже них, и примем свое поражение так, как приняли бы его они.

Мы не сможем ни о чём договориться, потому что нам всего будет недоставать, нам не избежать ни Голода, ни Расизма, и мы не сможем уберечься от одного, отдавшись другому, однажды мы станем Расистами, просто чтобы прокормиться, мы станем нуждающимися в худшем смысле этого слова, мы будем Материалистами и Расистами.

Два принципа станут едины, как становятся едины сегодня Национализм и Социализм. Ибо сегодня идеи играют отупевшими людьми, которые думают, что выбирают, но то, что они выбрали, сделало выбор раньше них, и целые народы становятся игрушками во власти своих идеи, объектами своих орудий, и никогда они не были большими рабами, никогда не были ни более одержимы, ни более отчуждены, и закостенелые циники, которые ведут их за собой, не менее тупы, чем их жвачные подчиненные.

Никто не видит ясную картину, потому что не осталось ясных и прозрачных идей, мы движемся к катастрофе, к ней ведут все пути, нас измучили парадоксы, мы ищем простоты, но мы найдем ее только в смерти, поэтому скоро смерть уже никого не испугает.

Наши господа — то балаганные клоуны, а то софисты, то экзорцисты, а то гипнотизеры, все они пытаются выиграть время у хаоса и у смерти, но им не остановить неизбежное, а мы движемся прямиком к катастрофе.

На пути нас ждут самые убийственные идеи, и когда нужда припрет нас к стенке, мы не сможем обойти их стороной. Чтобы превратиться в хищников, нам придется подойти к фатальной грани, и когда мы встанем перед ней, мы отвергнем все наши гуманистические иллюзии и сбросим наших врагов в пропасть.

Уничтожение станет общим знаменателем будущих политиков, и природа добавит к нашим ужасам свои собственные. Конец века узрит Триумф смерти, мир, истерзанный людьми, освободится от лишнего человеческого груза, не останется и островка, где сильные мира сего смогут укрыться от всеобщего ада, который они нам готовят, и видение их агонии будет утешением для обманутых ими народов. Будущий порядок станет всемирным наследником всех наших провалов, и пророки будут собирать вокруг себя выживших посреди руин.

Всё, что с нами происходит, готовится уже давно, и те, для кого Традиция не пустой звук, знали, что мир обречен, но они не могли найти публики, которая бы их услышала.

Сердце человека не менялось, сердце человека подобно глубокому и мрачному морю, которое меняется только на поверхности, где наша чувствительность отражает свет, но если опуститься глубже, мы обнаружим то, что было извечно и пребудет всегда: туда не доходит никакая философия, только у теологии есть ключи от бездны.

Наша теология, по преимуществу, была извращена, и мы до сих пор искупаем ее преступления и ошибки: она испоганила природу, и природа отомстила за это. Мы антифизики, а наши так называемые богооткровенные религии смогут построить только гробницу нашего вида. Безумие креста стало безумием человека, наслаждение жертвой — последнее наслаждение, соответствующее нашим творениям, а вкус к смерти станет концом наших идей.

В хаосе, в который мы погружаемся, больше логики, чем в порядке смерти, в котором мы обустраивались на протяжении стольких веков и который разлагается под нашими механическими шагами.