Грифон не теряет времени даром, одним ударом вонзаясь в мою измученную киску и задавая неистовый темп, вбиваясь в меня.

Я извиваюсь под ним, мои соски настолько чувствительны, что даже от легкого прикосновения их к его груди мне хочется плакать, а мужчина наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо. — Эта жадная киска тоже собирается кончить для меня, Привязанная? Собираешься ли ты сжать меня так крепко, когда будешь изливаться на меня, испачкать эти простыни своими соками, как и подобает идеальной Привязанной?

Я киваю, обвиваю руками его шею и притягиваю ближе, делая в точности то, о чем просит его грязный рот, дрожа и всхлипывая, когда разрываюсь на части.

Он бормочет мне: — Это моя хорошая девочка, — и тоже кончает, его бедра слегка покачиваются, пока он преодолевает свои собственные волны удовольствия.

Я могла бы умереть счастливой.

Думаю, я просто могла бы.

Грифон скатывается с меня, увлекая меня за собой, чтобы я могла свернуться калачиком у него на груди, но Норт быстро понимает, насколько я близка к отключке, и уговаривает меня сначала привести себя в порядок.

Гейб уже храпит на дальней стороне кровати, когда я возвращаюсь туда, его обращение вытягивает из него энергию. Атлас выглядит так, будто находится в нескольких минутах от того, чтобы сделать то же самое. Я забираюсь на середину и позволяю ему притянуть меня в свои объятия, чтобы мы могли заснуть, завернувшись друг в друга.

Прошло слишком много времени.

Норт приходит в постель последним, по пути оставляя свет в ванной включенным, и как только мы все укладываемся, я наконец позволяю себе немного отдохнуть.

Девушка засыпает в наших мыслях, насытившаяся и измученная долгим днем, но у меня под кожей зуд, который еще не прошел.

Мне нужно больше.

Я соскальзываю с кровати, осторожно, чтобы не потревожить спящих Привязанных, и выхожу из спальни, одетая лишь в один из халатов, который принес для меня мой Темный Привязанный, отвороты которого едва прикрывают мою грудь. Я застаю моего Поврежденного Привязанного выходящим из своей комнаты с книгой в руках.

Мы смотрим друг на друга через коридор.

Я хочу его.

Я хочу, чтобы его узы пришли в мою комнату и трахнули меня на моей кровати, чтобы оставили после себя свой запах, чтобы использовали меня для собственного удовольствия, пока мы не сможем залатать некоторые трещины в душе мужчины. Я хочу их всех, каждую частичку каждого из моих Привязанных.

Его глаза вспыхивают черным, когда он смотрит на меня, но мужчина борется с этим, разъяренный тем, что мы пытаемся быть вместе сейчас, таким образом.

Его глаза снова становятся голубыми, он отворачивается и идет по коридору, а затем я слышу, как за ним захлопывается входная дверь. Он полностью покидает нас.

Я понимаю, почему.

Но мне это не нравится.

Мой Темный Привязанный выходит из спальни, обнимает меня за талию и целует в шею. — Оставь его, Привязанная. Тебе не нужно гоняться за тем, кто не может любить тебя так, как ты того заслуживаешь, когда у тебя есть четверо других мужчин, отчаянно желающих удовлетворить все твои потребности.

Глава 26

Оли

На следующее утро я просыпаюсь не только с радостным чувством послевкусия. Каждая мышца моего тела напряжена, а в бедрах ноет от того, что я сжимала их так сильно, снова и снова. Думаю, мне нужно будет начать растягиваться после секса, если теперь так пойдет и дальше.

Вокруг меня раздается тихий храп и глубокое дыхание, поскольку четверо моих Привязанных, которые остались здесь прошлой ночью, все еще спят, измотанные настолько, что даже Грифон, моя ранняя пташка, никуда не ушел.

Я осторожно сползаю на край кровати, пытаясь выбраться, никого не потревожив, тихонько на цыпочках пробираюсь в ванную и быстро принимаю душ. Норт привел меня в порядок перед тем, как уложить спать, но все равно я чувствую облегчение от того, что смыла с себя пот и остатки нашей ночи.

Я надеваю пару старых леггинсов и один из джемперов Нокса, единственного из моих Привязанных, кто отказался от участия в секс-фесте. Меня это нисколько не удивляет, но в моей груди все еще болит по нему. Я знаю: это мои узы злятся из-за того, что он тоже не может быть с нами.

Этот джемпер он оставил для меня, как часть его соглашения с Нортом о регулярном снабжении меня одеждой, если он не хочет проводить со мной больше времени, и хотя это должно быть оскорблением, я все равно нахожу это немного милым. Чем больше времени мне удается проводить рядом с ним, тем больше я вижу, что он делает. Быть жестоким и недобрым по отношению к кому-то без причины — это одно, а выходить из себя из-за травмы — совсем другое, и мой собственный опыт означает, что я понимаю это гораздо лучше, чем большинство людей. Мои узы все еще чувствуют особую кровожадность из-за того кошмара, каким бы он ни был, и я знаю, что есть большая вероятность того, что однажды мы выследим какого-нибудь монстра для моего Привязанного.

Мы с моими узами оба полностью согласны с этим.

Никто не причинит вреда моему Привязанному и не останется жив.

Я выползаю из ванной и хватаю свой телефон, чтобы осветить путь на кухню. Мой желудок одновременно и пуст, и наполнен теперь, когда мои узы закончили трапезничать душой Триггера, и я отчаянно хочу поесть. Мне известно, что Норт будет в ярости от того, что я не разбудила его, чтобы он мог накормить меня. Его причуда о том, чтобы его Привязанная была сыта и счастлива, стала для меня приятным сюрпризом.

Вот только все они спят настолько крепко, что мне совсем не хочется поднимать их. Ему придется просто смириться с этим.

Я выхожу на кухню и роюсь в холодильнике, пока не нахожу все необходимое для приготовления омлета и тостов. Сначала я делаю тост, чтобы съесть его, пока жарится омлет, и я так проголодалась, что всерьез подумываю о том, чтобы потом приготовить еще и фруктовый салат.

Настолько зацикленная на еде, я только через секунду замечаю, что больше не одна на кухне.

Я проклинаю свои узы за то, что они больше не предупреждают меня о моих Привязанных, а затем проклинаю их снова, когда понимаю, что Нокс теперь сидит за обеденным столом, с чашкой кофе в одной руке и одним из древних текстов из «Аве Марии» в другой.

Вот вам и мирный завтрак.

Он не говорит мне ни слова, просто сидит и изучает слова перед собой, те, что говорят о жизнях, которые мы прожили вместе много раз до этого.

— Ты… хочешь позавтракать? — нерешительно спрашиваю я, и он качает головой.

— Кофе достаточно.

Я знаю, что Нокс и раньше вежливо и даже мило разговаривал с моими узами, но, кажется, это первый раз, когда он произносит слова в мой адрес, не приправленные кислотой.

Однако я не испытываю судьбу. Перекладываю омлет на тарелку и копаюсь в нем вилкой, все еще стоя у кухонной стойки, потому что ни за что не уйду из кухни без фруктового салата.

Возможно, я даже сделаю еще несколько тостов.

— Ты нашел что-нибудь там? Я прочитала все тексты, которые ты прислал, и не смогла обнаружить ничего, чего бы ты еще не выделил. — Я съеживаюсь, как только слова срываются с моих губ, ожидая от него опровержения.

Но он просто делает глоток из своей чашки кофе и ставит ее обратно на стол, изображая невозмутимого профессора. — Твои узы не сумасшедшие, раз называют себя богом. Они и есть бог. Мне не известно, откуда они пришли, или что-то еще о них, но то, что они могут делать, и их генетика… они — более высокие существа, чем те, что встречаются где-либо еще.

Господи Иисусе.

Я запихиваю в рот еще немного яиц, с удовольствием пережевывая смесь и пытаясь придумать что-нибудь не раздражающее, чтобы ответить ему.

Нокс начинает раньше, чем я. — Ансера пытают. Они отвезли его к Дэвису. Аделла звонила вчера вечером, я говорил с ней. Она чувствует, что они делают с ним, хотя он пытается отгородиться от нее.

У меня сводит живот, и я поднимаю тарелку с яйцами, чтобы сесть с ним за обеденный стол. Не думаю, что смогу проглотить еще много еды, если разговор пойдет в таком ключе, и я стараюсь не слишком оплакивать фруктовый салат.