«Очень жаль, что пропадает ощущение легкости. Хорошо жить, когда с помощью капельки фантазии покрывало может превратиться в плащ супер-героя или платье прекрасной дамы в зависимости от настроения. Я сама придумываю себе сложности там, где их нет (или есть, но я же сама акцентирую на них внимание).

Я трачу свое драгоценное настоящее на какие-то абстрактные страдания о прошлом и будущем, а не факт, что в будущем будет так, как я себе уже настрадала. В крайнем случае, там будет один вариант, а настрадала-то я себе на пять-шесть. И это не значит, что я не буду страдать в тот один вариант, когда он воплотится»

«Только благодаря тебе я начинаю верить в судьбу и в подчиненность жизни математическим законам космоса.

Только после знакомства с тобой я полюбила наблюдать, как человеческие жизни сплетаются в красивейшие узоры. Почему-то я представляю персидскую девочку со странной фантазией, которая из наших с тобой судеб сплетает какой-то алогичный узор, необыкновенный и завораживающе-красивый. И потому наши с тобой судьбы могут сложиться еще более удивительно и чудно.

Я внезапно проникнусь романтизмом хиппи, брошу образование… Отсутствие времени с постоянной занятностью перестанут быть моим фетишем. Стану расслабленной, перестану находить серьезное, буду больше улыбаться. Из моего гардероба исчезнут платья. И меня можно будет увидеть исключительно в выцветших джинсах с обязательной потертостью на правой коленке. Непременно обрежу волосы и испорчу их какой-нибудь серо-буро-малиновой краской.

Ты устроишься на серьезную работу, очаруешься карьерной лестницей. Начнешь носить костюмы, но так и не научишься завязывать галстуки, потому будешь снимать их немного нелепо, через голову. Твои игрушки станут более понятными для окружающих: часы на массивном браслете, дорогая техника… Полюбишь горячую воду. И не сможешь жить без хорошей еды, хотя ощущение вкуса давно будет тобою утеряно. Начнешь пользоваться одеколоном, не чувствуя его запаха. Может быть, захочешь научиться танцевать.

Меня всегда завораживала твоя свобода. Она была в твоих словах и жестах, в поступках, в книгах, в музыке… Тогда она была истинной и абсолютно естественной для тебя. Мне нравилось разговаривать с тобой на одни темы, а думать про вторые, и понимать, что наши мысли совпадают. Нравилось спорить, нравилась скорость, с которой ты соображал. Нравилась возможность перебивать тебя. Нравилось чувствовать, где ты находишься. Нравилось ощущение игры в покер.

Я по-прежнему чувствую себя только в платьях и получаю мазохистское удовольствие от неадекватного графика. Ты по-прежнему гоняешься за свободой, не видя, как она убегает от тебя все дальше. Ты отказываешься верить, что я могу существовать рядом с кем-то. Я тоже не могу представить влюбленного тебя.

Персидская девочка, увлекшаяся созданием нашего ковра, мне хочется верить в твою задумку. Мне страшно, что мы просто две нити, которые нечаянно намотались на крючок, и ты просто не знаешь, как вытащить нас из полотна»

«Эко в своей статье "от Интернета к Гутенбергу" писал, что электронный текст несет в себе только информацию, в том время как эмоции несут бумажные источники.

У той же быстрой переписки есть масса существенных минусов, потому я ее не люблю, хотя пользуюсь. Один из них — отсутствие передачи и воспроизведения молчания. Или разговора ради разговора. Я не хочу передать тебе никакую информацию, но я соскучилась по твоему молчанию или по голосу. И мне странно. Потому что, когда ты не пишешь, ты же, по сути, как раз молчишь. И я вроде должна быть довольна, но не получается. А делать разговор ради разговора в цифровом пространстве это отвратительно: глупо, убого и наигранно.

Гипертекст — дело хорошее. Но суховатое»

«Полезла за чем-то в интернет-справочник и, статья за статьей, прочитала про "Мастера и Маргариту" Булгакова. Забавно, что в списке интересных фактов есть и такой — "Кант никогда не завтракал. Только обедал". И сразу так приятно стало на душе: я поняла, отчего этот факт оказался здесь, в статье, посвященной "Мастеру и Маргарите". Какая-то мысль мелькнула, даже не мысль а ощущение, направленное в сторону человека, который добавил в статью эту нелепую строчку. Мол, чуваааак, ты отжигаешь, да ты крут. Как и я, впрочем.

В последние годы стало модным читать данную книгу Булгакова. Отвратительно звучит, но это так.

Миллионы молодых людей определяют "Мастера и Маргариту" как свою любимую книгу, не помня при этом ни содержания, ни главных героев, ни языка. Наверное, скоро выйдет книга в нескольких переплетах, чтобы каждый смог подобрать великое произведение Булгакова под свой стиль одежды: розовая со стразиками и перьями, готически-черная, тру-пацанская и так далее. Чтобы можно было сесть в метро/клубе/на районе, достать книгу, развернуть ее обложкой к людям и поражаться эффектом: теперь-то они знают, какой я модный.

Я не призываю всех читать классику, ни в коем случае. Классика не может быть массовым продуктом.

Я не против того, чтобы люди читали классику, наоборот, мне это нравится.

Я против того, чтобы люди читали, не пытаясь понять и отключая мозг. И я против моды в искусстве.

P.S. Помню, лет восемь назад было модно читать Достоевского. Интересно, кто будет следующим?»

Я хмыкнула. Не имея возможности говорить обо всем журнале, я нашла заметки Ульяны любопытными, однако осознавала, что не стала бы платить за них ни копейки. Если Артем задумал свой проект как сгусток непричесанных искренних мыслей, то непонятно, на какую выгоду он надеется — сотни людей имеют свои наблюдения, которыми бы хотели с кем-то поделиться. Пожалуй, для большинства делиться подобным гораздо важнее, чем читать. Мысленно отчитав себя за несвоевременность размышлений, я мысленно вернулась к Ульяне.

Было очевидно, что счастливая невеста не станет писать письма неизвестному адресату, тем более такие. Я была не вправе оценивать художественную ценность послания, мне больше была интересна эмоциональная составляющая. До письма неизвестному — признание в тоске по какому-то человеку. Можно ли допустить, что это одно лицо? Вероятно, так и было. И дальнейшие сомнения в счастливом будущем? Связаны ли они с помолвкой и счастливым адресатом? Я связь видела, но я хотела ее видеть. На деле, я могла придумать все, что угодно, лишь бы развязать себе руки. И последняя заметка про трусость и инфантилизм — ее Ульяна писала в моей комнате — легко вписывалась в мою концепцию.

Или я просто хотела почувствовать себя сказочником?

Я сидела в темной комнате лаборатории в гордом одиночестве.

Брата приказом Кузьмы отправили домой. По слухам, младшенького пришлось выводить с охраной, поскольку он сопротивлялся и желал остаться здесь до тех пор, пока либо не погибнет от переутомления, либо не поймет, как вернуть к обычной жизни всех пострадавших. Мне хотелось напомнить ему, что раньше он не проявлял такой заботы к жертвам нашего игрока, но я промолчала, поскольку сама демонстрировала излишнюю привязанность к конкретному человеку.

Мефистофель ушел спать домой, пообещав вернуться через четыре часа. Я сидела в темной комнате, разглядывая сквозь прозрачный хрусталь всех пострадавших, и готовилась принять решение, на которое у меня было только четыре часа. Вроде бы, немало…

Пятеро людей. Разного возраста, разной внешности, разной биографии…

Первая жертва не вызывала у меня никаких эмоций, как его начали называть по коду, так я его и запомнила. Очень страшно, когда человек с внешностью и биографией превращается в набор букв и цифр. Почувствовав отвращение к себе, я перевела взгляд на второго пострадавшего.

Известный музыкант. Мне не нравилась его творчество, даже раздражало. Я бы хотела, чтобы в ротации радиостанций и телевидения никогда не было больше ни одной его песни: они казались мне пустыми, надоедливыми и, на мой взгляд, вредили молодежи, искажая ее восприятие мира. Однако никогда я не желала ему зла, даже когда год назад два дня ехала в поезде исключительно под его песни.