Улица, слякоть, спешка, очередь в лифт, отдел, кульман.

Ну, вот. Вроде обошёлся одними существительными. Не применил в своём рассказе описание замечательной подмосковной природы, звуков колёс труженицы-электрички на маршруте станция Пушкино – платформа Северянин, неописуемой радости от прогулки по утренней Москве. Ничего этого не заметил, так как досыпал по пути. Дремал в автобусе, троллейбусе, электропоезде и даже в лифте прикорнул на восемь секунд. А вот на работе спать было категорически нельзя.

Молодому специалисту, недавно распределившемуся после окончания Института лёгкой промышленности в Центральное конструкторское бюро Министерства машиностроения для лёгкой и пищевой промышленности на должность инженера-конструктора с окладом сто десять рублей (минус подоходный налог, минус «за бездетность»), надо было ежедневно оправдывать свалившееся на его голову счастье, что «в самой столице» оставили, а не сослали туда, где «только самолётом можно долететь».

Пора знакомиться с коллегами по отделу. Теперь ежедневно я буду видеть их лица и спины, слышать голоса, делать одно с ними дело. Дело, кстати, огромной важности для экономики страны. Не смейтесь, пока не поймёте суть. За окном 1974 год, а не 2023-й, и слово «импортозамещение» тогда ещё не придумали, а само замещение уже существовало. В СССР сотни ткацких и прядильных фабрик, везде тысячи станков и агрегатов, на большинстве из них клеймо Made in…, короче, не у нас сделано. И вот представьте, что на каком-нибудь огромном камвольном комбинате стоит, пыхтит-работает гигантский агрегат по крашению шерстяной ткани. И в самом начале трудовой смены он вдруг – бах-бабах, треск-хруст, мать-перемать – этот монстр со скрипом и скрежетом останавливается. Приехали! Покраска окончена, сотня метров дорогущего полотна в брак, швейники «недосошьют» советским гражданам «пбльта», и те будут мёрзнуть холодной зимой. Мастер бежит, начальник цеха орёт, парторг (а куда без него) брызжет слюной и стращает, что отберёт у всех партбилеты. Механик просто и доходчиво так объясняет всем, мол, промежуточный вал среднего каландра треснул в районе шестерёнки обратного хода, аккурат где находится реверсный механизм распределения диффузного наполнения, падла. И ещё он так, тоже между прочим, добавляет про отсутствие запасного вала на складе, но его ребята могли бы такой и сами изготовить. Нужны только настоящие чертежи, иначе он не станет рисковать и заменять «иностранца» на хрен знает что и рисковать своей головой хрен знает зачем.

Вот тут сразу и летят телеграммы в наше КБ, а конкретно попадают к нам в отдел. Начальство даёт сутки на сборы, и вот звено из двух-трёх специалистов уже в самолёте пьёт крепкие напитки за здоровье командира корабля и всех стюардесс. Моя первая командировка была в Хакасию, на Черногорский камвольно-суконный комбинат. Но об этом потом.

А пока всё-таки вернёмся в Москву, в бюро проектирования деталей машин импортного производства.

Лицом к остальным сидел за столом Ивасер. Вообще-то он Иван Сергеевич, но это только для личного обращения, а так – Ивасер. Начальник сух, мелок, стар. Его никак не могут отправить на пенсию. Говорил невнятно, тихо, постоянно шмыгал носом в любой сезон. Распределял задания, исправлял ошибки, координировал работу отдела, читал газеты и делал политинформацию по понедельникам.

Люба Ипатова была толстенькой, пухленькой, кругленькой. Непрерывно ела. Улыбалась до, после и во время приёма пищи. Запасы провизии, которую она приносила из дома, были огромны, и она с радостью угощала нас различными бутербродами, плюшками и другой снедью. Аккуратно и чистенько чертила, сидя на высоком табурете, что ей давалось с трудом из-за лишнего веса. Скорее всего, мужчин она знала только по книжкам и телесериалам.

Лариса Михайловна находилась в углу за столом и постоянно печатала на машинке «Ятрань» техническую документацию. Красивая замужняя женщина с прекрасной фигурой и мягким, обволакивающим голосом постоянно стучала наманикюренными ноготками по клавишам, не бегала на перекуры и, не будучи букой, сохраняла прекрасные отношения и с женщинами, и с мужчинами. Когда она подходила к моему кульману (исключительно по работе), её женское начало и тонкий аромат духов мгновенно убивали тягу к черчению. Я невольно сильнее сжимал в пальцах карандаш фирмы Koh-i-Noor и старался не вдыхать её чары.

Игорь слыл очень опытным конструктором и чертёжником. При этом он был профессиональным, честным и активным бабником. Его не связывали семейные узы, долгосрочные обязательства и чувство индивидуальной привязанности к кому-то персонально. Длинные волосы, острый взгляд с оттенком некоей тайны и превосходства, спортивная фигура и идеальный для регулярного кобеляжа возраст.

У Вилена Петровича письменный стол и рядом кульман. Он старший после Ивасера и по должности, и по возрасту. Петрович много курил, выпивал, потел. Носил белую рубашку с грязными манжетами и воротничком. Хороший специалист, излишне толст, добр ко всем и сильно близорук, никогда не повышал голос, спокойно уходил в столовую за полчаса до обеда (очередь занять).

Верочка была очень скромна и бедна. Плохо одета, голодна и неухоженна. Один и тот же пахнущий нафталином и лекарствами нелепый зелёный свитер крупной вязки, стоптанная обувь. У неё давно и тяжело болела мама, была прикована к постели. Денег не хватало ни на что, но Вера старалась улыбаться, брать подработку уборщицей в КБ, никогда не принимала подарки и угощение от пухленькой Любы.

Теперь о главных персонажах в отделе. В день, когда я впервые переступил порог своей будущей работы, ещё до того как начальник отдела представил меня коллегам, озвучив мою фамилию из семи букв с четырьмя ошибками, я заметил доску объявлений, на которой одной кнопкой был приколот лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом.

«Позор! В то время, когда все совецкие люди помогают сохранить выращенный с таким трудом урожай, Влад и Татьяна Воробьёвы ставят свои интересы выше государственных и игнорируют работу на овощной базе. Стыд и позор. Выговор и отпуск зимой!»

Ниже была приколота записка от руки:

«Я не поехала в овощехранилище, так как у меня были сильные менструальные боли, при которых половые контакты и физическая работа в сыром помещении не рекомендуются совецкими врачами. Цикл месячных прилагается. А Влад в этот день работал в отделе над срочным заказом, так как его сильно тошнит от запаха гнилых овощей. Татьяна В.».

До того дня, да и никогда в будущем я не видел переписку внутри одного коллектива на доске объявлений. Посмотрев на всех сотрудников, сразу понял, кто из них Влад и Татьяна. Они смотрелись так контрастно по отношению к остальным, как будто в ярангу к чукчам случайно зашли двое афроамериканцев (так сейчас принято выражаться). Дорогие одежда и обувь, часы и перстень на пальце, независимый взгляд и что-то ещё выделяли эту пару из общего коллектива. Значительно позже я узнал, что зовут их в паспортах Натан и Рахиль, а фамилия действительно Воробьёвы. Натан Либерзон взял после женитьбы фамилию жены, а та в свою очередь приобрела её от первого мужа, с которым прожила «три счастливых дня». Наши чертёжные доски стояли рядом, треугольником. Влад чуть левее и сзади, а Танина немного правее. Влад был реальным молчуном, а его супруга говорила много, но кратко и тихо, чётко и с кем-то персонально, а не кричала на весь отдел, как Верочка или Люба.

– Женат?

– Да.

– Давно?

– Два года.

– Дети есть?

– Нет пока.

– Жену любишь?

– Да.

– Часто?

– Всегда.

– Я в другом смысле…

– Татьяна! – это уже Влад.

– Кричит, стонет?

– Татьяна, прекрати, – это снова Влад.

– Заткнись, любимый. Я же должна знать, с кем работаю бок о бок.

– Мы с мамой живём. Тихонько спим, – перехожу я на шёпот.