– А красивая мышка!

И признаюсь, я тут же растаяла от таких слов, потому что впервые за многие месяцы услышала что‐то хорошее о себе. Голос у того мужчины был мягкий и совсем не страшный (совсем как у вас, мой Автор), и я, позабыв об осторожности, перестала бояться. Паренёк достал из кармана пакет, подтолкнул меня прямо внутрь, хотя я и не сопротивлялась.

Когда мы пришли к нему домой, он выпустил меня на стол, сел напротив и стал наблюдать. Сначала я долго осматривалась, изучая эту новую, необычную территорию. Потом, решив нарушить затянувшееся молчание, осторожно пискнула, привстала на задние лапки и посмотрела на него. Незнакомец просиял:

– Ты определённо очень милое создание! – сказал он и улыбнулся. – Таким прелестным мышкам не место в подвалах и на чердаках. Я бы и сам тебя приютил, но не могу – работа обязывает.

Он вышел на минутку и вскоре вернулся (о счастье!) – с целым ломтиком сыра. Моей радости не было предела! Я запищала от восторга, когда поняла, что этот ломтик – весь этот ломтик – только для меня!

– На здоровье! – приговаривал этот странный любитель мышей, глядя, как я с жадностью уплетаю предложенное угощение. – На дорогах такого, небось, днём с огнём не сыщешь.

А у нас в приюте, в который мы с тобой пойдём завтра, такой кусочек получают все мыши каждую неделю.

В тот день я впервые столкнулась с Честным Человеком – совершенно новой для меня породой живых существ. Этот парень не обманул меня, и на следующий день я попала в приют для животных, в мышиный «отдел», где пережила будто бы второе рождение. В амбаре моего детства жилось, конечно же, комфортнее, но, по сравнению с бездомным существованием, здесь был настоящий рай! Кормили хорошо, места было предостаточно, котов и прочих враждебно настроенных существ рядом не было. Что ещё надо для счастья маленькой мышке? Ну, разве что кусочек сыра по воскресеньям и праздникам. Эта традиция в пансионате существовала, и все мы (я и мои новые друзья), выучив за две-три недели, что воскресенье – это каждый седьмой день, с пятницы начинали ждать добрую тётеньку, которая заходила в вольер и всякий раз приветливо говорила:

– Дорогие мои, сегодня в нашем меню – сы-ыр-р!

Того Честного Человека, который принёс меня сюда, забрав из подвала, я видела довольно часто и в знак моей вечной благодарности всякий раз привставала на задние лапки у стен вольера и радостно пищала. Он узнавал меня, махал рукой и говорил что‐то приятное типа: «Ну, как там поживает моя красотка?» или «Мышка моя, ты сегодня особенно прекрасна!»

Я жила в этом приюте и думала, что вот она – достойная старость, уготованная мне судьбой.

Но однажды в нашем мышином раю появился незнакомый человек и, оглядев поочерёдно всех, остановил свой взгляд на мне. Работники приюта были, конечно же, рады тому, что он решил забрать меня к себе, только вот я была абсолютно невесела от такой новости. Не готова я была к новым переменам, а особенно – к таким радикальным.

Новый хозяин (чтоб ему провалиться) принёс меня домой, щедро накормил шоколадной конфетой с маленькими орешками, а потом сказал очень странную фразу, на его взгляд являвшуюся аксиомой:

– Не место мышам в приюте. Им лучше живётся на воле. – И, несмотря на мой протестующий, а потом и умоляющий писк, он взял меня за хвост, вышвырнул во двор и захлопнул дверь.

Ему бы объяснить, что в приюте мне жилось хорошо, что я была счастлива, но… куда уж там. За свою жизнь я научилась лишь понимать человеческий язык, но говорить на нём мне было не под силу.

И вот я снова оказалась на улице. И моя жизнь маленького бомжа возобновилась. Я скиталась, перебивалась чем придётся, пряталась, боялась каждого шороха…

Автор, позволь мне не описывать этот период моей жизни. Он был тяжёлым, печальным и безрадостным.

Однажды ночью я спряталась от дождя в каком‐то очередном незнакомом месте, и – о чудо! – этим местом оказался вполне симпатичный загородный дом. Я решила обосноваться тут, чтобы провести в тепле и сытости свои последние (считаные!..) дни… Признаться, мне очень нравится эта «дача» (так называют этот дом его владельцы).

– А что тебе здесь нравится?

– Всё! – без раздумий выпалила я. – От интерьера до его хозяев! А в особенности – девушка, которая живёт здесь вместе с мужчиной.

– И что же в ней такого особенного?

– Она красивая! Очень милая, приятная и стройная. Именно стройная! Не слишком худая, как многие, сдвинутые на своих формах, но и не толстая баба, которых тоже немало в нашем мире. За ней очень интересно наблюдать, как, впрочем, и за мужчиной, который, наверное, является её любящим мужем.

Ты только послушай, писатель, какая чу́дная, просто великолепная традиция есть у этой пары! Сейчас расскажу! Самая большая и удобная моя норка находится в их спальне. И каждый вечер я наблюдаю, как девушка заходит в эту комнату, встаёт перед зеркалом и начинает медленно, вещь за вещью, снимать с себя одежду, готовясь ко сну. Раздевшись донага, она долго вертится, стремясь осмотреть себя со всех сторон, а затем надевает прелестный полупрозрачный пеньюар.

Глядя на неё в такие моменты, я забываю обо всём: о еде, о моём нестабильном прошлом, я даже готова отказаться от сыра и шоколада («сладких» радостей моей мышиной жизни!) и питаться отныне только лицезрением её – этой прекрасной полуобнажённой богини! В эти минуты мне кажется, что сама Даная сошла с полотна Тициана [6] и гуляет по нашему миру, одаривая его своей неземной красотой.

А иногда… мужчина, заходя в спальню, обнимает девушку и тоже постепенно обнажается, являя на свет своё мускулистое тело. Вместе они напоминают мне будто оживших Марса и Венеру с картины кисти Рубенса [7]. Боже, как прекрасны они вдвоём, как неистово любят друг друга, как страсть кипит в них! Огонь бушует в их сердцах настолько сильно, что даже я, престарелая мышка, ощущаю его манящее и такое сладостное тепло.

– Прекрасная традиция! – усмехнулся Автор. – Ты не рассказывала мне, что знакома с творчеством великих живописцев.

– А, забыла! Был ещё один период моей бурной жизни, насыщенный интеллектуально. Однажды, пытаясь раздобыть какое‐нибудь пропитание, я увидела огромное зелёно-белое, очень красивое здание и решила прошмыгнуть туда, втайне надеясь, что это большущий амбар. Но оно оказалось музеем, который люди называли странным словом «Эрмитаж». Там я и познакомилась с высоким искусством! Расписные потолки, прекрасные золотые кресла, скульптуры людей, ещё какие‐то непонятные, но не менее прекрасные экспонаты… И картины! Целые стены, увешанные шедеврами Рафаэля, Тициана, Рембрандта, Леонардо и многих других гениев прошедших времён!

И, честно говоря, я бы осталась там навсегда! Даже закрыла бы глаза на малое количество еды. Что мне до неё, когда вокруг такая красота! Тут можно позабыть о голоде, о прошедших невзгодах; позабыть о том, что ты не человек, царь природы, а всего лишь ничтожная мышка, которой никогда им не стать.

К сожалению, очень скоро моему счастью пришёл конец и мне пришлось покинуть Эрмитаж. Дело в том, что там оказалось полным-полно котов, да не простых, а будто специально обученных убивать нашего брата. Еле ноги унесла от одного милого четверолапого! Не дал сполна насладиться искусством, тварь пушистая!..

…Так вот, дорогой мой Автор, когда я впервые увидела этот «обряд раздевания», я чуть не запищала от восторга – настолько он был прекрасным, нежным и чувственным. Но вовремя поняв, что если выдам себя, то никогда больше не увижу этих Марса и Венеру, я сдержала бурные эмоции.

– Ну а в остальном – как протекают здесь ваши дни?

– В остальном… – смутилась я, сразу не разобрав, что имеет в виду Автор. – Неужели я так увлеклась описанием ритуала, что позабыла рассказать? Надеюсь, вы пишете не для детей, а то кусок выкидывать придётся.

В остальном же… Конечно, хуже, чем в амбаре и в приюте, но намного лучше, чем на улице. Хозяева живут вдвоём, гостей не водят, животных (кроме меня) пока не имеют, и, помимо уже известной вам традиции, есть у них ещё одна, и я, право, не знаю, какая из них мне нравится больше. Каждую неделю, в один и тот же день, они уходят из дому почти на полдня. В это время я делаю, что только захочу: гуляю по дому, исследуя его закоулки и проверяя все свои норки; грызу что‐нибудь на кухне, если Марс или Венера обронили на пол нечто съестное; пополняю свои запасы провизии на чёрный день (это самое частое моё занятие в их отсутствие). Конечно, в этих своих вылазках я стараюсь быть максимально осторожной, поскольку всё чаще вижу ловушки, поставленные специально для меня: мышеловки, банки на монетках, западни с клеем… Все эти разновидности я прекрасно изучила, живя в амбаре. А недавно я подслушала, что они хотят завести котика, почему‐то обязательно рыжего. Вот не знаю, что теперь делать: уходить – ноги уже слабые, да и годы не те; остаться и умереть насильственной смертью, как все мои родственники, – видимо, только это и остаётся…