– Я не камень и не кукла! – продолжила Марина с жаром невиновного подсудимого. – Я жива, как и ты, как и все люди, которые ходят по земле! Может, даже живее многих из них! Вот – смотри! – Она встала и покрутилась пару раз, демонстрируя себя в коротком небесно-голубом, невесомом, воздушном платье. Марина была прекрасна – как и всегда!

– Ну же! – продолжала она немного обиженно. – Неужели ты этого до сих пор не понял? Можешь отрицать всё что угодно, но я не поверю! Не будь букой, прошу тебя!

«“Бука” – вот оно, то верное слово, которое я искал недавно, – пронеслось в голове у Лёши. – Коротенькое и точно про меня. Неужели я останусь таким навсегда? Не хочу. Придётся меняться. Во что бы то ни стало!»

Алексей вздохнул и хотел что‐то ответить, уже открыл рот, но Марина приставила палец к его губам, и он замолчал. Ему стало хорошо оттого, что он почувствовал красавицу совсем рядом, и остальное вмиг стало неважным. «Кто приучил тебя всегда быть таким настороженным?» – будто шептало голубое пламя Марининых глаз. Нечего было отвечать. Но, к счастью, этого и не требовалось. Время лилось сквозь пальцы, но когда его океан – можно забыться, оставшись наедине с мечтой. Эх, человек! Неужели это слишком сложно для тебя? Постоянно в напряжении и начеку – невозможно ведь! «Если сон – то не хочу просыпаться! – подумал Алексей, посылая эти мысли своему зелёному пламени. – Хотя нет – хочу! Но лишь для того, чтобы эта ночная сказка осталась со мной навечно! Жить с ней и до смерти не забыть – ни одной детали, ни одной мелочи!» Лёша чувствовал, что эта история, как и всё в нашем мире, конечна. Как у любого романа или повести есть последняя глава, а у рассказа – завершающее слово. Будет нечто подобное и здесь, но… не сейчас! Солнце ещё далеко за горами, и даже петух, этот вечно ранний будильник, спит у себя на жёрдочке. Статный, краснобородый, он видит во сне своих курочек, цыплят, наливную, сочную пшеницу… Он и не думает о том, что пора начинать свою зычную, но противную песнь «ку-ка-ре-ку». Власть тишины нерушима, и двое пленённых этой могущественной правительницей всё так же сидят немые, будто мёртвые. Они вовсе не чувствуют себя невольниками, потому что рады заточению! И, словно укутанные мягкой тёплой шалью, они и не думают бежать. Слова, звуки, шорохи… могут лишь разрушить то, что родилось в пространстве между ними. Для разговора им не нужно ни шёпота, ни тихого голоса, ни замысловатых символов букв, ни хитроумных и сложных иероглифов – абсолютно ничего, кроме безмолвных мыслей и сердечного трепета.

«За день мы строим сотни фраз и произносим тысячи слов…» – мысленно начала Марина. Алексей отозвался, приняв правила игры. «Но почему, скажи мне, пожалуйста, дорогая подруга, лишь одно из хитросплетений букв так взволновало меня?» Он знал, что на этот вопрос не найти ответа, но не сдержался. «Неужели? – будто удивилась Марина. – Разве оно и правда тронуло что‐то в твоей душе?» «Да, – не стал лукавить Лёша. – Оно будто коснулось голубой глади воды, на которой никогда не было даже самой ленивой ряби… Заставило бурлить, клокотать, бушевать, вскипать и чуть ли не выходить из берегов тот океан, который до сей поры не знал бурь, штормов, вихрей, цунами… Стихия злится теперь, будто потеряла, отпустив в открытое плаванье, нечто ценное, самое сокровенное, что имела. Безвозвратно упустила то, ради чего жила». «Невозможно, – неслышно прошептала девушка, прикрыв глаза. – И неужели… неужели это правда?» «Но если это не так, – жарко зашептал Алексей, – то как же объяснить эту лавину непонятных чувств? “Не совсем неправда” – понимай как хочешь. Майся от недосказанности и вопрошай небо. Да, воробушек, упустил я тебя! Что не нравилось тебе в твоём уютном гнёздышке? Зачем улетел, унёсся из родных мест, покинув хозяина? На свободе лучше? Но что делать без тебя мне? Как не сойти с ума от такой потери?» Не было сегодня Алексею покоя от вопросов. «Не надо волноваться и сходить с ума, – мягко начала Марина. – Вольной птице лучше на свободе, чем даже в самой богатой и роскошной клетке! Ничего не случится с этим маленьким пернатым непоседой. А стихия бушует от непонимания. Да, она потеряла важное, упустила ценное, лишилась сокровенного, но вместе с тем получила нечто большее, приобрела что‐то драгоценное и стала богаче. Она ещё не до конца осмыслила: грустить ли от потери или радоваться находке – оттого и свирепствует, буйствует, беснуется. И признайся, ты ведь сам хотел этого шторма, от которого разом смешиваются все чувства: печаль с радостью, тоска с весельем, угрюмость с ликованием. Не понять, что главенствует сейчас, а ясно лишь одно – ты никогда не забудешь это стихийно-счастливое бедствие».

Они ещё долго сидели вот так, ни слова не говоря, но продолжая свой разговор. Возможно, он был бы непонятен для постороннего, услышь он его: показался бы слишком сумбурным, банально-слащавым. Но для Алексея и Марины всё было ясно. Он был рад, что нашёл её, и безумно счастлив от того, что такой человек есть в его жизни, а она – ценила его доброе отношение, не пропускала важных слов, сохраняя их в сердце, в потаённой коробочке для приятностей, на всякий случай – вдруг пригодятся. Он не желал расставаться с ней и просто хотел быть для неё хоть кем‐то. Она знала всё и понимала многое, принимая общение с нашим чересчур замороченным героем.

Да, ничего необычного не произошло вчера, лишь «не совсем неправда» увидела свет. Понимай как хочешь это хитросплетение букв.

Марина вдруг медленно заговорила вслух, и голос её стал таять с каждым новым словом.

– Но нельзя ведь слишком долго стоять вот так – в размышлениях. Что делать на холодном перекрёстке одному? Лишь замерзать, дуть на ладони, выбирая верную дорогу. Не бойся ошибиться! Помарки, опечатки, мелкие порезы и ранки, сбитые колени… Сколько их было и ещё будет! Не страшись их! Да, порой бывает очень больно, но ты силён, ты выдержишь! В мыслях своих ты порой заходишь слишком далеко, находясь лишь в начале пути…

Последние слова девушки были уже еле слышны. Она растворялась в воздухе, стремительно теряя чёткость, становясь будто размытой фотографией. Последними ушли глаза… Алексей не мог помочь девушке и лишь смотрел на неё. До последнего. И вот он остался один. Безумный вихрь вдруг ворвался в пространство и, подхватив его, как невесомое пёрышко, закружил, увлекая за собой в неизвестность. Ослепительная белизна, пылающие обрывки предложений, догорающие буквы – всё это мерцало, вспыхивало и с быстротой молний проносилось сейчас перед его глазами, смешиваясь и запутываясь. Будто ни в чём неповинный листок, подхваченный ураганом, Алексей кружился, мотался из стороны в сторону, но ненасытному смерчу всё было мало. Он издевался, заставляя его снова и снова выписывать в воздухе фигуры высшего пилотажа. Алексей был не в силах сопротивляться и только ждал, что будет дальше. И будет ли что‐нибудь вообще.

Алексея выбросило на третий слой (как сказал бы парень, начитавшийся фантастических романов). Пару мгновений Лёша лежал, приходя в чувство. Потом открыл глаза.

Кроны вековых деревьев заслоняли синее небо и яркое солнце в нём, трава немного покалывала спину, было слышно пение птиц. Он сел и огляделся. Лес: густой, дремучий и, кажется, непроходимый. Дубы, берёзы и сосны немыми стражами окружали их: рядом лежала Марина. Заметив друг друга, оба вскочили. Девушка отступила на шаг и прижала палец к губам. Алексей молча подошёл и, вновь оказавшись близко, обнял подругу. Она позволила, но лишь на мгновение, а потом ловко извернулась и легко высвободилась из объятий. Она со значением улыбнулась, хитро подмигнула Алексею, будто вызывая его на шуточный поединок, и в следующий миг, не дождавшись положительного ответа, сама начала его. Марина побежала по лесу – легко, свободно. Алексей кинулся за ней, думая, что без особого труда догонит. Километр, два, пять… И вот странность: она всегда была чуть впереди, не столь далеко, но всё же – недосягаема. Они бежали без устали по лесной чаще, не глядя по сторонам, не замечая сучков, веток, пней, кочек, коряг. Алексей видел только одно – небесно-голубое платье, которое мелькало впереди, как живое, будто играя и подсмеиваясь над ним. Любой спортсменмарафонец позавидовал бы сейчас скорости нашего героя, но… Бесполезно! Марина всё равно была впереди! «Сколько ещё надо тебе? Жизнь? – думал он почти обречённо, автоматически переставляя ноги по земле. – Остановись! Дай хоть минуту побыть вдвоём или… закончи, наконец, это бессмысленное, безумное соревнование!» Но гонка не желала останавливаться, хотя его и услышали.