Несмотря на скопление народа перед ней, великий князь Михаил Александрович отстоял службу среди офицеров и прочего разночинного люда, остановив пытавшихся освободить помещение жандармов из своей охраны. (Без них сейчас никто из высшего начальства не ездил. Война-с, знаете-ли. А терять руководящие кадры у себя дома от точного удара ножом или дурной пули – непозволительная роскошь.)

Помолившись вместе со всеми, наместник почувствовал облегчение. По дороге в штаб снова мыслями возвращался к разговору, найдя услышанное слишком хитроумным для обычного бреда. Добравшись до кабинета, первым делом прошерстил словари и отыскал-таки слово «радар». К большому удивлению – в русско-персидском! «Радар – это сборщик дорожных податей», что еще больше запутало. Какое отношение он может иметь к «радиотехнике»?! А к войскам? И при всем при этом его еще и сделать должны, в смысле – изобрести! Значит, устройство какое-то. Чтобы знать, кто куда идет, что ли? И когда-то, не сейчас?! Потом. Но довольно скоро. А Рожественский откуда персидский язык знает? На всякий случай быстро записал все в блокнот, надеясь, что со временем прояснится. А дальше снова дела, заботы.

Кроме договоров с печатниками, помимо массы прочего предстояло подписать итоговые контракты на снабжение. Причем именно новый наместник должен был решить, с кем стоит иметь дело, а кого отодвинуть в сторонку, чтобы не возникло проблем в самый неподходящий момент.

Желающих участвовать нашлось хоть отбавляй. Еще бы! Ведь такие деньжищи! Но необходимый уровень надежности при последующем исполнении взятых обязательств изначально обеспечить могли далеко не все. Так что выбор оказался очень непрост. А великий князь еще был молод, потому, не слушая ни чьих советов, придерживался рекомендаций, предусмотрительно оставленных на бумаге своим предшественником.

К счастью, от более приземленных забот его к тому времени уже избавили. Кроме хорошо сработавшихся штаба флота и штаба наместника, во Владивосток прибыл начальник штаба 9-го армейского корпуса генерал-майор Перекрестов, вместе с корпусным интендантом полковником Акишевым и прочими штабными офицерами. Они успели проскочить Читу до начала стачки, но половина их корпуса так и застряла в вагонах на рельсах. Высочайшим указом этих офицеров назначили на должности начштаба и главного интенданта экспедиционного корпуса.

Их первой задачей в сложившихся обстоятельствах неожиданной железнодорожной блокады стал добор необходимых войск и оборудования взамен не доехавших прямо на месте – из того, что имеется в крепости и ее окрестностях, либо из того, что можно было подвезти в течение недели-двух.

Самой большой потерей от читинского саботажа был застрявший там в пробке эшелон с обученной командой радиотелеграфистов, полевыми радиостанциями, бензодинамо для них и запчастями. Все это пришлось срочно дополнительно изымать из маньчжурских армий, отозвав во Владивосток еще и 1-ю телеграфную искровую роту.

Для Штакельберга это было не критично. Все равно, как успел убедиться Михаил за время своего пребывания там, большая часть станций практически простаивают без дела. По причине стойкого убеждения армейского руководства в ненадежности такой связи, места их расположения соединены со штабами и частями телефоном или телеграфом, которым чаще всего и пользуются.

Но к назначенному сроку добраться до Владивостока она уже не успевала, а потому назначалась к отправке с каким-либо догоняющим судном или конвоем. Пришлось делить то, что смог добыть генерал Андреев, чтобы хотя бы минимально укомплектовать передовые штурмовые полки новыми средствами связи. В итоге для Курил оставили пять станций из восьми имевшихся на вооружении 3-й роты, а три передали экспедиционному корпусу.

Таким образом, с радио вопрос худо-бедно решился, но регулярные части взамен недоехавших снимать с фронта уже не стали. Не хотели ослаблять давление на том направлении, да и по времени перебросить их уже не успевали. Именно этими резонами и объяснялось принятое в последний момент решение о привлечении совсем свежих, но уже повоевавших полков из Цугару.

Такая ротация признавалась мерой вынужденной, но необходимой. Хоть и добавила немало суеты, поскольку заменить их на прежнем месте должны были мобилизованными, что потолковее. А тех предстояло еще отобрать из общего потока, в подавляющем большинстве – оторванных от сохи мужиков, приставленных к винтовкам и еще даже не похожих на солдат. И это все без ущерба для основного дела.

В общих хлопотах со всем этим как-то незаметно истаял кастовый барьер между водоплавающими и сухопутными. Нельзя сказать, что он полностью исчез. Были еще желающие встать в позу по поводу и без, но работать вместе, не теряя времени на никчемное выяснение отношений, уже получалось.

Благодаря активной совместной деятельности армейского и флотского командования работу по организации последних войсковых конвоев, на которые по уже обкатанной методе заканчивали грузить 101-й Пермский пехотный полк и 15-й Александрийский драгунский, удалось провести в самые кратчайшие сроки. Отдельный конвой был сформирован для гвардейских полков, которые разместили с заметно бо́льшим комфортом. При этом все равно не обошлось без скандала.

Председатель Совета государственной обороны великий князь Николай Николаевич с самого момента своего появления во Владивостоке пребывал во взвинченном состоянии. Неизвестно, была тому причиной размолвка с государем перед отъездом, вызванная категорическим несогласием дяди с наметившимся сближением с «тевтонами», или крах надежд на наместничество над всеми крайними восточными землями империи, либо что-то еще, но он все никак не мог успокоиться. Те, кто хорошо знал его до этого, терялись в догадках. Профессиональный грамотный военный теперь был не в меру вспыльчив. Хоть он и с детства не обладал должным хладнокровием, необходимым для великого полководца, сейчас вообще никак не мог совладать с собой. А привычка не только отдавать команды, но и просто разговаривать громким голосом с легким налетом надменности неприятно обострилась.

К тому же явно затянувшийся загул отнюдь не шел ему на пользу. Он не вникал должным образом в хлопоты по подготовке к отправке экспедиционного корпуса. Даже к погрузке на пароходы гвардейских полков, возглавить которые ему предстояло, не желал иметь отношения. А все штабные совещания для него сводились к краткому изложению видения ситуации. Причем каждый раз исключительно из его уст и вне всякой очереди, с несколькими тезисами относительно способов решения возможных проблем, иногда изложенных письменно и передаваемых каждый раз для дальнейшей проработки. После чего он тотчас покидал собрание. Тратить свое время на выслушивание чьих-то других мнений он категорически не желал. Как весьма весомая персона, к тому же занимающая такой пост, он мог себе это позволить. А вот погружаться в скучные расчеты и взаимные согласования – это увольте.

Вместо этого, слегка отдохнув с дороги, Николай Николаевич вполне благосклонно принял приглашение городской управы на торжественный ужин в свою честь, потом на молебен, потом на прочие соответствующие чину и статусу церемонии. С ним приехало полтора десятка человек свиты и членов совета, принимавших активное посильное участие во всех торжествах и их продолжении. Вскоре стало своего рода традицией, заканчивать их на борту парохода «Владимир», где разместили штаб Московского лейб-гвардии полка и один из его батальонов.

Уже перед самым отправлением великий князь потребовал дополнительно улучшить условия размещения гвардейских частей, лично распорядившись выгрузить значительную часть снабжения и амуниции, в том числе свою конюшню, с «Владимира» на берег с последующей передачей на любой из транспортов конвоя, который надлежало выделить именно для нужд гвардии.

Он даже выбрал подходящее, по его мнению, судно и успел распорядиться освободить там часть грузового объема. Однако после изменил свой выбор, поддавшись уговорам то ли интендантов, то ли кого-то из своей свиты. Однако новый кандидат тоже оказался забит под самый подволок, и снова пришлось распорядиться освобождать место, выслушивая скучные доводы тыловиков, которых неожиданно поддержали некоторые из штабных офицеров.