— А, точно. Несмотря на значение нашей фамилии «чёрная трясина», наша семья занимается выращиванием риса уже очень давно, и передаётся дело лишь по мужской линии. Если не родился мальчик, то женщина должна рожать до того, пока тот не родится. Тут в моём присутствии предпочитают замолкать. Так вот, у бабули родились два сына, младший из которых мой отец, а старший — отец Рю-сана. Через несколько лет он станет главным в семье, а нас много, о-очень много, рожали ведь.

— А тебе нормально это всё говорить мне? Я же абсолютно чужой человек.

— Как это? Вы же друг Рю-сана?

— Разумеется, — как нечего делать, отвечаю я.

— Всё, убедился. Я вам верю.

Я крайне обескуражен. А что, мне нравится. Мне выпала редкостная возможность не обрабатывать мозги близких клиента, узнавая о них больше, чем в частой практике. Может, я возьму чересчур показаний, чтобы придумать ему приговор.

Какими бы ни были дети, но Акира слишком доверчив, смотрит на мир через разноцветные линзы, что безбожно распаляется любовью. По рассказам Рю настолько особенный, что может светиться в темноте и параллельно обычный подросток по моим наблюдениям, только мне не дают ухватиться за верёвочку основной истории Куросавы. Меня будто специально уводят, как ребёнка мимо стеллажа со сладостями. Лучше здесь не высовываться, так, непринуждённо просить о внимании.

— Могу я спросить, почему для тебя Куросава идеален?

— Потому что… я не встречал людей, которые бы тоже любили меня молча.

Подобные речи бьют по самому больному.

— Я рад, — поспешно добавил Акира, — что у него есть вы. Он же почти с нами, с моим дядей и тётей не видится. Пусть у него будете вы.

— Ямамото по дороге сказал, что Куросава от меня не отцепится. Он же не шутил?

— Я думаю… я не уверен. Ямамото-сан взрослый — лучше меня разбирается.

— А всё же, то, что Куросава пошёл однажды за мной сам, означает ли это?

— У него нет друзей, так что неверное.

Теперь Акира пригладил рыжие волосы и огляделся, непринуждённо прыгая с одной фотографии на другую. В душе он улыбался. А я как только мог, прикладывая все усилия, избегал мелькающих в моей голове картинок с множества предысторий. Если я опять войду в них, я отключусь, и этому мальчишке придётся меня откачивать. Слава богу, если он не умеет измерять пульс.

А впрочем, я преуменьшаю проблему с развешанными повсюду фото Куросавы. Я это сейчас не только про Акиру с его странностями и многогранной любовью к старшему братику, нет. Я ещё про то, как они яростно пытаются залезть внутрь меня. Чувствую, как набухают вены у меня на предплечьях и плечах, шее, хоть в них и не льётся кровь.

Земное воздействие, как же я ненавижу его. Проводники третьего типа так же не могут это контролировать. Что-то схожее с человеческим инстинктом самосохранения.

Сцены воспоминаний давили на меня, морально я уже отстранялся от мира, но, глядя на Акиру, хватаясь за него как за спасательный круг, способен двигаться. Блин, представители первого типа же хватаются за живое… причём тут я? Стар я уже стал. У меня много преимуществ над людьми, но это я особенно ненавижу: быть зависимым.

На миг меня отвлёк немного грустный вид Акиры. О нет, Акира, что случилось?

— Так или иначе, я не заменю ему брата. Радуйся тому, что тебе можно его обнимать. Позволь признаться, он даже близко меня к себе не подпускает. У тебя точно надо мной преимущество, — и подмигнул, касаясь локтем его плеча, так как я сел на колени у изножья, сложа вместе руки. — Огромное преимущество.

— А знаешь, ты совершенно не страшный, — высунулся Акира из своего кокона (одеяла) и в упор начал разглядывать маску.

— А я страшный? — не заметил, чтоб от меня шарахались дети или, по крайней мере, он.

— Да, — выдал как само собой разумеющееся. — Я же смелый парень, зачем мне выдавать себя?

— Такой настрой мне больше по душе, милый Акира-чан.

Я по-дружески потеребил его волосы и плавно спустился к щеке. Живой. Без резких движений, чтобы не попасть в захват висящих повсюду фотографий, я встал на ноги и, наводя перед собой пелену, дабы не отвлекаться, просто мерил шагами комнату.

— А вы давно знакомы с Рю-саном?

— Что, вишенка моя?

Извиняюсь, привычка. Не удерживаюсь, когда хочу сделать комплимент.

Обожаю наблюдать за смущением людей, особенно, когда виной всему я. Окрыляет, знаете ли.

— Ну, это как посмотреть, — протянул неоднозначно я. — Два месяца.

Врать мне не запрещали. А сам вопрос исключительно для меня важен, не только для Акиры. Ну, давай, выкладывай всё, что у тебя на уме, мой любимый источник информации, мне как никогда нужна помощь такого милого собеседника, как ты.

— Для Рю это долго, — покачал тот головой.

— Да уж.

— Он вам не рас…

Я поглядел на него в позе «а ты как думаешь?», сразу отвечая на недоконченный вопрос, отчего тот хмыкнул.

— Вы просто нескоро с ним снова увидитесь.

— К чему это ты? — мне чрезвычайно нравился этот разговор, прямо до боли.

— Когда он закончит школу, он должен будет вернуться сюда и помогать семье. Рю-сан, пока жива бабушка, будет у неё учиться, а потом станет главным. У нашей семьи есть бизнес. Террасы, которые вы наверняка видели, принадлежат нам, и затем за управление возьмётся Рю-сан как старший сын. Без него никак.

— И зачем ты мне об этом говоришь? Разве это не личное?

— Вроде да, но это меня не волнует, — отмахнулся он. — Вы его друг, а он, пока дойдёт до этого, сначала сединой покроется.

— На сто процентов согласен с тобой, вишенка.

— Его к этому готовят. Мы все любим его и надеемся. Он… Он… Я хочу быть, как старший брат. Я младший, и, получается, принесу меньше пользы семье… Но я не унываю! Просто бабушке тоже хочу быть полезным.

Как бы вишенка там ни оправдывался, Акира понурил нос. Глаза — зеркало души. Даже Проводники работают по этому признаку, и я не исключение. Из-за опущенных ресниц видны мне две искорки, так и жаждущие вырваться на свободу, на свет, исходящий из окна. Дети не умеют ничего скрывать, держать в себе, за что я их больше всех живых ценю и, в каком-то смысле, предпочитаю.

— У каждого члена нашего семейства всего по два-три друга, и я приму за честь тоже стать вашим другом вместе с Рю-саном. Вот бы он не был против. Я не со зла, честно, — воззрился малыш Акира на меня уж больно выжидающе, мне аж стыдно маленько стало.

— Рад, истинно, — как всегда, приложил ладонь к груди, показывая свою признательность и правдивость слов.

Заслужить доверие ребёнка не так уж легко, но и не сложно, ибо их мозг сразу запрограммирован на фильтровку всего, что увидит или попадёт в поле их зрения. Людям и делать ничто не надо, дети совершают свою фильтровку самостоятельно. Ты просто стой смирно и улыбайся, что-то похоже на «улыбаемся и машем». Вроде Акира ещё при моём входе «профильтровал» меня. Я прошёл проверку и не сомневался в её исходе, потому как странно быть плохим, когда я не занимаюсь ничем этаким. Конечно, без сомнений, необычный я, но принципиальный, что, похоже, порой спасает мне жизнь вот в такие моменты, когда на пути встают молодые представители человечества.

— Тогда, если вы не возражаете, я покажу вам кое-что.

Акира залез на стул и достал из дверцы шкафа увесистую на вид папку. Да, увесистая. Малыш чуть не грохнулся на пол, однако уверенно выпрямился, снова занимая своё место на кровати. Я предпочёл составить ему компанию, присев на краешек.

— Этот альбом вообще хранит у себя бабушка, — он продемонстрировал мне папку шириной корешка в шесть сантиметров и водрузил на матрас, поворачиваясь сам так, чтобы мы оба смогли его просматривать. — Эм-м… А вам не жарко?

Справедливый вопрос, смотря на то, что я не снял пальто при входе.

— Нет, нисколько. А тебе не холодно?

— Не беспокойтесь, я ещё молодой.

Он открыл альбом и только затем понял, как это звучало. Я уже шуточно-серьёзно оборотился на него — Акира покраснел.