— Для тебя важнее неживая тварь, чем я!

— Она… была…

Акира вновь наступил на провод — Рю с болью подался вперёд.

— …тварью, — докончил младший, вызвав в чёрных радужках брата всепоглощающую злобу.

— Она… спасала… меня.

Рю уже не мог терпеть. Его жизнь на волоске от гибели. Он вдруг начал раскрывать рот, как рыба на суше, ловить не хватающие глотки воздуха.

— Алистер…

Я точно сорвался с катушек.

Распахнул дверь, вваливаясь внутрь. Три минуты. Пусть четвёртое правило катится ко всем чертям. Не до него.

А бы хотел отгородить Акиру от Рю, развязать чёртов узел, сделать хоть что-то полезное, но сам не ожидал от себя того, что упаду рядом с Куросавой и возьму его за бледную щёку, заглядывая в глаза с таким страхом, будто потеряю нечто важное, самое важное, что у меня есть.

— Просто смотрел и слушал… — прошептал Рю так, чтобы его смог услышать только я. — Ты странный.

Эмоции упали с моего лица. Сломленность ли это, не в моём состоянии искать истину в себе, и поздно предпринимать что-либо похожее с Рю. Я встаю, желая высказаться насчёт неправильных действий, за которые ему, Акире, дадут срок (или что там дают в Японии за проступки несовершеннолетних), за которые он будет расплачиваться мучительно, с особой отдачей, обременением. Грязь не сойдёт с него в этой жизни. И если в другой не скинет тяжкие воспоминания, душа не упокоится.

Кого я обманываю. Разве Акира мне важен?

— Отойди, Акира, — меня сейчас мало на что хватит. Я совсем не замечаю, как голос подрагивает. Я держу субординацию, держу эту блядскую серьёзность и сухость в словах, мне начинает казаться, что поступаю ужасно несправедливо с Рю. Господи, когда же это закончится?

— Ты всё ещё за его?! — орёт Акира. — И это после всего, что я…

Он замахнулся на меня. Я одним движением сомкнул на его запястье ладонь, непроизвольно сжимая.

— Значит, когда он тебя не бьёт, ты считаешь своим долгом самому быть виновным в физическом насилии? Акира, очнись! — отпустил его.

Я пытался хоть как-то отвлечь его от старшего брата. Тратятся впустую считанные секунды драгоценной человеческой жизни, которой скоро больше не станет. Есть шанс, что Рю… всё-таки избежит всего этого. У него немыслимые взгляды на жизнь, вчера произошло столько всего: случай в автобусе, давящая атмосфера семейных злых воспоминаний, прекрасный вечер и не менее удивительный Куросава на холме. С ним ушёл закат, но жизнь должна быть с ним. Он обязан жить. Добиться того, чего заслуживает. Я верю. Я… окончательно запутался.

Я тряс мальчишку за плечи — тщетно.

— Рю-сан, я тебя люблю! Он не понимает, что так и мне, и тебе будет лучше! Услышь меня!

— Куросава…

— Ты… двуличный говнюк, — еле выговорил Рю, повернувшись к младшему. — Ты меня любишь, но, знай, не взаимно.

— Куросава, пожалуйста, ничего не говори, потерпи ещё немного.

— Дай мне её… — чистейший шёпот, не много вариантов он мне дал, но я понял. Я выполню его просьбу. Кивнул ему.

Вместо согласия или какого-нибудь знака он в своей манере ухмыльнулся и устремился на меня. Пока я держал всё в своих ненадёжных руках, плохо игнорировал Рю и следил за тем, чтобы Акира не выкинул что-либо ещё. Одновременно метался к проводу, ибо малец мог с лёгкостью дотянуться до него. Я разрывался на части в этот момент. Куросаву ещё можно спасти, остепенить Акиру, прекратить этот фарс, но с каждой ушедшей секундой мне меньше настаёт так полагать.

— Алистер, послушай…

— Нет, ты мне потом скажешь, — я хочу отсрочить сегодня.

— Не смогу. Послушай, тот высокий холм…

— Думаешь только о себе! Не живи!

Непозволительно много произошло на эти ужасные мгновения.

Я исчез. Как по классике, я исчезаю перед смертью клиента, и этот раз не оказался исключением. За что?!

Рю умолк и с мольбой уставился на пустое место, где был раньше я. Я никогда не захочу снова увидеть спокойный взгляд Рю, нет-нет-нет-нет-нет!

Акира не обратил на моё исчезновение внимания и быстро добрался до стены. Он не смотрел на Рю, он лишь с остервенением желал отомстить за жестокие годы невзаимной любви и непонимания близких. Акира не справился с проблемами, что окутывали его с рождения в этой проклятой семье. Но самое главное всегда упущено: ему не удалось, а вот Рю прошёл трудности с честью и достоинством.

Акира добрался до цели и схватил вилку. Воткнул в сеть.

Перед этим я явился лишь Куросаве со снятой маской. Он видит всё. Пусть покоится с миром и не боится смерти. Рю не достоин смерти.

— …как видишь, я не спрыгнул.

«Живи». Я прижал к его рукам самое важное, что у него было, за что он готов страдать. Аи важна для него, и её сердце пусть бьётся вместе с его по ту сторону.

В один миг всё застыло. Картинка замерла, стёрлась. И я, со своим изуродованный лицом, смотрел теперь, как утекает жизнь из таких красивых чёрных глаз. Потерялся блеск; будто бы поблек оттенок. Рю застыл неподвижно, даже голова не опустилась, и от этого ком застрял в глотке. Помню лишь, как до него добрался ток. На шее увеличивался шрам. И вот закончился его последний вздох. Конец.

— Рю.

Я опустил его несопротивляющиеся веки. Голова вдруг стала чертовски тяжёлой. Грудь его не вздымалась, губы чуть приоткрыты, такой молодой.

Акира посмотрел на брата, не веря. Да, это ты убил его. Но он меня не видит, не мне заниматься нравоучениями. Я не хочу его знать. Мёртвое тело друга зовёт меня, просит не уходить, но я и без того тут задержался. Мне следует покинуть это место впредь и навсегда. Но здесь тело Рю…

Я надеваю маску и ухожу отсюда. Прочь.

И лишь детские одинокие крики провожали меня до входной двери.

***

Я сижу на том же холме, не снимая ни пальто, ни туфель. Неподвижно. Не было холодно, просто… как-то необычно. Кожа покрылась мурашками, когда внутри что-то защемило. Это началось, стоило мне показать настоящего себя, без маски, Куро… Рю видел меня таким, это непростительно. Как я посмел? Это… это несправедливо по отношению к Рю, ко мне, к нам, без разделений. Я лишь следовал предписанию, тому, чем я занимался две сотни лет. Я как ребёнок верен своей работе. Миссия за миссией, задание за заданием меня нечем было сломить. Так что же сейчас происходит? Почему именно Рю? За что мне такая карма?

Начинаю никчёмно себя чувствовать, когда признаюсь, что не в состоянии ответить на собственные вопросы. И самое несправедливое — некому из задать. Раньше я задумывался об одиночестве, годы этому посвятил, и, выходит, я не испытывал его ни разу, будучи окутанным в нём с головой. Куросава, зачем ты так со мной? На кого ты меня оставляешь, ха-ха? Грустинка застряла где-то, и мне вовсе не смешно.

Без понятия, была ли во всём цель, либо судьба распорядилась так, как всегда распоряжается, и мне нечему, в принципе, удивляться, но всё равно плохо. Мне плохо.

Вот вроде бы вид тот же: оранжевый закат, синие облака, деревья изумрудного цвета.

Но этот закат ничто, по сравнению с черными живыми зеркальными глазами, прекраснее чего, выходит, я никогда не видел.

Настало время Мрака.

Меня снова поглощает в свой мир, являющийся для меня и домом, и тихим пристанищем, и просто переходом в порталы, которые переносят Проводников из Мрака в Тихий. И срок исчезновения с той стороны на другую не подгадать. Всё случается именно в данный момент: понадобится ли Проводник для новой миссии, и когда. Проводникам по своему усмотрению позволяется самим перемещаться во Мрак по окончании работы, но никому доселе не удавалось войти в Тихий самостоятельно.

Мою кожу покалывает, как это всегда бывает при «переходе», и вижу меркнущий передо мной пейзаж. Всё остаётся позади, а Проводник идёт вперёд и только вперёд, хотя мне иногда кажется, что сам мир стоит на месте, не подстраиваясь под должный ритм, пусть и не связанный с Проводниками. Он замер под решёткой собственной неполноценности.